Под бичом красавицы (Роман) - Бремек Рихард. Страница 11

Но его мольбы не оказывали никакого действия на жестокую женщину.

— Жаль, что ты попусту тратишь слова. Мне даже кажется, что ты просто смеешься надо мной. Беда тебе, если ты осмелишься когда-либо сделать это. Я изобью тебя в десять раз хуже. Ты слышишь?

— Нет, нет, конечно, нет. Я не посмел даже подумать об этом, — сказал он и заставил себя еще более унизиться пред своим безжалостным палачом. Он бросился на пол и поцеловал ее голые ноги. Это ее несколько умилостивило и она впервые с тех пор, как он знал ее, улыбнулась без злорадства.

— Ну, я бы не посоветовала тебе лезть ко мне. Помни, что я буду тебя бить. Будь благоразумен и позволь наказать тебя! А так как ты не послушался тотчас же, то я должна тебе прибавить еще 12 ударов к назначенному числу. Ты сам виноват. В другой раз не упорствуй так долго и сразу исполняй то, что от тебя требуют!

И она привела свою угрозу в исполнение и действительно дала ему 12 ударов сверх нормы. Он не посмел пожаловаться своей госпоже на это жестокое самовольство; он боялся, что Сабина будет бить его еще больнее, чем до сих пор. Но, когда однажды баронесса Ада была необыкновенно мягка и милостива с ним, он стал просить ее о более человеческом обращении и, главным образом, о том, чтобы она избавила его от наказания руками Сабины, которая бьет его до потери сознания.

Красивая женщина ответила ему насмешкой и злорадством.

— Раб серьезно недоволен распоряжениями своей госпожи, — сказала она со злой иронией. — Это восхитительно! Если б я не была уверена в том, что ты говоришь это по своей глупости, я бы рассердилась на тебя. Ты сам видишь, как необходимы наказания Сабины. Лучшим доказательством их необходимости является то обстоятельство, что ты постоянно даешь повод для повторения таких наказаний! Я постоянно предостерегаю тебя от непочтительности, но ты, по-видимому, сам желаешь попасть, как можно скорей, под плетку Сабины! Можно подумать, что ты жаждешь плети, как чего-то чрезвычайно привлекательного! Ты мало ценишь мое терпение, раб! Другая госпожа давно бы стала наказывать тебя гораздо строже, я же, при своем терпении и милосердии, всегда довольствуюсь двадцатью пятью ударами. Что бы ты сказал, если б я, видя безрезультатность двадцати пяти ударов, ввела пятьдесят? В сущности, совершенно логично удваивать наказание, когда оно оказывается недостаточным! Впрочем, бывают и другие наказания, которые тебе и не снились. Какую смешную физиономию ты бы скорчил, если б я впрягла тебя в застеночный хомут, или положила тебя в железо и приковала бы крест-накрест твои руки к ногам. Полезно было бы посадить тебя на стул с гвоздями, где бы ты додумался до более умных вещей, мой мальчик!

Ему стало страшно и он сказал тихо и жалобно:

— Вы не можете желать мне таких пыток, госпожа!

Она засмеялась.

— Почему же нет, если ты их заслужил? Разве я наказывала тебя когда-либо беспричинно, хотя и имею на то полное право? Ведь ты — мой раб и я могу делать с тобой все, что хочу. Ты — моя собственность. Помни это! Меня именно и возмущает то, что ты не хочешь понять, что ты — раб! Войди же, наконец, в свою роль!

Он замолчал, подавленный. Затем он сказал тихо:

— Я хочу быть вашим рабом, вашей собственностью, госпожа. Я лишь прошу о том, чтобы не эта грубая Сабина била и истязала меня! Наказывайте меня сами, госпожа, молю вас об этом!

Она засмеялась еще громче.

— Сабина, видно, сильно досадила тебе, если ты так боишься ее! Но ты забываешь, что она действует по моему приказанию! Ты всегда должен помнить, что не Сабина наказывает тебя, а я — через Сабину. Я думаю, что эта мысль должна смягчать твои боли, раб! Я еще раз напоминаю тебе, что причиной каждого наказания являешься только ты сам. Будь же, наконец, послушным, безвольным и почтительным рабом, который не думает о своем положении, а всецело поглощен службой своей госпожи, подчиняется каждому ее кивку, каждому взгляду, и ты увидишь, что плетка Сабины будет применяться все реже.

Но ты все еще не выдрессирован так, как я того желаю! В тебе еще нет достаточно рабской покорности. Ты должен добровольно выслушивать каждое порицание, подчиняться, каждому наказанию. Ты не должен спрашивать, получив пощечину, за что ты ее получил. Ты должен, наоборот, служить своей госпоже вдвое усерднее и послушнее, чтобы разогнать ее гнев! Ты должен сам воспитывать себя в послушании. Не жди, пока я возьму плеть и проучу тебя!

Она замолчала и с удовлетворением заметила, что его отчаянное сопротивление сменилось полной беспомощностью.

— Хочешь ли ты всецело отдаться призванию раба? — спросила она, немного наклонившись к нему.

— Да, госпожа, я хочу этого.

— Поверни ко мне лицо, я чувствую непреодолимую потребность дать тебе пощечину, чтобы запечатлеть свои слова в твоей памяти!

Он немного приподнял свою голову и посмотрел на нее просиявшим взглядом. Она удобнее уселась в кресле.

— Руки за спину! — приказала она, улыбаясь. Придерживая одной рукой подбородок, она другой наделяла его звучными пощечинами.

Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он со спокойствием мученика переносил вызванные ее прихотью побои.

— Очень больно? — спросила она, прикусив зубами нижнюю губу.

— Я не чувствую боли, когда меня наказывает моя госпожа, — сказал он со слезами на глазах. Она засмеялась и перестала бить.

— Теперь плетку! — крикнула она надменно. Он поспешил принести это орудие пытки и передал его коленопреклоненно своей госпоже.

— Ты, в сущности, не заслужил побоев, но раб должен покорно терпеть даже тогда, когда госпожа наказывает его без особой причины, — сказала она в свое оправдание. — Ты понимаешь это, Григорий?

— Да, госпожа!

— Теперь я хочу испытать твою поворотливость, — смеясь, сказала она и поднялась с своего места. Затем она открыла дверь в переднюю. Посередине этой комнаты находилась широкая каменная колонна, окруженная скамьей.

— Принеси сюда мое кресло! — приказала она, указывая на место в некотором расстоянии от колонны.

Она откинула свой капот и села, шурша своим шелковым нижним бельем.

— Теперь беги, как можно скорей вокруг этой колонны, — приказала она, указывая плетью на каменную громаду. — Каждый раз, когда ты пробежишь мимо меня, я постараюсь ударить тебя. Если ты быстрее моей плети, ты уйдешь от удара. Марш вперед, раб!

Федор бежал, как сумасшедший, вокруг колонны. Она захохотала во все горло, когда ей удалось ударить плетью так, что он вскрикнул от боли и закрыл больное место обеими руками.

— Ты должен быть более поворотлив, — сказала она презрительно, а то я каждый раз буду попадать в тебя! Ну, дальше!

Он еще раз пробежал мимо, но она уже держала плеть наготове и снова ударила его. Он стерпел боль, она засмеялась еще громче, радуясь, как ребенок, своей бешенной выдумке.

— Еще, Григорий, быть может, тебе все-таки удастся избегнуть удара. Скорей, не заставляй свою госпожу ждать так долго!

Но мог ли он уйти от ее плети? Он споткнулся и упал и на него посыпался град ударов. Красавица, громко смеясь, наделяла своего раба ударами, нисколько не жалея его.

— Отчего ты так неуклюж и падаешь? Беги скорей, чтоб спастись от ударов!

И она продолжала хлестать его, пока эта ужасная игра не была прервана самым неожиданным образом.

Перед ними, как из-под земли, появилась совершенно молодая, стройная девушка, одетая в шелк и бархат. Она носила шляпу с пером и очень элегантную обувь. Платье рельефно обтягивало ее грациозную фигурку. Увидев страшную сцену, она очень испугалась и остановилась в недоумении. Ее темные, широко раскрытые глаза выражали удивление. Застенчиво покраснев, она нерешительно подошла к баронессе, быстро бросившей в сторону плеть. Та, слегка покраснев, поднялась ей на встречу.

— Герта, Герта! Ты ли это? О, как хорошо, что ты сдержала свое обещание и приехала ко мне в гости! Скажи, как ты появилась так неожиданно? Я, откровенно говоря, ждала тебя только на будущей неделе. Но меня тем более радует твой приезд. Раздевайся скорей и устраивайся поудобнее, милое дитя. Как я рада, что опять вижу тебя!