Назад дороги нет (СИ) - Манило Лина. Страница 34

Когда подъезжаю к “Солнечным просторам”, ворота уже открыты, радушно встречая всех, кто захочет заглянуть на огонёк и провести в сосновой, остро пахнущей хвоей и смолой тишине выходные. Мне, как официальному жителю, разрешили оставлять байк на стоянке для отдыхающих, потому можно уже не париться, что какой-нибудь утырок решит прокатиться на моём аппарате с ветерком.

Огромный букет мешает, почти бесит — он огромный, неудобный какой-то, но раз взялся быть романтиком, терпи. Редкие отдыхающие проходят мимо, кто-то здоровается, кто-то просто молча улыбается — в “Солнечных просторах” все на удивление приветливые, точно в какую-то параллельную реальность попал, где нет хмурых лиц и другой подобной шелухи. Или, может быть, я слишком счастлив сейчас, чтобы замечать такое дерьмо? Не знаю, не знаю…

Останавливаюсь, чтобы покурить в беседке, положив букет на железный столик с вензелями-узорчиками. Белоснежные лилии красивы и девственно чисты, и провожу пальцами по цветкам, ощущая прохладу слегка влажных лепестков. Подношу руку к лицу, закрываю глаза и вдыхаю сладкий аромат, думая, что жизнь действительно интересная штука, где за любым поворотом тебя могут ждать перемены.

В голове мелькает мысль, что нужно, наверное, придурку Генке бутылку коньяка послать — не реши он распустить свои грабли, я бы никогда не заметил Асю. Забавно, ничего не скажешь.

Выбрасываю окурок в урну, беру букет и иду к нашему домику. Нашему… как странно это звучит в контексте моей жизни, но мне нравится так думать.

Вдруг какой-то шум, голоса привлекают внимание, и я ускоряю шаг, потому что явно слышу возмущённые ноты в голосе Аси, а ещё какой-то, явно мужской, бубнёж. Это что там за херота происходит?

Дверь в домике распахнута, а я точно помню, что прикрывал её перед уходом. Какого долбаного чёрта? Да, точно, прикрывал, но не закрывал на ключ — в пансионате тихо и спокойно, и мне не хотелось, чтобы Ася чувствовала себя запертой в клетке, реши проснуться раньше моего возвращения.

— Я, мать твою, неужели непонятно объяснила? — орёт Ася, а я весь обращаюсь в слух, и каждый нерв натянут до крайности. — Ты как меня вообще нашёл?!

Судя по голосу, свидание у неё сейчас не из приятных. Неужели муж? И, правда, как нашёл-то? Сердце в груди гулко стучит, а кровь шумит в ушах яростным потоком, но делаю глубокий вдох, чтобы не позволить гневу затопить всё кругом.

— Ася, Асенька, ну выслушай же ты меня! — тьфу, такой неприятный козлотон, гнусавый какой-то.

Так, ладно, хватит прятаться, нужно посмотреть проблеме в глаза. Кладу букет на стул возле входа и переступаю порог домика. Хорошо, что здесь только одна комната, потому можно сразу оценить масштаб катастрофы, без лишних расшаркиваний.

От открывшейся взгляду картины в голове что-то щёлкает. Ася, замотанная в ещё пока целую простыню, стоит на кровати, возвышаясь, уцепившись в тряпку до побелевших костяшек, чтобы не упала ненароком. Во второй держит мой ремень, замахиваясь им на мужика в светло-серых боксерах. Да, блядь, он натурально стоит в центре снятого мною домика в своих драных труселях, рядом с моей женщиной. Мать его, сейчас точно кого-нибудь убью.

— Отвали от меня! От-ва-ли! — почти визжит Ася, а щёки покраснели так, что во тьме, наверное, видно было бы.

Голубые глаза сейчас кажутся просто огромными, и горят почти безумием. На секунду забываю обо всём и просто любуюсь своей валькирией, как всегда, неумолимой в своём гневе.

— Хочешь я перед тобой на колени стану, хочешь?! — возвращает к реальности противный голос незваного гостя.

— Я хочу, — говорю, а мужик подпрыгивает и резко поворачивается в мою сторону. Ой, тощенький какой, несчастный. — Становись, я жду.

Волосы непонятного оттенка торчат, лицо бледное, а голубиная грудка ходит ходуном от тяжёлого дыхания. Назвав его мужиком я, конечно, погорячился — пацан ведь ещё совсем. И вот это чмо трепало нервы моей валькирии?

— Ой, Витя… — пищит Ася и бросает мой ремень, словно после моего появления в самозащите нет надобности. И правильно, нечего при мне женщине шашкой размахивать, сам справлюсь.

— Витя, значит, — щурится вьюнош и окидывает меня медленным оценивающим взглядом с головы до ног. — Так-так-так…

Хочется разбить его тупую головёнку, чтобы не тактактакал здесь, а то, глядите на него, приосанился.

— Саша, иди на хрен, — устало говорит Ася и садится на кровать. — Достал ты меня, уходи.

— Нет, Асенька, я твой законный муж. Пока ещё. Потому никуда я не уеду.

— Слышь ты, муж, — говорю, делая шаг в его сторону, — ты вообще нормальных слов не понимаешь? Или хочешь, чтобы уже я ремень взял в руки? Поверь, тебе не понравится — у меня рука тяжёлая, до смерти сидеть на заднице не сможешь.

— или как там его? — фыркает, как недокормленная лошадь и демонстративно отворачивается от меня. Один всемогущий, дай мне выдержки не сломать его шею одним движением.

— Ася, объясни мне, будь любезна, кто этот… — делает выразительную паузу, кидая на меня презрительный взгляд, — мужчина?

— Меня больше волнует, какого хрена ты делаешь здесь в трусах?!

Чёрт возьми, да! Его трусы сейчас меня волнуют больше всего, потому что понять пытаюсь, что здесь происходило, пока меня не было, и не могу.

Ася вскидывает на меня полный отчаяния взгляд и быстро-быстро говорит, глотая слоги:

— Он пришёл, пока я спала, открыл дверь как-то, и решил воспользоваться тем, что сплю и улечься рядом. Я открыла глаза, когда он штанишки свои аккуратно на стульчик вешал.

Ася смеётся, но по всему видно — у неё начинается истерика. Слёзы текут из глаз, а из груди на волю рвётся смех. Мать его, я этого мужа сейчас убью, останется вдовой. Судя по её состоянию, это будет лучший выход.

— Тебя колышет, кто я такой? — спрашиваю, делая ещё один шаг к нему, но, нужно отдать должное, не съёживается, всем видом показывает, что не боится. — Уходил бы ты отсюда, пока ноги ещё сгибаются.

— Это, — движение рукой в сторону Аси, — моя жена. Потому я имею законное право находиться рядом с ней. А кто ты я знать не знаю, потому сам проваливай!

Его голос срывается на визг, а я подхожу к нему вплотную, нависаю сверху и обхватываю рукой шею сзади. Нужно держать себя в руках, чтобы не покалечить ушлёпка — не хватало ещё в тюрягу из-за всякого дерьма попадать.

— Что ж твоя жена не рада тебя видеть? — выплёвываю слова куда-то в сторону макушки, сильнее сжимая тонкую шейку. — Что ж матом крыла и ремнём огреть пыталась? От большой любви или это у вас супружеский долг такой витиеватый?

— Руки убрал! — шипит, но я не тороплюсь.

— Саша, я тебя очень прошу: оставь ты меня уже в покое. Живи со своей Наташенькой, будь счастлив. Но от меня отстань. Неужели это так тяжело?!

Смотрю на Асю и понимаю, что я ей сейчас нужен.

— Будь хорошим мальчиком, послушай женщину. Хуже не будет.

Не дав ему что-то возразить, волоку к выходу. Он пытается упереться ногами и, в общем-то, сейчас очень жалкий, но с теми, кто вздумал довести мою валькирию до нервного срыва, у меня разговор короткий.

— Ещё раз тебя увижу рядом с ней, ноги вырву. Понял?

И выкидываю его из домика, закрыв дверь изнутри. Он там что-то вопит, стучит в дверь, только мне не хочется прислушиваться — пусть валит, пока цел.

— Витя, я не знала, что он придёт, я правда не знала, — причитает, вытирая слёзы и не глядя на меня.

Подхожу к ней и присаживаюсь на корточки напротив. Отнимаю руки от лица и пальцем поддеваю подбородок, ловя взгляд.

— Не плачь, чего ты? — прошу, но она не успокаивается. — Дурочка, чего разревелась?

— У нас с ним ничего не было, — заявляет вдруг, а я не сразу понимаю, к чему она это говорит. — Не знаю, чего он хотел, но я бы не далась. — А потом совсем жалобно: — Ты мне веришь?

Когда до меня доходит смысл её слов, не могу удержаться — смеюсь во всё горло. Какая же она глупая.

— Ася, я ревнивый как чёрт, честно-честно, но мозги у меня на месте.