Назад дороги нет (СИ) - Манило Лина. Страница 17

Почему-то в том, что он сейчас попытается взять от меня своё и заявить супружеские права со всей своей пьяной страстью, даже не сомневаюсь.

Приземляюсь на толстый ворс ковра, смягчивший падение, а у Саши будто бы совсем мозг отключился: наваливается всем телом, впечатывая в пол, тычется сухими горячими губами в шею, слюнявит кожу на щеке, окутывает парами алкоголя. До слуха доносятся неразборчивые слова, смысл которых прост и понятен — сейчас он будет дарить мне свою страстную любовь. Ну вот, за что мне это?

И правильно! Не нужно было быть сердобольной идиоткой и впускать его в дом. Теперь уж придётся думать, как избавиться от его тела в опасной близости от моего.

Лучше сдохнуть, чем ещё хоть раз с ним переспать.

— Да отвали же ты! — ору, напрягаясь всем телом.

И мне всё-таки удаётся сбросить его на пол! Мамочки, никогда не чувствовала себя счастливее.

— Идиот проклятый, только сунься ко мне — зашибу!

Вскакиваю на ноги, а Саша так и остаётся лежать на спине. Поправляю халат, сбившийся и почти распахнутый, приглаживаю волосы и ору дурниной о том, что сейчас вызову полицию. Я так зла на Сашу, так неимоверно рассержена его выходкой, что подбегаю к висящему на стене стационарному телефону, снимаю трубку, и уже было звоню ментам, но странная тишина останавливает.

И правда, что ли, зашибла?! Господи, этого ещё не хватало...

— Саша, эй… ты там живой вообще?!

Но ответом мне служит размеренное дыхание спящего глубоким сном пьяного человека.

***

— Дядя Вася! — кричу, подойдя к высокому забору, разделяющему участки родителей и их ближайшего соседа — Василия Яковлевича, но для меня просто дяди Васи.

Я знаю его с самого детства, и всегда считала своим другом — настоящим, несмотря на почти сорокалетнюю разницу в возрасте. Часто с Полькой, будучи совсем мелкими, залезали на высокую яблоню и по длинным толстым ветвям спускались в соседний двор, чтобы полакомиться самой вкусной в мире ежевикой.

Дядя Вася делал вид, что сердится, хватал в руки длинный шланг и щедро поливал нас прогретой на солнце водой с головы до ног, словно свою любимую зелень. Мы визжали, хохотали, просили пощадить, сосед угрожал нажаловаться нашим родителям, но в итоге всё заканчивалось тем, что мы садились втроём под раскидистыми деревьями в саду и пили ароматный липовый чай, рассуждая о противных мальчишках и новых куклах в наших коллекциях.

Хорошее было время — простое и понятное, и всё виделось сквозь призму радужного счастья, которое способны испытывать лишь беззаботные дети, когда вся боль — лишь от разбитой в кровь круглой коленки.

— Анастасия? — слышится хриплый со сна голос соседа. — Что-то случилось?

Чёрт, я же могла ему просто позвонить, только напугала лишний раз. Дура, дура, эгоистичная истеричная дура!

— У меня к вам очень важная просьба, — говорю, когда дядя Вася открывает со своей стороны небольшую калитку и, чуть пригнувшись, заходит в наш двор. — Просто вопрос жизни и смерти!

Я тараторю, захлёбываясь эмоциями, потому что боюсь, что дядя Вася пошлёт меня и откажется помогать.

— А до утра эта важная просьба не могла потерпеть? — спрашивает, потирая заспанные глаза. — На дворе ночь глухая, чего тебе, егоза, не спится-то?

— Бессонница замучила, — отвечаю уклончиво, а сосед скептически хмыкает.

— В твоём возрасте от любви надобно ночей не спать, а не из-за бессонницы.

Дождь уж почти прекратился, лишь редкие крупные капли падают с неба, а земля превратилась в такую кашу, что ноги в резиновых сапогах разъезжаются. Точно, Апокалипсис, во всех смыслах этого слова.

— Так от меня-то ты чего хочешь? Колыбельную спеть?

И то верно. Пора переходить непосредственно к сути, а то не видать мне помощи, как своих ушей без зеркала.

— У вас машина на ходу?

Сосед энергично кивает, но в глазах мелькает подозрение.

— Куда это ты, на ночь глядя, намылилась, а? Аська, признавайся, что задумала, а то выпорю!

Все его угрозы — не более чем шутка, но вид при этом у дяди Васи очень сердитый. Не выдерживаю и смеюсь — уж больно забавно выглядит сейчас сосед, в натянутой на уши чёрной шапочке и с торчащими в разные стороны рыжеватыми усами.

— Саша… он пьяный ввалился, а потом уснул. На полу. А я видеть его не хочу, потому… потому поможете мне его увезти?

Дядя Вася окидывает меня долгим задумчивым взглядом, что-то мысленно взвешивая, а я закусываю щёку изнутри, чтобы не расплакаться от волнения.

— Ладно, егоза, помогу, — соглашается без лишних разговоров и ненужных расспросов. — Сейчас, только ключи возьму и свою крошку к вашему забору подгоню. А ты на улицу выходи, открывай воротá.

Готова прыгать на месте от счастья, что у меня есть такой замечательный сосед, который хоть и ворчун, но всегда на моей стороне. И Сашу он тоже не очень жалует, как, собственно, и почти всё моё ближайшее окружение.

Калитка захлопывается, а я спешу к воротам, чтобы выполнить просьбу соседа, и пусть вода после дождя затопила даже плитку дорожек, готова мордой в грязь упасть и на пузе ползти, но побыстрее Сашу из дома выбросить.

Я решила избавиться от Саши, как только услышала его размеренное сопение и сонную болтовню. Не хотела видеть его помятую рожу с утра, слышать путаные извинения и присутствовать при новых витках трагизма, с которым муж решит возвращать меня обратно. Не знаю, зачем он напился, зачем вообще пришёл, но, кажется мне, не от большой любви. Унижался бы он так, не попроси я его собрать вещи и уйти из дома? Не уверена. Он слишком привык, что в любой ситуации может рассчитывать на помощь моих родителей и мою, что совершенно перестал это ценить. А мне больше не хочется быть дурой, хватит.

А ещё для таких фокусов он слишком гордый и, обычно, цены себе не сложит, до такой степени уверен в своей непогрешимости и верности любого принятого решения. Изначально мне очень это в нём нравилось, но со временем его эго начало переходить всяческие границы, и стало почти неприятно. А вот, в свете последних событий, даже противно.

Да, возможно, внутри что-то ещё теплится. Всё-таки столько лет, в которых и радости было много, не так-то просто вычеркнуть из памяти, из сердца. Саша не всегда был куском дерьма, просто что-то однажды между нами пошло не так, и это “не так” разрушило нас окончательно, медленно, но уверенно расширяя раскол.

Когда Саша вырубился, я стала думать, каким образом решить проблему нахождения с ним на одной территории. И придумала. Нашла в его кармане мобильный, зашла в список последних вызовов и вычислила самого активного абонента — некую Наташеньку. Даже фото её прикрепил, гад такой, и на меня с него взирала та самая брюнетка, которая таращилась по сторонам коровьими глазами в моём же собственном доме, будто это мне должно быть стыдно. Оказалось, это у них взаимное: "Сашенька", "Наташенька". Тьфу. Хуже только “рыбки” и “котики”.

Недолго думая, чтобы не поменять решения, открыла сообщения и отправила этой Наташеньке: "Любимая, позвонить не могу — сижу на совещании. Мечтаю о тебе и жутко соскучился. Может, встретимся?"

Я действовала, конечно, опрометчиво, и шансы, что всё пройдёт удачно были ничтожно малы. Вдруг она стала бы наяривать, чтобы услышать голос любимого? Но иногда удача и мне улыбается — Наташа эта оказалась легковерной идиоткой и даже не задумалась о том, что в час ночи никаких совещаний приличные люди не проводят. Мне же и лучше. Вместо кучи вопросов она прислала батарею смайликов-поцелуйчиков, охов и ахов, и выразила готовность встретиться вот прямо сейчас. "Сашенька" написал, что освободится примерно через час — мне же нужно было ещё договориться с дядей Васей — и “попросил” напомнить ему адрес.

Внутри неприятно царапнуло, что Саша даже не думал с ней расставаться — это я поняла, прочтя пару их сообщений друг другу. Наоборот, этот всё ещё женатый человек уверял свою подружку, что любовь их — вечна и незыблема, как Тадж-Махал. Бред сивой кобылы это, а не любовь, но кто меня спрашивает?