Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна. Страница 26

— Я уже говорила, что определить причину очень трудно и не всегда возможно, — слова сестры не прозвучали упреком. Она казалась задумчивой, но ни в чем меня не винила. — Но если это тебе всегда удавалось, то стремление добраться до сути даже похвально.

Мрачный тон, серьезный взгляд, две вертикальные морщины между сведенными к переносице бровями, сложенные на груди руки. Доверенная явно принимала решение, которое ей было неприятно.

— Ты поступила правильно, не рассказав о ночном происшествии Абире, — сестра хмуро подвела итог размышлений. — Как ни прискорбно это признавать, но ты поступила верно, не рассказав о сарехе и его угрозах до ритуала и мне. Даже зная, что ты не властна над собой, что лишь исполняешь волю Великой, я усомнилась бы в правильности твоих суждений и действий.

— Почему же ты не сомневаешься сейчас? — не сдержалась я.

Она посмотрела на меня, лицо ее просветлело.

— Потому что во время ритуала я чувствовала тебя. Твою искренность, непредвзятость, веру в богиню и правильность ее суда. Я чувствовала, что ты поступаешь, как должно. И не пытаешься изменить что-то на благо себе, — она виновато пожала плечами, усмехнулась так, словно заранее просила прощения за свои слова. — Я ведь тоже всего лишь человек. Совершать ошибки — в нашей природе. Зная об угрозах, я бы тебя подозревала. Я усомнилась бы в тебе. Это навредило бы нам, нам троим, в будущем.

Она лукаво улыбнулась, погрозила мне пальцем:

— Надеюсь, ты не видишь в этих словах разрешения скрывать от меня что-нибудь в дальнейшем.

— Нет, конечно, — я отрицательно покачала головой. — Мне стыдно, что пришлось придумывать эту историю с падением.

— Ничего, — Гарима ободряюще похлопала меня по руке. — Я знаю, как ты не любишь ложь, поэтому думаю, что великая Маар направила тебя. Хорошо, что охрана не всполошилась из-за ночного посетителя. Хорошо, что слух об этом не пошел по городу. Представь только, что было бы после сегодняшнего ритуала? Любой решил бы, что на жриц можно влиять. Что их можно подкупить или запугать.

— Я не думала о таких последствиях, — пробормотала я.

— Верю, — легко согласилась сестра. — Именно поэтому я убеждена, что богиня направила тебя. Она защитила своих дочерей от наветов недалеких людей.

Если Гарима отнеслась к изменившемуся ходу ритуала, как к одному из проявлений дара и воли богини, то Абира была не просто растеряна, не просто напугана. Она была в ужасе. Передающая спряталась от мира в своих комнатах, завернулась в одеяло и тихо всхлипывала, вцепившись в подушку. Гарима села рядом с сестрой, привлекла ее к себе мягким уютным движением и стала успокаивать.

Воркование Доверенной подействовало не сразу, и не так, как Гарима надеялась. Абира разрыдалась в голос, а ее причитания казались мне бессмысленными. Сестра еще не знала, что наша общая магия превратила преступника в золотую статую. Зато во время ритуала справедливости почувствовала наши с Гаримой дары в действии. Не так, как обычно, потому что мы не брали, а отдавали силу. Мощь птицы и змей одновременно вызывала у Передающей искреннюю зависть, преклонение и нежелание обладать даром схожей силы.

Но больше всего Абиру страшила неизвестность. И в этом она была не одинока.

Рассказ о золотой статуе сестру потряс, вызвал новую волну слез. И, как ни странно, упреки. Абира упрекала меня в том, что я слишком многое подвергаю сомнению, слишком глубоко проникаю в воспоминания и сознание преступника. По ее словам, в этом не было никакой нужды, ведь его вину уже доказали стражи. Его признал виновным суд! Мои дотошность и придирчивость, вызвавшие неожиданные изменения в ритуале, Абира считала больше обременительными, чем полезными. Я предпочла промолчать и не говорить сестре то, что она, одаренная, знала с рождения. Что жрица не принадлежит себе во время ритуала.

Гариме, потакающей моим глупым прихотям, тоже досталось. Абира припомнила ей не только старые обиды, но и то, что Доверенная больше времени проводила со мной, чем с ней. Судя по удивленному лицу Гаримы, она не догадывалась прежде, что ее ревнуют. От обидных выпадов это ее, правда, не спасло. Гарима хмурилась, но молчала, давая Абире выговориться. Думаю, окажись Доверенная менее рассудительной и спокойной, хоть чуточку более себялюбивой, мы не избежали бы серьезной ссоры.

Видя, что ее нападки не задевают ни Гариму, ни меня, Передающая постепенно утихомирилась. Но все же считала правой себя, а поведением не отличалась от упрямого капризного ребенка. Я молча наблюдала за Доверенной и удивлялась ее терпению, способности вести разговор и с такой собеседницей.

К счастью, это издевательство над здравым смыслом продолжалось недолго. Доверенная похвалила Абиру за чуткость во время ритуала и за помощь. Назвала ее вклад в общее волшебство неоценимым, чем очень польстила. Еще Гарима пообещала, что обязательно во всем разберется и, как всегда, возьмет на себя общение с послами и Императором. Уже несколько менее недовольная Абира пожаловалась на плохое самочувствие и сказала, что нуждается в отдыхе. Мне показалось, Гарима так же обрадовалась возможности уйти, как и я.

Едва за нами закрылась дверь в комнаты Абиры, напускное благодушие и покоряющая уверенность слетели с Гаримы, как семена с одуванчика.

— Пойдем, посмотрим на него, — кивком указав в сторону Храма, сказала Доверенная.

Белый кристалл приветствовал нас ласковым сиянием. Сердцем я чувствовала его тепло, даже одобрение. Еще одно подтверждение тому, что принятое решение было правильным, что богиня довольна своими дочерями. Я не успела рассмотреть золотую статую, оберегаемую полудюжиной прислужниц, как мое внимание привлекло движение в глубине зала.

Там на скамьях сидело не меньше двух десятков сарехов. Некоторые из них встали, едва завидев нас с сестрой. Хорошо, хоть окликать не решились. Для шумных северян такое поведение было бы естественным, но любой громкий звук казался в Храме великой Маар не просто неприятным, а даже противным мирозданию. Сарехи это чувствовали, судя по тому, как двое из них тихо, едва ли не крадучись, пошли по центральному проходу к кристаллу.

На счастье, прислужницами руководила Съярми — опытная, находчивая, разумная женщина, отдавшая служению великой Маар больше тридцати лет жизни. Уверена, именно ее стараниями у всех дверей Храма изнутри и снаружи появилась охрана. Съярми настораживало присутствие большого числа иноверцев, и она позаботилась о безопасности.

— Сиятельная госпожа Доверенная, сиятельная госпожа Забирающая, — шорох одежд, почтительные лица. Поклоны прислужниц и их мелодичные приветствия сами по себе походили на ритуал.

Наблюдая за величественной Гаримой, жестом подозвавшей Съярми, я заметила, что идущие по проходу сарехи замерли и нерешительно обернулись к соотечественникам.

— В Храме посторонние, — ровным тоном заметила Доверенная.

— Мы просили представителей общины сарехов уйти, но они отказались, — поспешно стала объяснять старшая прислужница. — Если мне будет позволено заметить, эти чужеземцы не верят в великих Супругов. Я говорила с ними недолго, но и этого времени хватило, чтобы понять. Они не знают также и смысла ритуалов справедливости. И все же они поняли из разговоров после завершения ритуала, что что-то пошло не так, как ожидалось. Они просили позволить им подождать здесь.

— Чего они ждут? — мягкий голос Доверенной прозвучал достаточно громко и недоуменно, чтобы сарехи переглянулись вновь и не решились подойти.

— Они ждут объяснений. Или пробуждения соотечественника. Они очень беспокоятся о нем, — по-прежнему тихо ответила прислужница.

— Их не смущает, что этот человек признан судом виновным в двух убийствах? — полюбопытствовала сестра.

Я чувствовала, что она тянула время, тоже пыталась прочувствовать сарехов. Как и я. Ведь ответ на свой вопрос Гарима знала.

— Они считают все происходящее чудовищной ошибкой, — будто извиняясь за сказанную другими глупость, смутилась Съярми. — Рассказывали, что он хороший человек, что не пошел бы на убийство. А два отравления совсем не укладываются у них в головах. Резкое отрицание вызывает и ритуал, и нынешнее состояние преступника. Хотя, возможно, причина в том, что они иноверцы… Я взяла на себя смелость немного объяснить этим людям, с каким почтением в Империи относятся к жрицам.