Карантин - Зорин Виталий. Страница 38

Не обращая внимания на стук и возмущенные крики из трейлера, Никита забросил за плечи ранец кислородного аппарата, повесил на шею маску.

– Тимофеич, – сказал он, глядя в глаза командиру корабля, – тебе предстоит самое опасное дело. Открыть люк, а я вытолкну машину.

К Устюжанину уже вернулись его рассудительность и обстоятельность как в мыслях, так и поступках. От не свойственной ему растерянности не осталось и следа.

Здесь он был хозяином и, когда ситуация прояснилась, лучше знал, что и как делать.

– Люк откроют из рубки по моему приказу, – спокойно возразил он и ткнул пальцем в ларингофон у себя на горле.

– Так зачем дело стало? – улыбнулся Никита и позволил себе пошутить:

– Ждешь, когда над городом пролетать будем? Командуй.

– Погоди. – Устюжанин размеренным движением защелкнул карабин страховочной стропы на поясе Никиты. – Сейчас здесь такое начнется, что нас вместе с машиной выметет. – Он критически, как и положено командиру корабля, окинул фигуру Полынова взглядом, и только затем скомандовал:

– Открыть люк!

Поток воздуха, вырвавшийся из самолета, швырнул их на капот «уазика», но подталкивать машину не пришлось – она сама покатилась к люку. Полынов успел прикрыть рот кислородной маской, но вдохнуть все равно не было никакой возможности – легкие в груди самопроизвольно распухли, а все тело стало раздуваться, словно надувная игрушка. Пальцы превратились в сардельки, ремешок часов впился в запястье, ноги раздуло так, что передвигаться можно было только враскорячку. Глаза, наверное, заплыли бы опухшими веками, если бы глазные яблоки сами не стали вылезать из глазниц. И все равно Полынов практически ничего не видел из-за слепящего света незащищенного разреженной атмосферой солнца, хлынувшего в открытый люк.

Мгновенно окоченев от лятидесятиградусного мороза, ничего не видя, ошалев от распирающего изнутри давления, Полынов больше держался за «уазик», чем толкал его, и шел, шел… Пока сильный рывок страховочной стропы не опрокинул его на пол. И все-таки, лежа на полу, он успел увидеть, как машина, перевалив за край люка, сорвалась в ослепительную солнечную муть за бортом.

Не прошло и пяти секунд, как корпус самолета дрогнул, приняв на себя слабую в разреженном воздухе взрывную волну близкого взрыва сброшенного «уазика». Хитро настроили барометрический взрыватель – на какую бы высоту ни взобрался самолет, взрыватель не реагировал, но при малейшем снижении он обязан был сработать. Не хотели в ФСБ привлекать повышенное внимание к Каменной степи, поэтому крушение самолета должно было случиться далеко от нее, не менее чем в ста километрах, на подлете.

Когда люк закрылся, Полынов еще пару минут неподвижно лежал на полу, чувствуя, как опухшее тело постепенно начинает приходить в норму, в глазах проясняется, а невесть откуда взявшиеся на коже кристаллики льда превращаются в холодную испарину. Наконец он поднялся, проковылял к лежащему у борта Устюжанину, наклонился над ним.

Старый летчик хрипло, натужно, со стоном дышал, мертвой хваткой вцепившись в страховочную стропу Полынова.

– Как ты, Тимофеич? – сипло спросил Никита и не узнал своего голоса. Уши словно заложило ватой.

– Ничего… – Устюжанин закашлялся. – Жив…

– Спасибо. – Никита подал ему руку и помог встать. – Если бы не ты, болтался бы сейчас за хвостом самолета мой окоченевший труп на веревочке, как дерьмо в проруби.

– Да не за что, – слабо отмахнулся Устюжанин. – Вижу, бредешь за машиной как завороженный, ну я и дернул за страховку… Тебе, видно, с парашютом прыгать не доводилось?

– Приходилось, – честно признался Никита, – Но не с такой высоты.

– С такой высоты не прыгают, – согласился командир корабля. Он отдышался и вдруг крепко, с чувством пожал руку Никите. – Тебе спасибо. Как ты только догадался, что нам такую подлянку устроят?

Полынов промолчал. Не заслужил он благодарности. Не будь его на борту самолета, никто бы его взрывать и не подумал. Впрочем, в этом случае и рейса такого не было бы.

Когда Устюжанин ушел в пилотскую кабину, Никита поднялся по лесенке трейлера, провернул ключ в замочной скважине и вошел в жилой отсек. Ребята сидели за столом молча, злые как черти.

– Между прочим, начальник, – процедил Олег, непримиримо глядя ему в глаза, – у нас за такие дела, как запирать людей на замок, морду бьют.

Он раздраженно похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет.

– А вот это – отставить! – сипло гаркнул Полынов, но тут же смягчил тон и криво усмехнулся. – Нет, морду ты мне можешь попытаться набить, но курить не советую.

– А что случилось? – недоуменно спросил Володя.

– Бак с бензином в «уазике» от разрежения потек, – устало вздохнул Полынов и сел на кровать. Врать ему было не занимать – целый курс обучения в спецшколе по придумыванию на ходу правдоподобных «сказок» прошел. – Бензин по полу растекся, под обшивку проникать стал. А там электропроводка. Еще немного – и быть пожару. Пришлось машину на парашюте десантировать.

– Серьезно? – недоверчиво уставился на Никиту Володя.

Ничего не говоря, Олег сорвался с места и выглянул в дверь.

– Ну ни фига себе… – присвистнул он оттуда.

– Ладно, – благодушно махнул рукой Никита. – Предлагаю мировую. Наливай, Олег. Только мне чуть-чуть, все-таки печень еще пошаливает.

Он глянул на Фокину. Леночка сидела молча и смотрела на него во все глаза. Как на героя.

«С чего бы это она так? – удивился Никита. – Уж героев она среди спасателей на местах чрезвычайных происшествий навидалась предостаточно. Для нее такое поведение мужчин – будни. Или, может, в данном случае я для нее какой-нибудь особенный герой?» Приятное тепло проникло в сердце.

– Никита, у вас сосуды в глазах полопались, – сказала Леночка и в момент разрушила идиллически-романтическую картину, начавшуюся было формироваться в голове Полынова. – Давайте, я вам их альбуцидом закапаю.

Глава 8

Степь затянуло мглистой пеленой пожарища, и карантинная зона с высоты тысячи метров напоминала собой громадную заплату с обожженными краями на теле планеты. Гореть в пустынной, голой, как лунная поверхность, степи было нечему, но горела сама земля, обильно орошаемая из огнеметов, чьи огненные языки короткими вспышками прорезали то здесь, то там медленно вспухающие в безветрии клубы дыма.

Но не только этим отличалась оцепленная территория от снимков из космоса недельной давности – в просветах дымной пелены на переднем крае выжженной земли просматривалась вторая линия окопов, сузившая зону метров на пятьсот, а у поселка Пионер-5 линия окопов даже подошла вплотную к околице.

Панорама ошеломляла своей грандиозностью, а скрупулезная обстоятельность, с которой проводилась стерилизация голой земли, невольно наводила на недоуменные размышления: откуда у нищей, по нынешним временам, армии взялись миллиарды рублей на проведение подобных «учений» и какой такой «джинн» просочился в степь из подземелья заброшенной военной базы, если против него применяют столь крупномасштабные и радикальные меры, не считаясь ни с затратами, ни со средствами? Именно от этой мысли в сердце закрадывалась леденящая жуть. Ни в какое сравнение с увиденной картиной не шли карантинные меры в Центральной Африке против эпидемии «тофити» – там разве что аэропорт закрыли, а границы – как были «прозрачными», так и остались.

– Мудрят они что-то, ядрен корень! – недовольно поморщился Устюжанин.

– В каком смысле? – тихо спросил Полынов. На время посадки он пришел в пилотскую кабину, чтобы с высоты осмотреть место предстоящей работы.

– В самом прямом… – Устюжанин вздохнул. – На второй круг заходим, а они все никак не определятся, где нам лучше приземлиться. Будто не ждали нас.

– Может, без их координат сядем? – предложил штурман. – За пределами зоны оцепления степь плоская, как стол. И ветра внизу нет. Садись где хочу.

Лучше не придумаешь. Почти как в Афгане.

– Продолжай запрашивать, – буркнул командир корабля. – И забудь о своих «подвигах» в Афганистане. Авось не во вражеском тылу, чтобы лихачить.