Корсар (СИ) - Манило Лина. Страница 44

— Да? Не бери в голову, — отмахиваюсь, улыбаясь.

— Ну хорошо, — робко пожимает плечами и отворачивается, рассматривая окружающий ландшафт. — Но мне бы хотелось, чтобы ты чаще улыбался.

Внутри что-то съёживается, когда слышу эти слова. Я же Роджер, чёрт возьми, весельчак и рубаха-парень, любимец публики и свой в доску в любой компании. Но рядом с Евой позволяю себя слабость, сбрасываю маску и сам себе кажусь слабым и уязвимым.

Останавливаюсь у входа в гостиницу, где каждый номер — отдельный благоустроенный домик в окружении виноградных лоз и розовых кустов, и ставлю сумку с вещами на землю. Беру Еву пальцами под подбородком и приподнимаю голову, чтобы в глаза мне смотрела.

— Ты очень многого ещё обо мне не знаешь, но у нас есть несколько дней здесь, у моря, чтобы ты смогла познакомиться с Родионом Мещерским, понимаешь? — Она моргает и слабо улыбается. — Не с Роджером, а со мной, настоящим.

— Мне уже стоит начинать переживать? — Кладёт ладони мне на щёки и поглаживает, пытаясь в душу заглянуть.

— Не знаю, но у меня чёртовы поджилки трясутся.

— Я же рядом, чего тебе бояться? — удивляется совершенно искренне, становится на носочки и целует меня в колючую щёку. — Пошли быстрее? Я очень хочу есть.

— Неужели? Ты и хочешь есть? Не верю, — смеюсь, а Ева возмущённо фыркает.

— Я сейчас лопну! — Ева шумно выдыхает, смешно морщась, а я и сам чувствую, что объелся.

— Не надо лопаться, ты мне целая нужнее, — говорю, подзывая официанта, который торопится к нам со счётом наперевес. Глаза сияют жаждой чаевых, но я его понимаю, потому что в мёртвый сезон на счету каждая лишняя копейка.

Когда кладу деньги в небольшую кожаную папку, накинув сверху пару сотенных купюр, поднимаюсь на ноги и протягиваю Еве руку.

— Ты же на море хотела, — улыбаюсь, глядя, как загорелись её глаза. — Пойдём.

Она послушно поднимается, а сама аж светится от предвкушения.

— Мечты должны сбываться, золотая девочка, — говорю, когда выходим из ресторана и спускаемся с вымощенного тротуарной плиткой пригорка, ведущего к морю.

Ева, словно непослушный ребёнок, вырывает руку и мчится вперёд, к набегающим на берег неторопливым волнам. Замирает в метре от воды, будто не решаясь сделать последние шаги, отделяющие её от мечты.

— Знаешь, — говорит, когда подхожу к ней сзади и за плечи обнимаю, — я смотрю на воду, вижу волны и белую пену, чувствую аромат, но никак не могу поверить, что на самом деле вижу море. И сейчас, стóит протянуть руку, коснусь его. Это так странно.

Стоит, затаив дыхание, не шевелится, а я целую её в макушку и молчу, потому что в этот момент все слова кажутся лишними.

— Спасибо тебе, Роджер.

— Ты снова меня благодаришь...

— Потому что меня переполняют чувства и эмоции, благодарность. Я только выразить всё это толком не умею, понимаешь? Но я ощущаю себя такой сильной сейчас, наполненной, не одинокой. И ведь это всё благодаря тебе, ты знаешь это?

— Ты делаешь меня счастливым, — произношу, а Ева поворачивается ко мне лицом, а в огромных глазах застыли слёзы. — У меня всегда была дорога, мои братья, моё прошлое. Долгие годы я жил легко, просто, стараясь нагрузить себя работой, общением, адреналином, лишь бы не чувствовать сосущую пустоту внутри.

Но в тот день, когда ты появилась на моём пороге, я сидел на подоконнике, пил и всерьёз раздумывал над тем, чтобы сигануть вниз головой, покончив со всем разом. Не перебивай, я больше могу не решиться, просто послушай! В тот день мне исполнилось сорок два, а чувствовал себя на все двести. Наверное, просто устал или ещё что-то, возможно, демоны заели, но от правды не скрыться: ты спасла меня. Увидел боль в твоих глазах, таких огромных, и я понял, что не одному мне плохо в этой жизни. Будто мозги на место вправились.

— Ты правда... прыгнул бы, да?

Задумываюсь на секунду и киваю.

— Мог бы, в тот день мог бы. Но, Ева, я не псих, поверь мне, и о суициде обычно даже не задумываюсь, просто накрыло. Но ты мой ангел, ангел-хранитель, спасительница и золотая девочка. И я люблю тебя, люблю так, что дышать невозможно, если тебя нет рядом. Потому что боюсь, до одури боюсь, что с тобой может что-то случиться. Ничего никогда не боялся в этом грёбаном мире, а тут, гляди ты, цепенею от ужаса.

По веснушчатой щеке скатывается слезинка, и я стираю её большим пальцем, а Ева зажмуривается, потираясь щекой о мою ладонь.

— Но ты должна кое-что знать обо мне, — говорю, а Ева открывает глаза и серьёзно кивает. — И да, я отдаю себе отчёт, что это может стать для тебя неприятным сюрпризом.

— Я слишком привыкла в этой жизни к неприятным сюрпризам, потому ты вряд ли сможешь меня напугать.

Прижимаю её к себе, настолько крепко, чтобы на миг забыла как дышать, а потом выпускаю из объятий и беру за руку. Её холодные пальцы дрожат, хотя на улице довольно тепло, и я понимаю, что нервничает.

— Значит, ты готова выслушивать мои откровения? — усмехаюсь, глядя на волны, а Ева отвечает тихим согласием. — Значит, сделаем так: сейчас отдыхаем, ни о чём не думаем. А потом прокатимся в одно место, где я тебе не только всё расскажу, а ещё и кое-что покажу. Годится?

— Ты не только тиран, но ещё и интриган знатный, — смеётся, а я пытаюсь рассмотреть следы страха на дне глаз, но Ева кажется абсолютно спокойной, умиротворённой даже. Вот откуда в этой девушке столько внутренней силы, стойкости и мужества? — Договорились. Но только обещай, что не станешь что-то скрывать. Не хочу тайн между нами.

— Я люблю тебя.

Ева наклоняется, набирает воду в пригоршни и брызжет в меня, звонко смеясь. Это так по-детски, но так охреннено здорово, что сам начинаю смеяться, пытаясь увернуться от воды. В итоге наши игрища заканчиваются тем, что я хватаю золотую девочку за талию и поваливаю на песок, нависнув сверху.

— Купаться будешь? — спрашиваю, а она смеётся.

— Издеваешься, что ли? Холодно же.

— И то верно, — замечаю, откидывая упавшие пряди с её лица. — А я, пожалуй, искупаюсь.

И вскакиваю на ноги, а Ева кричит мне, что я сумасшедший, простужусь и умру, если войду в холодную воду, и вообще она меня убьёт, если не прекращу трепать её бедные нервы, но разве меня возможно остановить, когда так близко плещется море?

Раздеваюсь под протестующие вопли Евы, заливаясь хохотом. Давно не чувствовал себя таким круглым идиотом, но мне нравится это состояние.

— Береги штаны, они мне дороги как память о первой любви! — кричу и через секунду уже погружаюсь с головой в тихие волны, позволяя воде смыть все мысли и тревоги прошедших дней. Ныряю на глубину, проплываю несколько метров, а потом всплываю, ища глазами Еву. Она стоит на берегу, с тревогой всматриваясь вдаль, ища меня глазами, и прижимает мои штаны к груди. Дурочка моя, в самом деле штаны бережёт, вон как вцепилась в тряпку, не вырвешь.

Ложусь на спину, а прохладная вода покалывает кожу, но сейчас мне настолько хорошо, что даже посреди ледника не замёрз бы.

— Ну вот и что мне с тобой делать? — сердится Ева, когда выхожу на берег. — Вода же ледяная!

— Ничего она не ледяная, успокойся, — говорю, забирая у неё свои штаны. — Тут до гостиницы три метра по прямой, не умру.

Снимаю мокрые бóксеры, запихиваю их в карман куртки, а Ева ахает и смеётся, когда начинаю штанину натягивать на влажные ноги. Нихрена не выходит, а Ева громче хохочет, пытаясь мне помочь. В общем, с горем пополам, натягиваю эти грёбаные джинсы.

— Дурак, какой же ты дурак, — говорит, обнимая меня за талию и прижимаясь к груди. — Но мне с тобой хорошо, уютно. Ладно, теперь пошли переоденешься и поведёшь показывать то, что собирался. Ты же не передумал ещё?

Вообще-то передумал, конечно, но обещания нужно выполнять. И если уж рушить жизнь, так неожиданно наладившуюся, то сильно не затягивая.

28. Ева

Я вижу, как Роджер постепенно всё сильнее и глубже уходит в себя, когда идём вдоль центральной улицы, мимо маленьких магазинчиков, торгующих сувенирами и крошечных ресторанчиков с неизменным рыбным меню. Чем дальше, тем реже стоят дома, а впереди виднеется широкое поле, поросшее изумрудной травой. От такой красоты дух захватывает, и мне так хочется разуться и побегать по шелковистому зелёному ковру босиком.