Корсар (СИ) - Манило Лина. Страница 43

— Ты что? Сдурела? — вопит, ухватившись за покрасневшую щёку, но защищаться не пытается.

— Придурок чёртов! Я чуть с ума не сошла, когда всё это началось. Идиот! — выплёвываю, осыпаю Артёма ругательствами, стараясь вложить в каждое слово, в каждую вибрацию голоса всё своё волнение и боль, страх и отчаяние. — Как ты мог?! Ты о ком-нибудь вообще способен, кроме себя, думать?

— Ева, уймись! — кричит Артём, когда я снова бью его по лицу, а Роджер, незаметно выросший сзади, обнимает меня, рывком разворачивает к себе и прижимает голову к груди.

Что-то шепчет, а я не выдерживаю и начинаю рыдать. Ненавижу себя в этот момент настолько, что даже злиться на Артёма не остаётся сил. Всё вытесняет жгучий стыд, что разнылась, расклеилась, ослабела.

— А чего это ты мою сестру тискаешь? — доносится до слуха возмущённый голос Артёма. — А ну, отпусти её!

— Пошёл на хер, — говорит Роджер враз изменившимся голосом, в котором вибрируют сталь и ярость.

Высвобождаюсь из тёплых объятий и смотрю в лицо Роджера, стараясь предугадать настроение, но он непроницаем, точно скала.

— Ева, объясни, что тут вообще происходит, — просит Артём, окидывая странным взглядом Роджера. В глазах соединились любопытство, злость и презрение, а мне вдруг так смешно становится от этой неуместной заботы.

— Ничего не происходит, кроме того, что я люблю твою сестру, — говорит Роджер, а у меня внутри всё холодеет.

Чего-чего? Любит он меня? Ой, мамочки!

— Тебе лет сколько, влюблённый? — Артём ёрзает на койке и силится встать, но, наверное, пока ему это сделать не под силу. Он шипит, но так и остаётся лежать.

— Сколько есть, все мои, — усмехается Роджер и складывает руки на груди. — Тебе не насрать, братишка?

— А ты? — Артём переводит на меня взгляд и чуть наклоняет голову в бок, пытаясь без слов узнать ответы.

В детстве у нас с ним была очень интересная игра. Что-то типа "Крокодила", но мы пытались по выражению лица или глаз о чём-то догадаться. Весело, одним словом, и познавательно. Вот и сейчас Артём подключил навык следопыта и изо всех сил вглядывается в моё лицо.

— А что я? — пожимаю плечами и кидаю взгляд на Роджера, который так и стоит, непроницаемый и серьёзный, закрывшийся и почти чужой. Но я-то вижу, что это очередная маска, защитная реакция на случай, если я ещё не готова к тому, чтобы ответить на это короткое "люблю", сказанное в самом неподходящем для этого месте.

Да уж, странная обстановочка для признаний и откровенностей, но не могу позволить, чтобы Роджер сомневался во мне.

— И я его люблю, понял? — обращаюсь то ли к Артёму, то ли к самому Роджеру, на которого стараюсь не смотреть, но ощущаю его тихий выдох, почти облегчённый.

— Глупая, любит она... — бурчит брат и отворачивается к окну. — Как у вас всё просто... ладно, типа совет да любовь.

Несколько минут молчим, думая каждый о своём, но Артём всё-таки поворачивается, криво улыбается и внимательно смотрит на Роджера.

— В этом месте должна быть стандартная хрень о том, что за мою сестру ты отвечаешь головой, — говорит Артём и слабо улыбается. — Но я, наверное, не очень хороший брат, но да, ты отвечаешь головой. И даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни, всё равно грохну тебя, если обидишь, понял?

Роджер кивает и потирает шею.

— Прямо как в дешёвой драме, — усмехается и притягивает меня к себе, обняв за плечи. — Я тебя услышал, так что будь спокоен, моя голова мне ещё пригодится.

За спиной открывается дверь и входит врач. Окидывает напряжённым взглядом нашу компанию и расслабляется. Наверное, боялся, что что-то пойдёт не так.

— Свидание окончено, — заявляет тоном, не терпящим возражений.

Прямо как в тюрьме, но с наркоманами разве можно по-другому?

— Хорошо, — киваю и подхожу к Артёму. Наклоняюсь и целую его в щёку: — Я люблю тебя, Тёмка. Держись, ладно? Ты же сильный, да?

— Я постараюсь, — отвечает чуть слышно и обнимает меня за плечи. — Угораздило же тебя с таким связаться. Это из-за меня, да?

Глажу его по торчащим в разные стороны волосам, пружинящим под ладонью, и отвечаю так, чтобы слышал только он:

— Я правда его люблю. Так что спасибо тебе, на самом деле. Не было бы счастья, да?

Артём растягивает губы в дурашливой улыбке, а я отхожу от него и направляюсь к двери.

— Поправляйся, — прошу напоследок и закрываю за собой дверь.

27. Роджер

До маленького приморского городка — сонного, укутанного молодой зеленью и пышным цветением фруктовых деревьев, предвкушающего скорый летний сезон с шумными толпами туристов — добираемся только к вечеру. От быстрой езды по практически пустой в это время года трассе Ева кажется расслабленной и перевозбуждённой одновременно. Зелёные глаза горят чистым восторгом, когда торможу возле первого из множества спусков к береговой линии.

Запах солёного моря и свежего ветра будоражит, и Ева спрыгивает на землю, поднимает к небу голову и втягивает ароматный воздух полной грудью. В этот момент кажется такой счастливой, что не выдерживаю и смеюсь, невольно заразившись исходящей от неё энергией.

— Жаль, что плавать пока нельзя, холодно... — протягивает с сожалением и смотрит широко открытыми глазами на голубеющее вдали море.

— Здесь есть очень неплохой дом отдыха, где несколько отличных бассейнов, так что поплаваем хоть так.

— Правда, я не умею, — признаётся, и краска смущения заливает лицо.

— Научу, я же, если ты забыла, долбаный ихтиандр, так что не переживай.

Вдруг Ева напрягается, а потом тяжело вздыхает и отводит взгляд.

— Что опять?

— Купальник, — пищит, сглатывая. — Я забыла дома купальник.

Ага, конечно, так я и поверил. Наверное, отродясь его не было, сейчас просто придуривается, чтобы свою чёртову гордость не посрамить.

— Тут есть пара неплохих магазинов, купим, не парься.

— Если что, у меня есть немного денег! — Задирает подбородок, считай, до неба и смотрит на меня с вызовом. — Сама куплю, понял?

Воинственно подбоченясь, прищуривается и прожигает меня суровым взглядом.

— Купишь-купишь, не переживай, — киваю и слезаю с мотоцикла. — Сейчас снимем номер и покажу тебе здесь всё. Годится?

Ева улыбается и чуть в ладоши не хлопает от нетерпения.

— Давай потом сразу на море сходим, а? Ну, пожалуйста!

— Хорошо, в моём возрасте, говорят, очень полезны пешие прогулки вдоль берега. — Кладу ключи в карман и, взяв Еву за руку, веду по направлению к гостинице. — Колени меньше скрипеть будут и спать крепче буду.

Ева хохочет, а я продолжаю:

— Главное, не забыть купить в киоске кроссворд, мозги тренировать, а то ж склероз.

Ева останавливается, обходит меня спереди, кладёт руки на шею и целует в губы, прерывая мой монолог.

— Я люблю тебя, — говорит, разрывая поцелуй, а у меня все внутренности делают синхронный кульбит, сжимаясь. — Я так сильно тебя люблю.

И, глядя в её зелёные глаза, понимаю, что действительно любит, ну а я пропал уже давно, когда на пороге её своём увидел. Осознал это только недавно.

— Всё-таки здесь очень красиво, — говорит Ева, когда проходим вдоль центральную улицу городка.

А у меня сердце внутри предательски ёкает, потому что знаю, всем существом своим чувствую: там, вдалеке, если знать куда идти, находится старое кладбище, на котором вечным сном спит моя мама.

Когда Ева обмолвилась о поездке на море, я мог бы привезти её в любой другой город — мало их, что ли, на Азовском поборежье? Да полно, больших и маленьких, унылых и приветливых, но решился всё-таки открыться перед Евой сильнее, возможно, даже полностью обнажить душу, потому что нельзя и дальше всё скрывать. Она достойна честности, пусть это может обратить в прах всё, что так неожиданно родилось между нами, но я устал скрывать, потому что Ева стала для меня чем-то большим. И да, я готов её отпустить, хоть и сложно будет до чёртиков.

— Ты снова задумался о чём-то, — замечает, с тщательно скрываемой тревогой глядя на меня.