Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей. Страница 173

— Очнись уже! — кричал Херн, пребывая на грани истерики. — Стая бежит! Волколаки повержены! Мы проиграли эту войну!

— Я не приму второго поражения, — ответил Вольга и атаковал. Херн бросился ему навстречу. Риграден перерубил меч Херна. Последний довел руку, дабы его острый обрубок прошелся по бородатой щеке. Рустам не остался в стороне. Успев лишиться меча в первое мгновенье битвы, он зашел врагу за спину и, обхватив шею, стал душить. Вольга выбрался из захвата. Завязалась непродолжительная кулачная драка, порой сменяемая отчаянной борьбой. Оглядев прожженное пламенем поле битвы, Вольга все же осознал свое безнадежное положение. Превратив руки в лапы, он раскидал Херна и Рустама, после чего бежал на запад. Рустам не погнался за ним. Вместо этого он связал Херна и привел его к Хоу, как предателя. Хоу И нигде не было. Помогающая раненым Ядвига думала, что он до сих пор сражается. Оттаскивающие его воины не смогли толком объяснить его исчезновение. Командир Последний армии севера бесследно пропал. Рустам запрыгнул на виверну и отправился на поиски Хоу. Ядвига вызвалась сопровождать выживших до крепости Чусин. Связанного Херна тащили за собой. И он молча подчинялся. Даже когда его спросили о том, раскаивается ли он в предательстве человечества, он промолчал, за что отхватил по лицу. Ядвига не спешила заговорить с ним, хотя и очень хотела.

Рассвет пробудил Хоу И. Отряхнувшись от снега, он припал к ближайшему дереву и напряг память. Он вспомнил последние моменты битвы с Вольгой, объявление неожиданных союзников в виде летающих чудищ, возвращение “воскресшего” Рустама (Ядвигу он застать не успел). Воспоминания о том, как его обрубленное предплечье прижгли горящей деревяшкой, пропустили по спине волну ледяных укусов. Ему припомнилась и мотивация, по которой он и рванул в лес. “Вольга бежал в лес. Его стая разгромлена, — думал Хоу, отрывочно припоминая события прошлой ночи. — Рустам, идиот, не погнался за ним, а зря. Он соберет остатки своей стаи и будет действовать хитрее. Надо добить его сейчас, потом возможности уже не будет”. Все эти недавно прошедшие события и мысли раскопали земли памяти, добравшись до очень любопытного клада. Далекое воспоминание отсылало к окончанию Первого нашествия. Тогда проходили горячие споры о дальнейшей судьбе побежденных: изгнание или истребление. Хоу, Херн, Йоран, Лех и прочие герои войны вместе вошли в зал. Уважаемая и признаваемая многими легендарной первая четверка уселись за стол вместе с самыми видными людьми всего севера: главы крепостей, командиры армий, представители наиболее крупных племен и племен падших в многочисленных битвах. Остальные воины расположились на свободных местах. “Не хотел бы брать первое слово, но вместе с тем хотел бы поскорее расквитаться с поганым зверьем, уничтожившим мои земли, мою крепость и мою семью, — выступил Ингемар Бьерк — глава ныне сметенной крепости Мист, хороший стратег и искусный воин, лишившийся обеих рук и правого глаза. — Я голосую за полное и безоговорочное истребление этих чудищ. Включая Обращенных. Хватит с меня войны”. Никто не посмел возразить. Все присутствующие глубоко его уважали, в особенности Хоу, который провел с ним не одну битву. “Я против, — ответил Лех и взглянул на Хоу, призывая к поддержке. — Потому что я — человек, и наличие милосердия отличает меня от зверя. И не хочу уподобляться им даже на пороге победы”. К его мнению прислушались другие, однако нашлись и те, кто выступили против. Йоран брызгал слюной, вспоминая самые кровавые события войны. Херн пытался что-то сказать про Обращенных, но его юный голос заглушал всеобщий гвалт, во многом порожденный Йораном. Лех тоже потихоньку терял контроль над эмоциями, изредка зыркая в сторону безмятежного Хоу, вспоминающего советы Лешего о пощаде. Ингемар объявил о начале голосования и пустил по рукам свиток. Когда свиток дошел до Ингемара он пересчитал количество голос и число присутствующих. Заявив о равенстве голосов, он обратился к задумчивому Хоу. “Я очень хорошо знаю этого мудрого человека, — произнес он. — Я знаком с его опытом, с его мыслями, с его умениями. Мы разделили меж собой много эмоций, но больше всех — отчаяние. Он стал мне чуть ли не братом. И я хочу доверить ему решающий голос”. Йоран хотел было возмутиться, но Лех бросил в него тарелку и запретил тому перечить Ингермару. “Он ведь мягкосердечный мужичок! — говорил Йоран своим соратникам, пытающимся угомонить его. — Он проголосует за изгнание, я точно знаю, — он вскочил и обвел зал пальцем. — Милосердие проявляете? Для кого? Самих себя? Это безумие! Ни Вольге, ни его зверью не вперлось ваше прощение, идиоты!”. Хоу взял слово, однако, что примечательно, произнесенную речь он не запомнил. Помнил лишь постоянные перебивки Йорана, в которых мешались оскорбления с обвинениями, и собственную мотивацию. Мотивацию, прикрытую благими целями, заключающие в себе мир для всего мира. Подавшись разумным монологам Лешего о загадках и тайнах, коими был пропитан буквально весь север, Хоу заразился идеей познания. Познания всего и даже того, что находится за пределами человеческого понимания. Леший рассматривал нашествие волколаков, как некое явление в мире — особый ключ, расширяющий горизонты знаний о мире. “Без знаний человечество придет в упадок”, - так заявлял Леший, как бы оправдывая мудрецов. Потому-то Хоу и приравнял уничтожение волколаков у уничтожению всего человечества. Рассказывая о милосердии и человеческих качествах, он представлял свое путешествие к Крайнему северу — к неизведанным и таинственным местам, способным пролить свет как на происхождение волколаков, так и, возможно, на происхождение самих людей.

Ингерман был разочарован решением Хоу, но поступил, согласно своему обещанию. Объявляя об изгнании, он не смог сдержать слезы, произвольно сорвавшейся с ресниц. Через год Ингемар наложил на себя руки в собственном доме в крепости Маунтин. Весь мир скорбел по нему, а Йоран обвинял в случившимся Хоу И. Узнав о смерти Ингермана, Хоу ушел на восток, да так там и остался, став его хранителем. С тех пор он старался не вспоминать об Ингемаре, так как это причиняло ему боль. Даже спустя столько лет Хоу не сдержал слез. Протерев покрасневшие глаза, он взял курс на север. “Он попытается призвать новых зверей, — решил Хоу. — Так что ему больше некуда идти, кроме как на Крайний север”. Бороздящая небеса виверна замедляла его ход, так как он подозревал, что она не столько разыскивает Вольгу, сколько его самого. Если он даст себя обнаружить, то его наверняка вернут к остальным, несмотря на все его уговоры и доводы. А вырваться силой он не сможет — прошедшая битва мало того, что измотала его, так ещё и лишила руки. В собственном спасении он уже не видел никакого смысла, так как все ещё придерживался надуманного конца, обрывающего его жизнь именно в этой битве. Он допускал возможность выжить, но не иначе, как чудом. Не более, чем возможностью для него оставалась победа в поединке с Вольгой. Все-таки его нынешнее состояние не позволит одержать верх над противником. Единственный шанс, на которой можно было уповать, крылся в способности Хоу выпустить стрелу точно в цель. Он потянул руку за спину, но нащупал только воздух. Ни стрел, ни даже колчана за спиной не оказалось. Тогда он решил попутно заточить пару тройку стрел, хотя сделать это одной рукой было очень проблемно. Да и времени у него было предостаточно. Вечером виверна исчезла с небес, однако Хоу все ещё передвигался в тени, считая столь резкую пропажу хитрым трюком. Наутро виверна не объявилась, и облегченный этим фактом Хоу оставил обостренное чувство осторожности.

На четвертый день Хоу напал на след Вольги, что подбодрило и заставило действовать тише, а на седьмой — уже нагнал своего врага. Если быть точным, Вольга сам дал себя обнаружить, причем по вине вернувшейся виверны. Летающий змей пронесся над головой Хоу, укрывшегося под собранной на ветвях снежной шапкой. Вскарабкавшись на еловую верхушку, Хоу увидал кружившую в облаках виверну. Из разрубленной Риграденом шеи дождем лилась темно-алая кровь, выталкиваемая пламенем. Ещё раз воткнув свой меч, Вольга спрыгнул вниз, тем самым полностью раскроив шею и грудь виверны. Хоу поспешил к месту падения крылатого чудища, но Вольгу там не застал. Не долго думая, он поспешил дальше.