Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 79

— Ну что, вы готовы, монна Росси? — спросил маэстро, всё ещё не глядя на неё и не спеша развернул свёрток.

— Как видите! — она развела руками и даже разозлилась от того, что маэстро был занят этим чёртовым свёртком.

Она-то думала, что он заметит её наряд!

Но маэстро глянул через плечо, вскользь и тут же снова отвёл взгляд, как будто там и смотреть было не на что.

Ну вот, Дамиана, а ты боялась произвести слишком сильное впечатление на этот бессердечный кусок льда! Ну и ладно. Ну и хорошо. Ну и плевать. И вообще…

Миа вдохнула и, придав лицу выражение безразличия, какое только смогла, порывисто натянула длинные перчатки, полагающиеся к платью, взяла веер и подошла к креслу.

— О! А это что за ангельский мех? — воскликнула она, глядя на разложенную на кресле белую накидку.

— Это — манто из горностая, — произнёс маэстро выпрямляясь и снова не глядя на Дамиану. — В театр принято надевать меха, монна Росси, поэтому я одолжил его у тёти Перуджио. Так что постарайтесь не заляпать его соусом. Не стоит расстраивать столетнюю тётю.

Маэстро усмехнулся, достал из внутреннего кармана бархатный футляр и открыл. На атласной подкладке лежало ожерелье. И Миа даже застыла, глядя на него. Прозрачные камни, оправленные в золото, блестели и переливались, и сколько оно стоит она не смогла даже предположить. И под впечатлением от увиденного, все обиды на маэстро испарились из головы в то же мгновенье.

— Повернитесь, — произнёс маэстро явно довольный её реакцией и удивлением.

— О, Светлейшая, — пробормотала Миа, послушно поворачиваясь к маэстро спиной, и глядя в зеркало на своё отражение.

Руки маэстро ловко застегнули ожерелье на шее и теперь из зеркала на Дамиану смотрела вовсе не лавочница Миа Росси с рива дель Карбон.

Дамиана Росси не носит меха и бриллианты…

— Ну вот, теперь вы самая настоящая синьора, — произнёс маэстро тихо, склонившись к её уху, и их взгляды в зеркале пересеклись.

Он стоял прямо за её спиной, так что она чувствовала голыми плечами его дыхание и тепло его тела. И от этого тихого голоса и этого тёмного взгляда, сразу стало невыносимо жарко, сердце забилось где-то в горле и внутри всё сжалось в каком-то сладком предвкушении…

…чего?

Пальцы маэстро не спеша провели по ожерелью и медленно скользнули вниз по её плечам, едва касаясь кожи и словно не желая разрывать это прикосновение. И от участившегося дыхания, бриллианты у Дамианы на шее вспыхнули тысячей искр.

Они с маэстро смотрели друг на друга сквозь зеркало, которое стало прозрачнее и светлее от их взглядов, и оно как будто связало их невидимой нитью, не давая отпустить друг друга. И его потемневший взгляд, и это лёгкое прикосновение пальцев, и тишина, повисшая между ними, ударили в голову хмелем, заставив ноги ослабеть и губы дрогнуть, приоткрывшись. И всё, что ей нужно было в это мгновенье, чтобы его ладони просто прижались к её плечам и… больше не отпускали.

О, Серениссима! Да она спятила совсем!

Миа судорожно накрыла ожерелье ладонью и хрипло спросила, гася этот жаркий взгляд:

— Оно… стоит, наверное… я даже не знаю сколько! Наверное… десять тысяч дукатов!

— Триста тысяч дукатов, если точнее, — шепнул маэстро с усмешкой.

— Сколько?! — Дамиана развернулась, обдав его шлейфом своей юбки и голос у неё сорвался. — О, Серениссима! Снимайте его сейчас же! Снимайте! А если я его потеряю? Или… его украдут?! Я… Я не могу его надеть!

— Ещё как можете, — маэстро накинул ей на плечи манто из горностая и ловким движением завязал ленты прямо под подбородком. — Вы идёте в театр монна Росси, как моя гостья… Как моя загадочная гостья, над личностью которой будет ломать голову вся Альбиция. Вы будете сидеть между мной и Лоренцо, и поверьте, весь театр будет смотреть только на вас. Каждая женщина захочет посетить нашу ложу и оставить на вас клеймо своего мнения. А нам ведь это и нужно, верно? Чтобы вы могли всех их рассмотреть. Так что вы должны выглядеть потрясающей, монна Росси, — он подал ей согнутую в локте руку и добавил чуть тише, немного склонив голову: — И вы потрясающе выглядите, Дамиана, чтоб мне пропасть.

Она нервно рассмеялась, снова схватилась за ожерелье, спрятанное под мехом, и вцепилась пальцами в его локоть.

— Но не обольщайтесь, монна Росси, бриллианты тоже тётины, так что не уроните их в канал, — усмехнулся маэстро.

— Я буду беречь их, как святые мощи! — горячо воскликнула Дамиана. — И снять их с меня смогут только вместе с головой.

— Идёмте, в театре нас ждёт Лоренцо и сегодня он сильно не в духе. Не будем его злить, — произнёс маэстро, как-то устало, и повесил трость на запястье другой руки.

И Дамиана подумала отстранённо, что он снова не хромает.

Они вышли на лестницу, и Дамиане всё казалось, что она сейчас наступит на подол своего платья, что оступится и сломает слишком высокий каблук туфель, что ожерелье расстегнётся и соскользнёт, и она этого даже не заметит, а белая накидка слишком белая, и она её непременно испачкает.

— Вы так нервничаете, монна Росси, как будто вас ведут вешать, — чуть усмехнулся маэстро.

— Это платье… и мех… и это ожерелье!

— Это всего лишь платье, всего лишь мех и всего лишь ожерелье, — произнёс маэстро ободряюще, — ничего с ними не случится.

Только сейчас Миа заметила, как странно смотрят на неё мессер Оттавио и монна Джованна, и остальные служанки и слуги, выстроившиеся у причала. Так, как будто им всем только что явилось привидение.

Пабло, подпоясанный новым кушаком, в новой шляпе и красном жакете-болеро, уже стоял у гондолы, поджидая хозяина, но увидев Дамиану даже растерялся.

— Пабло, где твои манеры? — строго спросил маэстро, и Пабло тут же протянул Дамиане руку, помогая спуститься в лодку.

Солнце клонилось к закату, и гондола скользнула по воде, удаляясь от палаццо. Дамиана сидела прямо, как натянутая струна, боясь даже дышать и молчала, потому что ощущала, как маэстро смотрит на неё. Смотрит и тоже молчит. И когда лодка приблизилась к базилике, Миа спросила, чтобы расколоть как-то эту тяжёлую тишину:

— Вы ещё что-нибудь узнали? О «бабочке»? — она перевела взгляд на маэстро и тут же посмотрела на свои руки, лежащие на коленях.

Куда делась та непринуждённость в их разговорах? Раньше он её раздражал, иногда просто бесил, они ругались, и временами между ними возникала неловкость, но совсем не такая, как сейчас. Почему сейчас она чувствует его взгляд даже кожей? Ощущает, как он медленно скользит по ней, почти прикасаясь и это что-то новое, невыносимо чувственное в его взгляде, от чего она кажется, даже перестаёт слышать окружающий мир. От этого дрожат пальцы, и в губах пульсирует кровь, заставляя их сохнуть. И внутри всё сладко замирает от предвкушения и ожидания чего-то…

…чего ей нет никакого смысла ожидать.

— Доктор Феличе нашёл сходство. У остальных девушек, кроме одной были такие же мозоли, как и у той, что нашли сегодня утром. Я отправил Жильо в пансион, чтобы он отвёз одну из святых сестёр на опознание. Скоро мы узнаем имя этой несчастной, — ответил маэстро негромко.

— Значит, они все были кружевницами? — Дамиана снова взглянула на него.

Разговоры о работе безопасны. Они позволяют отвлечься от ненужных и будоражащих мыслей мыслей. И когда маэстро говорит о делах, он сосредоточен и не смотрит на неё так, что сердце уходит в пятки.

— Возможно. Мы скоро это узнаем.

— И больше ничего нового?

— Вы мне скажите, — произнёс маэстро, глядя на неё внимательно.

И может ей стоило бы рассказать о своём видении, о фате, о всех тех мелких деталях, о которых она умалчивала всё это время, но она не могла. Она не могла заставить себя говорить с маэстро о Веронике. Она не знала эту женщину, но уже кажется ненавидела её всеми фибрами своей души. За что?

За то, что он любил её так сильно. Или… может он всё ещё её любит?

— Ну… У меня-то ничего, — она махнула рукой, — а… я хотела спросить, комната, в которой я сплю… кому она принадлежала? Вы так удивились сегодня утром, обнаружив меня в ней.