Роддом. Сценарий. Серии 17-24 - Соломатина Татьяна. Страница 9

СВЯТОГОРСКИЙ

Рыба, ну хватит! Всем плохо. Не ты одна его любила…

Всхлип Рыбы.

СВЯТОГОРСКИЙ

Любишь! Я хотел сказать: любишь! То есть, тебе его не надо любить. Как мужчину. Как учителя – да. Как человека!

Выражение лица у Святогорского: «господи, совсем запутался». Отстраняет от себя Рыбу.

СВЯТОГОРСКИЙ

Анестезистка должна быть на посту.

РЫБА

Я видела его жену!

СВЯТОГОРСКИЙ

Мы все видели его жену.

РЫБА

Почему никто мне не сказал, какая она… какая она… красивая! Я ей в подмётки не гожусь!

СВЯТОГОРСКИЙ

А то, что все тебе говорили: «С женатым человеком спать грешно!» – это что? Да и вообще… Это разве соревнование? Конкурс красоты?!

Берёт её за руку, подводит к бомжихе.

СВЯТОГОРСКИЙ

Здесь сейчас твоё место. Ты хочешь подзаработать, мне нужна анестезистка. Там без тебя найдётся…

Махнув рукой, идёт к двери. От дверей оборачивается.

СВЯТОГОРСКИЙ

Покинешь пост – уволю!

(ЧЕКАЛИНА, ЕВГРАФОВ, АКУШЕРКА, ПАНИН.)

За столом сидит равнодушная акушерка Светлана (та, что пришла здесь на смену Рыбе). Пишет что-то. Чекалина с Евграфовым прогуливаются по родзалу под ручку. Боль Чекалина переносит стоически.

ЕВГРАФОВ

Я почувствовал, что у тебя началось…

ЧЕКАЛИНА

Я почувствовала, что у тебя вчера что-то случилось…

Евграфов усмехается.

ЕВГРАФОВ

Случилось. Наркоман воткнул нож в Зильбермана.

ЧЕКАЛИНА

Это все знают. … Ты не сказал «в Петю», «в моего учителя». Ты не сказал… … Что между вами произошло?!

Останавливается. Смотрит Евграфову в глаза. Её настигает схватка.

ЧЕКАЛИНА

Ох ты ж!..

Кривится, но не перестаёт смотреть Евграфову в глаза.

ЕВГРАФОВ

Больно?!

ЧЕКАЛИНА

(саркастично) Что ты! Роды – это так естественно! … Да не то слово!

Смеётся. Обрывается, жмурится, мускулы шеи и скул контурируются. Сквозь зубы:

ЧЕКАЛИНА

Это так естественно для человека – переносить боль!

Глубокий вдох-выдох: отпустило. Снова начинают идти, в другой конец коридора.

ЧЕКАЛИНА

Что?! Вчера?! Произошло?!

ЕВГРАФОВ

Сейчас это не важно. Ты рожаешь.

ЧЕКАЛИНА

Но что-то изменило тебя. Я чувствую. Что-то… Что даже хуже… Даже хуже меня!

Евграфов усмехается. Уже – иронично-печально. Говорит с любовью:

ЕВГРАФОВ

Хуже тебя ничего быть не может.

ЧЕКАЛИНА

Шутками не отделаешься. Там паломничество. … Все. Кроме тебя. Любимого ученика.

В коридор родзала со стороны отделения заходит Панин.

ПАНИН

Идёмте на кресло, Мария Леонидовна!

Акушерка встаёт, так же равнодушно – просто заходит в двери смотровой. Панин подходит к Чекалиной, гладит её по пояснице.

ЧЕКАЛИНА

Хочу, чтобы акушеркой у меня была Рыба, а не это…

Кивает в сторону ушедшей акушерки. Но тут же поправляется вдогонку.

ЧЕКАЛИНА

Нет! Не Рыба! Не сегодня! Маргарита Андреевна.

Панин кивает. Приглашает Чекалину жестом в смотровую. Евграфов следом. Она его тормозит.

ЧЕКАЛИНА

Ещё чего! Мы ещё не до такой степени… друзья!

Панин взгляд на Чекалину, на Евграфова – Чекалина уже зашла в двери смотровой. Он склоняется к застывшему Евграфову, подмигивает ему и тихо, но очень серьёзно, несмотря на шутовское подмигивание, шепчет:

ПАНИН

Ох, если б ты знал, пацан, как я тебя понимаю!

Скрывается в смотровой.

(КУЛИКОВСКИЙ, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ.)

Главврач чешет с крейсерской скоростью, со зверским выражением лица. Персонал его обтекает. Поравнялся с дверью дежурки – оттуда доносятся приглушённые звуки заставки к «Санта-Барбаре». Резко тормозит, распахивает дверь дежурки.

(КУЛИКОВСКИЙ, 1-Й САНИТАР, 2-Й САНИТАР.)

Санитары сидят за столом, перекусывают. Не обращая ни малейшего внимания на работающий телевизор. На пороге всё тем же «каменным гостем» появляется главный врач – и идёт к тумбочке, выдёргивает шнур телевизора. Санитары тут же подскакивают. Куликовский хватает телевизор. С натугой хрипит.

КУЛИКОВСКИЙ

Окно!

Один из санитаров быстро соображает, открывает окно. Куликовский идёт к окну и выбрасывает телевизор.

КУЛИКОВСКИЙ

Вот так!

Идёт на выход, громко возмущаясь:

КУЛИКОВСКИЙ

Аппаратов гемодиализа не хватает! Аппарат искусственного кровообращения – один! А они на телевизоры скидываются! Олигофрены!

Санитары переглядываются, пожимают плечами. Смотрят за окно. Хоть и первый этаж, но телевизор, естественно – в хлам.

(КУЛИКОВСКИЙ, РЕАНИМАТОЛОГ, АНЕСТЕЗИСТКА, ЗИЛЬБЕРМАН, ЖЕНА ЗИЛЬБЕРМАНА.)

Такая же палата как та, в которой лежит Сазонов. Тот же реаниматолог. Кровать не видно. Влетает сердитый Куликовский, обращается к реаниматологу:

КУЛИКОВСКИЙ

Я снял пациента с гемодиализа. Можете подключать! … Как он?!

РЕАНИМАТОЛОГ

Без изменений. Глубокая…

Куликовский подскакивает к реаниматологу, воздевает палец у его носа, перебивает.

КУЛИКОВСКИЙ

Чтобы я не слышал! Это прикидочная шкала, умники! На глаз! Ничего не значит! Просто… Просто…

Реаниматолог как бы выскальзывает из-под пальца Куликовского, пятится к кровати. На кровати на аппарате ИВЛ (мерно работает, благодаря чему грудь пациента совершает дыхательные экскурсии) лежит Зильберман, бледный, обескровленный. У его кровати с другой стороны стоит перепуганная таким поведением главврача анестезистка. Рениматолог успокоительно-примирительно.

РЕАНИМАТОЛОГ

Кома. Просто кома.