Качели судьбы (СИ) - Пафут Наталья. Страница 63

— Где вы закопали синеволосого дракатона?

— Какого дракатона? Я вам весь день повторяю, они все умерли! Все! Во время обряда возврата!

К нему подошел худощавый, невысокий дракатон. Светлые волосы, худое, узкое лицо, впалые щеки, большие, чуть удлиненные глаза стального цвета — казалось бы, незаметный среди леса высоченных высших дракатонов, ощерившихся шипастыми татуировками разъяренных драконов на лицах. Но пленник, увидев этого мужчину, еще больше задрожал — если сам наместник Кати Гаскелл, самое влиятельное существо этого мира — допрашивает его здесь, на краю света, то его дела действительно плохи;

— Милард Кардин, — мягкий голос с чуть шипящим акцентом отнюдь не успокоил допрашиваемого, он еще сильнее задрожал, — расскажите про обряд апсин-стасиса, проведенного над дракатонами в вашем университете,

— Но я ведь уже тысячу раз говорил, меня там не было! — Его голос сорвался от визга, — я ничего не знаю!

— Расскажите, что знаете…Все, что знаете… — Милард Гарридан жалобно вскрикнул…

— Кати, что делать? — Отчаяние в голосе дракатона прорвалось через его железный контроль. Кати впервые видел друга в таком состоянии. — Это конец! Мы прочесываем это прокрятую страну уже второй месяц! Это последний курс этого поганого университета. Все, конец! Идти больше некуда.

— Но ведь он был, Рэйд, был, они ведь нашли его?

— Не знаю, — мужчина вцепился себе в волосы, подергал, — может мы просто очень хотим, чтобы был. Мы имеем только рассказ той полоумной, которая, в свою очередь, повторила чью-то историю. Кор ее проверил — этот дебил Гарри оскорбил ее, вот она и мстит…

— Так, стоп, — остановил этот поток отчаянных слов молодой дракатон, — они действительно нашли тела — двадцать два тела высших дракатонов, да вы сами их видели, абсолютно точно подходят под древние описания. Клянусь, я узнал своего предка — Ликариона Хейварда, я читал его описание в семейных хрониках. Он был с Вирити. Они были вместе в том, последнем, походе. Есть список имен…так гласит легенда, — его голос звучал тише и тише, неувереннее и неувереннее, но ведь есть шанс…что… — Вся горячность черноглазаго дракатона сдулась, — но ведь…

— Они все вспоминают синеволосого мутанта. — Сказал другой дракатон после непродолжительного молчания. — Но их воспоминания абсолютно одинаковые, вплоть до мельчайшей подробности! Как будто кто-то засунул им эти картинки!

— Но откуда они узнали описание?

— Кто-то внимательно изучил наши легенды и страхи…

— Диверсия? — Задумчиво спросил Кати, — Но против кого? Попытка посорить нас с Суларией? Попытка разжечь войну?

— Кому это надо?

— Да любому соседу! Возьми хоть Занвею, которую они недавно разрушили или Багалию! Доблестная Сулария всем успела нагадить.

— Или это попытка свергнуть императора Витраса нашими руками. Мне кажется, старик сам подозревает это, поэтому так активно помогает нам. Но он думал на то ничтожество — его внебрачного сынка Гарридана.

— Мда-а-а…

— Ксати, голова у него действительно полна грязными планами, — добавил молчащий до этого времени Кор, — какого дерьма там только не намешано — и садизм, и убийства, и мания величия, и мечта о власти, и о драконах, добить бы его, как клопа…

— Не наша проблема, руки еще пачкать, — покачал головой Кати, — но вот кто может играть такую опасную игру и вовлекать нас… не знаю…как то не вяжется все это… И дракатоны эти замороженные опять же, так нарочно не придумаешь…

— Ну а если они действительно разморозили его и убили, закопали в лесу и испугались?

— Или спрятали?

— Спрятали Верити, Шеллана, — вдруг онемевшими губами повторил Кати, — даже сама мысль была кощунственной, невозможной. — Пытали, а потом спрятали… — Все побелели. Их затрясло ознобом. Даже их отчаяние тонуло в животном ужасе и омерзении.

— Кати, ты его додзен, ты смог бы его почувствовать?

Наместник задумчиво покачал головой,

— Не знаю, Стаси, я же его никогда не встречал, не знаю, — и такая тоска прозвучала в этих словах, столько горя было в глазах Кати, что все отвели взгляд, все знали, что додзен без своего Шеллана не живет, а полусуществует — тяжелая доля рода Гаскелл навеки. — Я постоянно стучусь к нему, пытаюсь дотянуться и…тишина… — Кати стоял, вытянувшись, бледный до зелени в лице.

— У нас осталось последнее звено, — нарочито бодро сказал Стаси, — Айрин де Ариман де Сансет. Она исчезла. Дома не появлялась, здесь, с выпускниками, ее нет. Этот Гарридан и ее наставница, Маррая Утка, считают, что ее увезли гонцы императора за несколько дней до практики. — Доложил черноглазый, — гонцы действительно были, Витлас признал это. Их больше никто не видел. Гонцы исчезли. Студентка исчезла.

— Она может быть тем таинственным менталистом?

— Маррая Утка не вспоминает этого ее таланта, — сказал Кор, — хотя это ничего не означает. У меня слепок ее ауры, но университетская печать скрывает ее. Или Айрин мертва, или прячется, или она наш таинственный враг.

— Может не столько от нас она прячется, сколько от жениха, Маррая вспоминает, что она не хотела свадьбы со стариком императором. Что она страстно влюблена в этого Гарридана.

— Ерунда какая-то! Я запутался и ничего не понимаю! — Застонал Рэйд.

— Я должен вернуться в Дракатию, — со вздохом сдался Кати, — Рэйд, отзывай своих из Суларии. Мы ищем иголку в стоге сена. Заедем в Карланао на несколько дней. Там потрясу императора про эту Айрин. Потом возвращаемся домой.

Ясно были видны низкие, рваные облака, летящие в небе, грязном и железном. Это был рассвет.

Четверо суток протекли в бездействии. Уже несколько дней, как шел дождь, холодный и серый, хорошо подходивший к настроению евронийских студентов.

Неудовлетворенность, страх, зловещие следы перенесенной физической и моральной боли, разочарование собой, тупая озлобленность — всего этого было в достатке, и очень, очень редко мелькали веселые лица, чувствовалась растерянность и сильная нервозность. Смех и песни замолкли. Заррот молчал, мрачный как истукан, а Джеймс, всегда веселый и живой Джеймс, просто переродился. Целые дни он сидит у себя в комнате, обложенный какими-то книгами и словарями. Очень часто к нему присоединяется Ганна. Вообще, эти двое теперь стали неразлучны. Только одна Ганна имеет доступ в его комнату. Также за последнее время Джеймс очень сдружился с Недом.

Глен тоже страшно переменился. Он очень бледный и вялый, хотя Зои и Айрин не подпускает к себе. На все вопросы твердит одно, что здоров, а «только очень холодно тут в горах» — он постоянно дрожит, хотя раньше за ним такого не наблюдалось. И все рассеянно улыбается чему-то постоянно и прислушивается как-будто к чему-то, слышному только ему. Бледные, заострившиеся черты лица Глена с открытыми неподвижными глазами, в которых играет огонь от камина, у которого он теперь проводит все время, почему-то наводят на окружающих холодный ужас — «наверное по Каю тоскует», — решила про себя Айрин, в очередной раз вздрагивая от странной улыбки друга.

…Айрин едва сдерживала слезы. Поморгала, посмотрела наверх, вниз, в окно — только бы не заплакать — сквозь зелень огромных деревьев жидкий свет падал в окно ее спальни, на подоконнике надувал горло, топтался голубь, и еще какие-то птицы посвистывали… Все тихо и спокойно, умиротворенно. И ни тех огромных деревьев, ни жутких кустов, специально цепляющих их за ноги и руки. А сколько было затрачено силы, чтобы пройти эти триста шагов!

— Я вытащила его оттуда, — сказала она тихо и глубоко вздохнула. — Вернее, то, что от него осталось,

Девушка посмотрела на большую кровать, где лежал дракатон. В спальне возле отделанной панелями стены стояла широченная кровать с толстыми темными столбиками, похожими на колонны перед дворцом. Толстое вышитое покрывало стекало с нее как застывший радужный водопад. Тусклый солнечный луч рассекал темный дорогой ковер и освещал нижнюю половину кровати — Эссейл лежал там неподвижный, бледный, но живой. Благодаря удивительной регенерации, огромные, рванные раны дракатона зажили уже на следующий день. Но он все еще не приходил в себя! Зои и Айрин решили, что Николя и Эссейл страдали не столько от потери крови и ран, сколько от истощения их жизненной ауры. Эти твари из тумана не только пили кровь и грызли плоть, они, видимо, поглощали еще и жизненную силу жертвы. Только Эссейл лежал неподвижно, как мертвый, а Николя при этом еще тихо и жалобно стонал, и почерневшей от горя Зои казалось, вот-вот замолкнет навеки.