Жёлтая магнолия (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 81
— Уверен, вам понадобится бинокль, — услышала она прямо над ухом голос маэстро и его рука коснулась её локтя. — Держите.
Дамиана даже не заметила, как он оказался в ложе, вошёл совершенно бесшумно и сел прямо позади её левого плеча, скрывшись в полумраке. Она взяла бинокль и посмотрела на сцену. Представление начиналось…
— Вы что-нибудь заметили? — спросил маэстро негромко. — Кого-нибудь?
— Пока нет, — ответила Миа, разглядывая сцену.
— Здесь сегодня собрались почти все — закрытие сезона. Думаю, нам повезёт…
Он пришёл и ей как-то сразу стало спокойнее.
— Жаль, я не понимаю этот язык, — произнесла Миа, слушая первую арию.
— Это староальбицийский. Язык молитв, опер и любовных сонетов, — усмехнулся маэстро и перешёл почти на шёпот. — И хотя говорить в опере неприлично…
Он придвинулся ещё ближе, настолько, что Дамиана ощутила его тепло, и горько-хвойный аромат и от осознания того, что маэстро находится от неё так близко, почти касаясь её оголённого плеча, её окатило волной странного тепла. Она медленно стянула с рук и перчатки…
— Эта опера о сословном неравенстве. Главные герои: прекрасная вдова — графиня и её секретарь, — начал маэстро свой рассказ. — В душе графини идёт постоянная борьба между любовью и законами общества. Пытаясь спрятать страсть под маской холодности и безразличия, она слушает то доводы рассудка, то голос сердца и мучает тем самым и себя и своего возлюбленного…
— Вот как? — прошептала Дамиана, ощущая, как становится невыносимо жарко.
Она повела плечами, полностью освобождаясь от манто, вытащила его из-за спины и бросила на соседнее пустое кресло. И тут же пожалела об этом, потому что голые плечи ощущали теперь всё, даже дыхание маэстро, которое касалось их, когда он наклонялся слишком близко…
— Но поначалу, она обращает на него внимание лишь потому, что он собирается жениться за другой.
— А что же он? — спросила Миа с замиранием сердца.
— Сначала он уверен, что она просто изводит его, ради шутки, — прошептал маэстро, едва не касаясь губами её волос. — Но потом он постепенно влюбляется в неё также сильно, как и она в него…
Сердце пропустило удар, пальцы тискали несчастные перчатки, и впервые в жизни Миа поняла зачем знатным дамам нужен веер.
— Графиня пишет письмо, в котором пытается объяснить свои чувства и спрашивает его мнение по поводу того, как оно написано. Она выдаёт его за письмо своей подруги, надеясь, выяснить его мнение, — прошептал маэстро. — Они оба играют в такую игру, делают вид, что говорят о чьих-то чужих чувствах…
Ей было нечем дышать. Она сидела замерев, чувствуя, как его рука легла на подлокотник кресла рядом с её рукой. Совсем рядом, почти касаясь…
— А о чём они поют сейчас? — спросила Дамиана, чтобы хоть как-то скрыть своё волнение.
— Я вам переведу.
«Зажечься страстью, видя страсть чужую
И ревновать, ещё не полюбив…
Хоть бог любви хитёр и прихотлив,
Он вряд ли хитрость измышлял такую!
Я потому люблю, что я ревную,
Терзаясь тем, что рок несправедлив.
Ведь я — красивей, а меня забыв
Он нежным счастьем наградил другую…»*
(*прим. автора — из комедии Лопе де Вега «Собака на сене»)
Ей кажется, что его голос растворяется в воздухе каким-то сладким ядом, совсем как аромат магнолии, как опиумный дурман. А она вдыхает его жадно, и он, попадая в лёгкие, растекается оттуда по венам, опутывает тело и разум, и подчиняет себе. Совсем как в старой сказке о волшебной флейте…
Он говорит, а она слушает его, кажется самим сердцем. И щека горит, ощущая, как он близко, как его дыхание касается её, и его присутствие почти осязаемо и от этого невыносимо. Ей душно даже в этом платье, и когда пуговицы его рубашки касаются кожи на её плече, ей кажется, будто это капли горячего воска, так остро и жарко от этого прикосновения. А эти слова… Почему ей кажется, что говорит он совсем не об опере?
И всё внутри замирает от них, и там, где ещё недавно жгло от невыносимой душевной боли, сейчас всё сворачивается сладким клубком желания.
И если бы они были здесь одни… И если бы всё было возможно… Если бы он взял её за руку вот так же, как синьор Лоренцо… Она бы не выдернула руки.
Она хотела ощутить это прикосновение. Ещё с того момента, как он надел на неё ожерелье… Нет, даже раньше… Вчерашней ночью в лодке, когда он набросил на неё свой плащ и его рука лежала рядом с её рукой вот так, как сейчас… Ей хочется этих прикосновений прямо сейчас, ей хочется почувствовать тепло его ладоней… И кажется кровь закипает у неё в жилах от желания и невозможности его осуществить.
— Посмотрите на жену дожа, Дамиана, — прошептал Райно, чуть дотронувшись кончиками пальцев до её локтя, и она даже вздрогнула. Повернула голову и увидела только, что вошедшую в ложу напротив женщину. — Это не она?
— Вы думаете это догаресса?! — хрипло переспросила Миа.
— Тссс… Тише, — шепнул маэстро. — Просто посмотрите.
Миа взглянула в бинокль. Высокая светловолосая женщина. Крупный нос, гордая осанка. Волосы уложены низким валиком почти у шеи. Нет, это не она. Она слишком высокая… Или она? Миа сцепила пальцы и попыталась снова сосредоточиться на своём желании увидеть скрытое и взмолилась к Светлейшей. Но, кажется, сегодня предвидение её покинуло. Или…
… закружилась голова и всё стало так нереально и реально.
Покои синьора Лоренцо. Темнота… Лишь свеча в руках у девушки, которая крадётся с ней к двери, той самой, что скрыта портьерами в углу.
Она достаёт ключ и открывает дверь, а за ней вторую, и вот она уже в той комнате, с зарешёченным окном, в которой стоит сейф…
Девушка ставит свечу на один из ящиков, снимает с шеи ключ на цепочке и вставляет в замок.
— Что ты делаешь, Вероника? Что ты здесь делаешь? — голос маэстро заставляет её резко обернуться.
— О, Мадонна! Райно? Как ты меня напугал!
— Так что ты здесь делаешь ночью? — маэстро появляется из темноты. — И откуда у тебя ключ?
— Я… Мне нужно было… Мне дал его Лоренцо…
— Мой брат дал тебе ключ от сокровищницы? Чтобы ты пришла сюда ночью?! — маэстро шагает ей навстречу, загоняя в угол. — Не лги мне, Вероника!
— Как ты смеешь! — она размахивается и бьёт его ладонью по лицу.
Маэстро перехватывает её руку, но она снова хочет ударить его и тогда он перехватывает другую, и с силой прижимает Веронику к сейфу. И какое-то время они смотрят друг другу в глаза и в тишине слышен только звук их тяжёлого дыхания.
— Что ты хотела взять, Вероника? — хрипло спрашивает маэстро.
— Это всё ради тебя, — шепчет она дрожащими губами и в голубых глазах возникают внезапные слёзы. — Я хотела… Ты же говорил… Мы могли бы сбежать куда-нибудь, ты ведь сам предлагал…
— И ты думала что-нибудь отсюда украсть и бежать? Со мной?
Вероника молчит, а потом внезапно подаётся ему навстречу и прижимается к его губам горячим страстным поцелуем. И Дамиана ощущает всё, абсолютно всё, как будто это она стоит там, в душной темноте сокровищницы Скалгеров.
Она хотела ощутить его прикосновения, и теперь она чувствует всё.
Как рушится дамба самоконтроля, словно лёгкий карточный домик… Как маэстро почти со стоном наваливается всем телом, прижимая Веронику к холодной дверце сейфа… Как жадно отвечает на поцелуй… Как слабеет хватка его рук, чтобы тут же превратиться в кольцо страстных объятий… Его ладони лихорадочно скользят по плечам, по спине, сжимают её тело так сильно, словно хотят навсегда впитать в себя это прикосновение. Поглощают его жадно, как пустынная иссохшая почва впитывает первые капли дождя.
Он словно обезумел… Покрывает её всю беспорядочными поцелуями: лицо, шею, грудь… Шепчет её имя снова и снова… Подхватывает на руки…
Свеча, покачнувшись, падает на пол и сокровищница погружается во мрак.