Расправа в замке Бельфорсбрук (СИ) - Комарова Инна Даниловна. Страница 25

— Слушаю.

— Дама явно с отклонениями от нормы, но не до такой степени, чтобы признать её невменяемой.

— Меня это вполне устраивает. Считаю, что она должна понести тяжкое наказание. Так что же тебе удалось выхватить из всей сцены задержания? — Мейсон чувствовал, что друг заметил что-то очень необычное, о чём он собирался рассказать ему.

— Слушай и запоминай. На латинском языке это называется Prоcеrus — мышца гордецов.

— Что-что? Как ты сказал? — привстал от неожиданности Мейсон.

— Садись. Место расположения называется «мышца гордецов».

— Какое странное и в то же время красивое название, никогда не слышал. Сгораю от нетерпения, спешу узнать, что сие означает.

— Prоcеrus — мышца гордецов, — повторил друг. — Это всего-навсего пирамидальный мускул.

— Всего лишь мускул? А по названию подумалось что-то из области изобразительного искусства.

— Не торопись с выводами. Знаю, что ты неравнодушен к полотнам великих мастеров, но в данном случае это из другой области. Так вот, сокращаясь, мускул опускает кожу надпереносья, образуя у корня носа поперечные складки. Обычно мышцы — правая и левая, работают одновременно. Они тянут вниз кожу между бровями, образуя, главным образом, вертикальные складки и сближая брови внутренними концами вниз, понимаешь, опускают внутренние концы бровей. Теперь самое главное и это напрямую имеет отношение к данной личности и выводам, которые напрашиваются.

— Ты имеешь в виду преступницу?

— Ну а кого же? Мы ведь о ней ведём разговор. Слушай и запоминай. Действие этих мышц придает лицу выражение жестокости, чрезвычайного гнева, глубоко упрятанного в душе, представь, угрозы и большого недовольства тем, что происходит.

— Вот оно что. Потрясающе! А я-то всё время думал, беседуя с ней, почему у неё такое свирепое, звериное выражение лица. Теперь всё понятно. Благодарю, что так подробно разъяснил. Это многое объясняет.

— Ещё не всё.

— Неужели?

— Да. Второй аспект. Ты не заметил, как она ведёт себя?

— Конечно, я обратил внимание, что она развязна, самоуверенна, к людям относится пренебрежительно, без малейшего уважения.

— Вот-вот. Её поведение характеризуется следующим образом.

— И как это называется по-научному? — перебил друга Мейсон.

— Не торопись. В медицине абсолютно всё имеет объяснение и своё чёткое название. Это не что иное, как амикошонство. Иначе говоря, фамильярное обращение, бесцеремонность, вольность, развязность, еще говорят, панибратство. Слышал?

— Знакомое определение. Конечно, слышал и сталкивался сам.

— Не сомневался, что ты знаешь, о чём идёт речь. Тут слилось всё воедино. Ты знаешь, она не считается с мнением и чувствами других людей. Её это не волнует. Самый настоящий самодур.

— Ты забыл, она женщина.

— Извини, ты прав, получается, самодура. И что важно, своими чувствами она не управляет, поэтому все её действия происходят спонтанно. Захотелось — никто и ничто не остановит.

— Какие ценные детали. Молодчина, как я тебе благодарен, собственно, как всегда.

— Не за что. Обращайся, всегда рад помочь и быть медицинским экспертом в твоих расследованиях.

— Знаю, дружище. Ты мой самый большой помощник.

— Не преувеличивай. Самому интересно. У тебя по делу проходят такие персонажи, в своей практике я бы никогда не столкнулся. Нужный и полезный опыт.

— Давай, переходи ко мне на службу, нагружу тебя.

— О, какое предложение. Нет, дружище, Уильям, я своих больных не брошу. А ты, пожалуйста, обращайся без церемоний.

— Я только этим и занимаюсь. Единственная возможность тебя увидеть, в домашней обстановке посидеть, поговорить с тобой. Пошли в столовую. Я тут давеча купил чудесный индийский чай по случаю, знакомый не так давно вернулся из странствий, привёз мне.

— Всегда готов. Действительно, чай — хороший сувенир. Понимаю, ты заплатил за него, но всё равно приятно, что человек не забыл о тебе.

— Очень приятно. Ну что, идём дегустировать чай?

— Конечно.

— Вот и чудесно. Когда еще посидим вот так.

— Да, времени катастрофически не хватает. А помнишь раньше, часто виделись, ещё успевали куда-то съездить.

— Конечно, помню. Бывает, ложусь заполночь и вспоминаю те времена.

— Давай возобновим встречи, допустим, в выходной вечерком.

— Прекрасная идея. Готов попробовать, а вдруг получится, — настроился Мейсон.

— Не думаю, что два-три часа будет так уж накладно для нас. В итоге всё оправдается нашим общением. Нельзя упускать счастливые моменты, которые дарует жизнь, — уговаривал Эдгар.

— Полностью с тобой согласен. Попробуем обязательно, — пообещал Мейсон.

Мейсон заехал в контору, ему понадобились документы и медальон, который он вместе с Якобом нашёл в подземелье замка Бельфорсбрук. Предстояло задержать сообщника Мейбл, после этого он передаст инспектору Паркеру вещественные доказательства. Уильям просматривал документы, но как-то неспокойно было у него на душе, какое-то странное смятение поселилось и не давало сосредоточиться.

— Это что такое? Какие еще сомнения могут возникать? Все факты твердят об одном — убийца Мейбл. Все улики и показания против неё. В чём тогда дело? Непонятное чувство, что оно хочет сообщить мне? Чего я не учёл? Проведена большая кропотливая работа, итог ясен. Я что-то пропустил? — Мейсон рассуждал, задавая самому себе вопросы, чтобы найти зацепку. — Стареешь, дружище Мейсон, а? Сам себя одёргивать стал. Однако надо подумать, чего я не сделал.

Он лихорадочно искал ответ.

— Нашёл, ура, эврика, до сих пор не съездил в контору Уокеров. Это единственное, из того, что было запланировано. Моё упущение. Заработался. Помощница Георга не последний человек в этом деле. Элисон говорила, что барон её очень ценил. Еду туда, остальное потом, — принял решение Мейсон.

Он вышел из своего кабинета и обратился к миссис Ρайт:

— Линда, если господин Паркер будет спрашивать меня, пожалуйста, скажите ему, что я уехал по срочному делу. Пусть ожидает меня у дома Роберта Брауна.

— Хорошо, мистер Мейсон. Не извольте беспокоиться, всё передам.

— Благодарю, — ответил Мейсон и выбежал на улицу. Он торопился. Чутьё подсказывало ему, то, что он услышит из уст помощницы Георга, станет определяющим в завершение расследования. Сыщик остановил экипаж и уехал.

И действительно, помощница многое знала. Барон Уокер считал её членом семьи.

Агнесс Робинсон была дочерью его лучшего друга — барона Ральфа Робинсона. Агнесс всегда с большим пиетом относилась к барону Уокеру и членам его семьи. Завершив учёбу, она пришла к отцу и категорично заявила:

— Отец, вот теперь я смело смогу применить свои знания на практике.

— Согласен. И где бы ты хотела трудиться?

— У дядюшки Ричарда.

— В конторе барона Уокера?

— Да.

— Ты образованная девушка, что с твоими знаниями делать в конторе моего друга? Я люблю Ричарда, но не представляю, чем он может тебя занять?

— Это значения не имеет. Дядюшка Ричард — умнейший человек, прекрасно разбирается в юриспруденции. Лучше практики для себя не вижу.

— Ты бы и сама могла уже практиковать.

— Нет, отец, еще не время.

— Если ты так считаешь, мешать не буду. Поговорю с Ричардом. Ты уверена, что у него найдётся должность для тебя?

— Как я могу быть уверенной? Спросить можно. Одно знаю точно — соглашусь на любые условия.

— Если так, препятствовать не буду. В добрый час, — пожелал отец.

— Благодарю вас, — ответила Агнесс и прильнула к отцу. Он нежно обнял её и тихо сказал?

— Ты у меня совсем взрослая. Я и заметить не успел, как ты выросла.

Барон Ρобинсон поговорил с другом. И барон Уокер без особых раздумий принял Агнесс на должность секретарши. Прошло время, его помощница миссис Линтон уволилась по состоянию здоровья, и Агнесс стала референтом и помощницей барона.