Люди сумрака (СИ) - Герцен Кармаль. Страница 13

— Значит, он не хочет меня выпускать, — тихо произнесла я. — Думает, что я одержима Сатаной. Не хочет… чтобы кто-то узнал об этом.

— Может даже думает, что так будет лучше для тебя, — со вздохом сказала Лили-Белла. — Многие люди боятся, что маги — одержимые — могут не совладать со своим даром и причинить вред другим.

— И такое правда бывало?

Лили-Белла кивнула.

— К сожалению, да. Но это не дает право людям винить невиновных. Маги — как псы, уж прости за сравнение. Есть дикие, озлобленные, агрессивные — те самые порченные, о которых постоянно говорят. А есть милые дворняжки…

— Как я? — я улыбнулась сквозь слезы.

— Неет, — протянула Лили-Белла, ласково глядя на меня. — Ты — особенная, в тебе есть порода.

— Глупая, я люблю кошек, — рассмеялась я. — Сравнение с ними нравится мне гораздо больше.

Смех быстро затих, стоило мне подумать: как долго мне еще предстоит пробыть здесь? Лили-Белла не может влиять на мир живых, а значит, не может и рассказать людям обо мне. Папа считает меня чудовищем, хотя и не забывает кормить. По-своему, он заботится обо мне. Но любит ли?

Вряд ли. Боюсь, его любовь ко мне прошла в тот самый миг, когда от нас ушла мама — женщина, которую он любил больше жизни.

Повзрослев, я часто думала о том, что произошло. Поняла, что ошибалась — ненавидеть меня отец начал гораздо раньше. Когда я стала проявлять свои способности. Каждый раз, говоря о том, что вижу «странных серых людей», мертвых, порой искалеченных и обезображенных людей, я словно забивала гвоздь в крышку гроба. Наша семья рушилась по кирпичику каждый раз, когда я, наивная, делилась с родителями своими страхами. А уход матери стал последней каплей для отца…

Да, он мог бы выбрать меньшее из двух зол и отдать меня Выжигателям, которые бы усмирили мой дар, запечатали его — но что потом? Общество жестоко порицает семьи заклейменных, а церковь пристально за ними следит: а вдруг это именно родители — последователи Сатаны, вдруг именно они виноваты в том, что у их детей порченная кровь?

Для истово верующей матери это стало бы ударом. А для отца… я больше не была его маленькой девочкой. Для него отныне я стала монстром, которого приходилось скрывать ото всех.

ГЛАВА 10

Мы планировали заехать к Шейле Макинтайр, но с этим пришлось немного повременить — Лори послала мне смс-ку, что последний урок отменили — учительница заболела. Я отпросилась на полчаса, чтобы отвезти дочь домой. Флетчер лишь равнодушно пожал плечами и попросил подбросить его до ближайшего кафе — мое присутствие, кажется, ему совершенно не требовалось.

Заводя мотор, я с полминуты наблюдала за ним через стеклянную витрину кафе, где мой напарник решил пообедать. Пальто он снял и аккуратно повесил на вешалку — а не бросил на диванчик рядом с собой, как подавляющее большинство постояльцев. Что-то заказал, не реагируя ни на призывные взгляды двух хорошеньких студенточек за соседним столиком, ни на улыбку официантки, сменившуюся разочарованной гримаской. Одиночка — он словно бы отгораживался от всех невидимой стеной.

Наверное, только сейчас я осознала, что вижу перед собой усмиренного мага. Интересно, каково это? Отличается ли от моих ощущений, ощущений заклейменной его братьями по церкви? Что заставило его пойти в Выжигатели? И — что куда важнее — что заставило оттуда уйти?

В самом облике нордического красавца Феликса Флетчера, в его истории было столько темных пятен… Я тряхнула головой, отгоняя наваждение. Он — враг. Мне нельзя об этом забывать.

Заехала в школу, поцеловала тоскующую на скамейке дочь. Она юркнула в машину. Я хотела было последовать ее примеру, как вдруг увидела миссис Грешом, выходящую за пределы школьных ворот. Миссис Грешом преподавала у Лори математику, как и у меня долгих девять лет назад. Сухопарая, невысокая, она всегда отличалась активной жестикуляцией и словоохотливостью. Каждый раз, завидев меня, она приглашала меня домой на чай, я же неизменно отказывалась, ссылаясь на занятость.

— Кармаль, милая, как я рада тебя видеть!

Мне не оставили и шанса скрыться в машине и избежать бессмысленной болтовни.

— Миссис Грешом, я ужасно тороплюсь, — уже привычно покаялась я.

Она вздохнула, а я вдруг отчетливо поняла, насколько же она одинока. Ее муж погиб еще когда я училась в старших классах, детей никогда не было…

— Хотите, я забегу к вам вечером на чай? — слова сорвались с языка прежде, чем я успела их остановить. И откуда вдруг во мне проснулась жалостливость?

Миссис Грешом явно не ожидала от меня подобного предложения, даже Лори забавно округлила глаза, слушая наш разговор из приоткрытого окна машины.

— Конечно, милая! — оживилась преподавательница. Даже румянец засиял на щеках.

— А сейчас мне правда нужно идти. — Я уже подошла к двери, но внезапно пришедшая в голову мысль заставила меня круто развернуться. — Миссис Грешом… Вы помните Эмили Монаган?

— Конечно, — чуть поморщившись, отозвалась она.

Странное выражение, промелькнувшее на ее лице, не укрылось от моего взгляда.

— Кажется, вы не слишком ее любили, — осторожно заметила я.

— Я понимаю, что должна относиться ко всем учащимся одинаково, но мне было не так-то просто закрывать глаза на ее грубые выходки. Я рада, что она переросла это. Слышала, она добилась немалых успехов.

Я озадаченно смотрела на миссис Грешом. Перед глазами всплыло улыбающаяся мне со страниц газеты Эмили, нежно обнимающая мужа.

— Грубые выходки… Вы не путаете ее с сестрой, Шейлой?

Учительница рассмеялась хрипловатым смехом.

— Я не настолько стара, чтобы их перепутать. Шейла была чудным ребенком, обладающей удивительной способностью сплачивать вокруг себя людей. Я ни разу не услышала от нее дурного слова… А Эмили… — Она замялась, явно не желая говорить про бывшую ученицу плохого.

— Миссис Грешом, мне нужно знать, — мягко сказала я. Если Эмили Монаган еще в школьные годы умудрилась нажить себе врагов, то теперь, после того, как она стала знаменитой, старые обиды, приправленные жгучей завистью, вполне могли стать причиной ее убийства. Правда, тогда возникал закономерный вопрос — почему так поздно?

Миссис Грешом настороженно взглянула на меня, но все же нехотя ответила:

— В школе Эмили называли странной девочкой. Она была мрачной, погруженной в себя. Я не раз находила следы от свежих порезов на руках. С Шейлой Эмили никогда не ладила, да и с остальными тоже. Долгое время была изгоем, аутсайдером. А потом влилась в… нехорошую, скажем, компанию. Если раньше издевались над ней, то потом она стала издеваться над другими. Поменяла роли. Я не раз слышала жалобы от учениц, которых она запирала в туалете — чисто смеха ради. Все они были похожи на нее прежнюю — одинокие, запуганные, потерянные. Она словно мстила им за свою собственную жизнь.

Миссис Грешом помолчала.

— Эмили заходила в школу несколько лет назад — провела для детей с ограниченными возможностями презентацию книги, и мне подарила экземпляр. Я смотрела на нее и не могла поверить, что передо мной действительно Эмили Роуз. Надеюсь, это не двуличность ради продвижения книги, надеюсь, она и вправду изменилась. Она даже попросила у меня прощение — за все.

Сказать, что я была поражена — это ничего не сказать. Образ Эмили никак не желал складываться в моей голове, распадаясь на осколки. Вот она — примерная жена, филантроп, успешная писательница, ценой неимоверных усилий вставшая с инвалидного кресла. И вот — ненавидящая окружающий мир грубиянка, издевающаяся над одноклассницами.

Быть может, несколько лет, проведенные в инвалидной коляске, заставили ее по-другому взглянуть на жизнь? Но в то, что люди могут измениться настолько кардинально, мне верилось с трудом.

— Спасибо, миссис Грешом, — искренне сказала я.

— Так что случилось-то? — забеспокоилась она.