Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна. Страница 84

— Поэтому мы идем в Забытый город, — призналась я. — Попрошу ее забрать его у меня.

— Вполне понятное желание, — чуть сильней прижав меня к себе, согласился воин.

Я льнула к нему, отогревалась в тепле его внутреннего сияния и думала о том, как мне с ним повезло. Он не осуждал, не стал говорить о божественном замысле, не заподозрил, что я сгущаю краски или не понимаю свое истинное предназначение. Вместе с тем, мое намерение не было ему безразлично — слишком явственно я ощущала его сочувствие, чтобы так думать. Ферас принял мое решение и считал, что свою судьбу я вправе определять сама. Удивительный подход для тарийского мужчины и совсем уж поразительный и невероятный для северян, привыкших распоряжаться женщиной, как своей собственностью. Я связывала это с тем, что к жрицам отношение всегда было особенным, но раздумывать над истинными причинами не собиралась. В то время мне казалось куда более важным, что Ферас был готов помогать мне достичь цели.

Буре, закончившейся к утру, не удалось похоронить нас под горами песка. Возмутительно безразличные ко всему верблюды спокойно ждали, пока мы с Ферасом сложим навес и будем готовы продолжить путь. Я точно помнила, что ехать нужно направо от того камня, рядом с которым ночевали животные, и направила туда верблюда. Задумчивый воин следовал за мной, но не больше, чем через четверть часа остановился.

— Мы едем не в том направлении, — голос Фераса звучал уверено, но я тоже считала себя правой.

— Я запомнила, куда нам нужно, когда мы ставили навес, — твердо возразила я и рукой указала направление.

— Прислушайся к мужику, дуреха, — издевательски посоветовал Ингар. — Ты же в Храме путалась бы, если бы кристалл не светился, точно маяк!

— Он ошибается! — визгливо возразила ему призрачная женщина-убийца. — Ты все правильно определила!

— Посмотрите на солнце, — голос Фераса с трудом пробивался сквозь выкрики спорящих друг с другом призраков. — Камни могут повернуться в угоду пустыне, но на солнце она повлиять не может.

Воин показывал на небо, я послушно подняла глаза, прищурилась. По всему выходило, что теперь мы двигались на юг.

— Хорошо, что вы заметили, — похвалила я.

Он легко кивнул и жестом пригласил поворачивать.

Правильная дорога привела нас через пару часов к огромному полю цветов. Мы остановились на холме и рассматривали раскинувшееся внизу великолепие. Я с восторгом, а Ферас, как оказалось, не был так благостно настроен. Когда он заговорил, голос звучал жестко, а сухие фразы выдавали волнение.

— Кажется настоящим. Но я бы не хотел там оказаться.

— Почему? Там так красиво, — с восхищением глядя на васильковые, белые и ярко-красные цветы, поразилась я.

— Возможно, они ядовитые, — хмуро пояснил воин.

— Я еще не слышала о ядовитых ромашках, — хмыкнула я.

— Все же я предпочел бы не рисковать, — настаивал спутник.

— Как скажете, — нехотя согласилась я. — Там точно где-то есть источник, вода, которая питает цветы. Пополнить фляги еще никогда не мешало.

Несмотря и на этот довод, Ферас оставался непреклонен:

— Нам хватит наших запасов.

Мы обошли цветочное поле и остановились на привал. Солнце поднялось уже очень высоко, песок и воздух накалились, а действительность больше напоминала полубред, заполненный зыбким маревом. Нехитрая еда насытила, и, устроившись в тени наспех сделанного навеса, я задремала. Мне привиделся Храм, мастеровые, поправлявшие росписи, собирающие скамьи. В стороне стоял Ингар, он исподлобья поглядывал на меня, пока я разговаривала с работниками. В руках он держал огромный букет маков. Пришел мириться. Я закончила беседу, решительный сарех подошел ко мне, протянул цветы. Я, как и тогда в Храме, уже почти взяла их, но тут кто-то резко схватил меня, оттащил назад.

— Лаисса. Проснись! — громкий мужской окрик выдернул меня из видения.

Распахнув глаза, увидела перед собой сотканную из песка фигуру призрака, держащего маки. Заверещала от ужаса, дернулась в руках Фераса так сильно, что упала сама и повалила его на землю.

Сарех зашелся смехом и пропал. Маки рассыпали и казались на светлом песке свежей кровью. Меня била дрожь, я разрыдалась, закрывая лицо ладонями.

— Тихо, тихо, все хорошо, — по-прежнему обнимая меня, успокаивал Ферас. — До Забытого города осталось совсем немного.

Потом он рассказал мне, что не видел самого призрака, но цветы были настоящими. Жуткое, должно быть, зрелище — плывущий по воздуху букет.

К сожалению, на этом наши горести не закончились. Воспользовавшись нашим отсутствием на стоянке, призраки, больше ведь было некому, отвязали верблюдов и отвели их к полю. Цветы завладели вниманием животных полностью, и заставить их отказаться от сочной зелени оказалось невозможно. Ни крики, ни удары не помогали, а упрямство верблюдов отняло у нас не меньше часа.

Подозревая, что цветы ядовитые, Ферас оказался прав. Вечером стало ясно, что верблюды отравились. Оба. Лекарств для животных у нас с собой никаких не было, но что-то подсказывало мне, микстуры не помогли бы. К утру мы остались без верблюдов.

Мною завладели ужас и отчаяние. Казалось, богиня разозлилась на меня за просьбу, за слабость и малодушие. Думала, она решила наказать меня за то, что я так хотела лишиться дара. Со своей смертью в пустыне я еще могла примириться, даже считала ее в некотором роде избавлением. Но боялась за Фераса, которого безрассудно впутала в свои дела. Еще тяжелей было от того, что он всячески старался меня поддерживать. Он вел себя спокойно и уверено, направлял и подбадривал, говорил, что мы обязательно доберемся до Забытого города, даже если это займет немного больше времени.

ГЛАВА 38

Пустыня истощала мои силы, палящее солнце испепеляло решимость. Призраки, старавшиеся навредить, лишали сна, не давали отдохнуть и часа. Не будь Фераса, я бы, наверное, сдалась. Позволила бы пустыне убить меня. Шла вперед только потому, что не могла его бросить, не могла подвести. Он, казалось, не растерял ни уверенности, ни бодрости духа. По-прежнему часто улыбался, рассказывал истории, старался отвлекать меня от горестных мыслей.

Мы были уже две недели в пути, когда на горизонте показался Забытый город. Таким я видела его во сне и обмануться не могла. Это не был мираж. Совершенно точно. Воодушевление придало сил, подстегнуло. Я даже шла быстрей, будто перестала замечать, как утопают в песке ноги, как тяжела заплечная сумка.

К воротам города мы подошли уже ночью. В лунном свете распахнутые настежь створки грозно сияли металлом, но охраны рядом не было. Фераса это насторожило, как и песок, нанесенный в город пустыней. Двери домов покосились, ставни жалобно скрипели от легкого ветерка, деревья и кусты казались сухими, мертвыми. Мы медленно шли по выложенным узорчатой, но выщербленной плиткой улицам, эхо гулко отзывалось на наши шаги.

— Город пуст, — прошептал Ферас. — Так не должно быть…

Я не успела ответить, а из ближайшего дома выплыл призрак женщины. Захолодев от страха, я замерла, провожая ее взглядом. Женщина, не обращая на нас никакого внимания, умостила на голове корзину с бельем и пошла вниз по улице. Где-то далеко колокол отзвонил полночь.

— Вы видели? — чуть слышно спросил воин.

— Да, — я зябко поежилась, кивнула.

Рядом хлопнула дверь, на улицу выскочил прозрачный мальчик, прижимавший к груди сияющий хлеб. Вслед за воришкой выбежал грузный пекарь, размахивающий скалкой. Он жутко ругался и грозил всеми возможными карами. Через несколько минут город заполнился призраками. Женщины шли на рынок, распахнулись двери лавок, сияющие серебром зазывалы приглашали в кофейни и магазины. За заборами смеялись играющие дети, лаяли собаки, неподалеку музыкант щипал струны незнакомого мне инструмента.

— Нам нужно в Храм, — повернув голову вслед очень высокому воину с пикой, выдохнула я. — Наблюдающие ведь настоящие. Живые… Хотя теперь я в этом не уверена.