Ягодка опять (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 8

Интересно, кто в этом году в гостях у моего бывшего мужа и его новой жены? Если те же, кто бывали и в мою пору, наши общие друзья, то наверняка скоро позвонят и что-нибудь скажут по этому поводу. Если нет… Наверно, нет. Мне почему-то кажется, что никого из тех, кто знал нас с Игорем много лет как семью, его новая супруга приглашать просто не захочет… Хотя…

В любом случае никто мне не звонит и ничего не рассказывает. Какой из этого следует вывод? Да никакого! Кроме того, что хватит жить прошлым. В этом нагрянувшая второго числа ко мне в гости Любка совершенно права.

— По телику тут недавно показывали «О чем говорят мужчины?». Мой смотрел, ну и я… Ты видела? — отрицательно качаю головой. — Посмотри. Смешной фильм, добрый. Но не это меня совершенно поразило. Там такие вставочки документальные — разные известные люди какие-то свои мысли на камеру высказывают. И вот Макаревич. Говорит: осознал, что самое страшное с приближением старости с ним произошло. Говорит: я лишился будущего. В молодости, мол, все было неясно, все было впереди. Непонятно, как карьера сложится, как жизнь пойдет, ну все такое. А теперь, говорит, я точно все знаю: чем заниматься буду, с кем жить, где проводить отпуск. Нет будущего. Будущее стало настоящим.

— И что?

— С тех пор все думаю об этих его словах. Умный он человек, но все-таки дурак.

Смеюсь.

— Пока ты жив, будущее у тебя есть всегда. А если верить индусам, так и после. Произойти-то с любым из нас может все что угодно. В любой момент. И это «что-то» способно так изменить твою жизнь, что и себя-то не узнаешь, не то что свое будущее. Да что я тебе рассказываю-то? Сама, на собственной шкуре все испытала…

— Это точно. Теперь будущее у меня снова есть. Причем более чем туманное.

— Давай за это и выпьем…

Вот интересно, в свете только что состоявшегося глубоко философского разговора, можно ли считать будущим то, что я точно знаю — завтра мы обе встанем с больной головой? Или это, согласно теории Макаревича, уже настоящее? Объективная реальность, данная нам в ощущениях…

В первый рабочий день после праздников волнуюсь ужасно. Предстоит ведь знакомство с моим потенциальным шефом. Сначала должна подъехать к нему на работу. Уже потом, если произведу хорошее впечатление на него, он повезет знакомиться с сыном и женой. Что ж, все правильно.

Ух ты! Контора-то солидная. Стекло-бетон. Мрамор на полу, цветы в кадках, лифты с зеркалами… Мне нужно подняться на пятый этаж. Здесь в коридоре уже не мрамор, а паркет, покрытый посередке классическим красным ковром с зеленой каймой. Очень консервативно. Рядом с дверью того кабинета, в который мне и надо, висит табличка: «Приемная». А дальше что-то трудно воспринимаемое. В целом получается, что иду я в приемную Директора Директората какой-то там Дирекции. Как все-таки велик и могуч русский язык! И все ведь логично! Если есть Дирекция, то у нее, наверно, должен быть Директорат, а в нем, соответственно, Директор…

Захожу. Хозяин, и правда, консерватор. Здесь тоже паркет, тяжелая деревянная мебель и фикус на окне. Секретарше, которая встречает меня коротким кивком, лет приблизительно столько же, сколько мне. Не молоденькая «курица» с силиконовыми губами и пустотой в глазах. Хороший знак. За меня ведь хоть и замолвили словечко, но все равно на одном этом далеко не уедешь. Я бы, например, сорок раз подумала, отмерила, взвесила, прежде чем доверить своего ребенка чужому человеку…

На этот раз я не опоздала, но могла бы смело. Хозяин кабинета занят — затянулось совещание. Сажусь в предложенное секретаршей кресло и готовлюсь к долгому ожиданию. Приглушенный гул, который раздается за дверями, доказывает, что там все проходит бурно. Только через сорок минут из кабинета начинают валить распаренные, как после бани, мужики. Судя по их лицам, головомойку им шеф устроил изрядную. Страшен во гневе? Стоит намотать на ус. Я ведь, если все сложится, тоже стану его наемным работником…

Наконец, меня приглашают. Вхожу. Странно, но хозяина не наблюдается. Кабинет пуст. Только в задней стене распахнутая дверь, за которой слышу какое-то шевеление. Стою жду. А что остается? Пока жду оглядываюсь. На стене за рабочим столом президент в рамке. На столе — российский флажок на подставке. Все как положено.

Правда флажка этого почти не видно за горами бумаг и папок, которыми завален стол. Нелегка, как видно, бизнесменская жизнь Директора Директората. А вот и он. Выглядывает из той самой открытой двери.

— Здравствуйте.

— Здрасте. Садитесь. Я сейчас…

Появляется через пять минут. Почти падает в свое директорское кресло и крутит головой в тугом воротнике рубашки. Словно проверяет, не отвинтилась ли, крепко ли держится.

— Уф! Укатали сивку крутые горки.

Улыбаюсь. Смотрит изучающе. Что ж имеет право. Смотрю в ответ.

— За вас просил человек, которому я отказать не могу. В силу служебного положения…

— Но это еще не повод доверять ребенка, кому попало.

Сначала хмурится. Потом улыбается. Улыбка очень идет ему, сразу превращая замкнутое, даже суровое и в общем-то некрасивое лицо в замечательно добрую и забавную физиономию. Когда-то вычитала, что только когда человек улыбается, ты видишь его истинное лицо. И это его лицо мне нравится. Уже немало.

— Видите ли… Ванька классный парень, но… с ним трудно.

— Если с ребенком легко — его надо вести к доктору, у него какие-то проблемы. Особенно, если речь о мальчике, который просто обязан быть шалопаем и неслухом. На то он и мальчишка. Главное, чтобы мы нашли с Ваней общий язык, тогда все будет хорошо.

— Вы когда-нибудь работали с детьми?

— Нет. Никогда. Но я вырастила своих. Это хороший опыт, поверьте.

— Сколько им сейчас?

— 21.

— Это старшему? Или?..

— Всем.

Смеюсь, глядя на его недоумевающее лицо. А потом лезу в сумочку и вынимаю бумажник. В нем у меня фото моих мальчишек. И маленьких, и уже повзрослевших.

— Это Петька, это Митька, а это Витька.

— Вот это да!

— А вот такие они сейчас.

— Живут с вами?

— Нет. Учатся за границей. В Гарварде. Из-за них и работу пришлось оставить. Такие шустрые были, что иначе никак не получалось.

— Понятно. Мне сказали у вас какое-то высшее образование есть?

— Да. ИнЯз.

— Ух ты! Какие языки?

— Английский, французский, китайский. И немецкий. Последний намного слабее, факультативно учила. Но для того, чтобы дать азы шестилетнему мальчику хватит.

— Круто.

Сглатываю. Словечко это… Сразу напомнило мне того мужика с дачи… С которым… Ну, который в моей бане парился, и чье тело я нашла потом в снегу… Тут же начинает мутить. Зажмуриваюсь и глубоко дышу через нос, стараясь взять себя в руки. К счастью это мне удается. Не хватало еще в кабинете у потенциального работодателя устроить то, что тогда в полиции…

— Только у меня есть проблема.

Вопросительно задирает брови.

— Дело в том, что у меня собака… И мне совершенно не с кем его оставить. Он уличный пес, не домашний. Может быть, он мог бы пожить где-то у вас на территории?.. Я понимаю, конечно, что это наглость, но…

— Черт. Он какой этот ваш пес? Маленький?

Отвожу глаза. Отвечаю уныло:

— Здоровый, как конь. Но добрый. Я его на дачах летом подобрала. Он там с детьми очень хорошо играл.

— Значит добрый…

Киваю и смотрю преданно. Думает.

— Ладно. Все равно хотел кого-нибудь заводить. Чтобы малому было с кем возиться. Жил у нас пес, но в прошлом году под машину, дуралей, попал. Ваньке не сказали. Наврали, что сбежал. Будка от него осталась. Пусть этот ваш… конь там и живет. Авось поместится. Но если только что-то выкинет, пристрелю на месте. И вас вместе с ним.

Киваю так отчаянно, что мужик снова начинает смеяться.

— Ладно. В субботу приезжайте, знакомиться уже все вместе с вами будем.

Пишет на бумажке адрес, пододвигает мне. Берет другую опять готовится писать.

— Вы пешком или на машине?