Соблазненная (СИ) - Герр Ольга. Страница 34

— Что вам надо? — уточнила.

— Подпиши бумаги, — Глава говорил так, будто я уже сдалась. Даже бумаги и перо приготовил и подтолкнул ко мне. Но я его разочаровала.

— Что это? — спросила я, читая первые строчки.

Кажется, это документы на право владения. Меня вдруг осенило: отец Еленики поступил умно. Он оставил остров, как и обещал, Хастаду, но тот не мог получить его в собственность, пока я не поставлю подпись на документе. Отдав окончательное решение в мои руки, отец пытался меня защитить. Если с мужем возникнут проблемы, и я почувствую, что, едва получив остров, он от меня избавится, я могу тянуть бесконечно с передачей прав, таким образом, продлевая себе жизнь. А я-то гадала, зачем понадобилась охотникам.

— Надо же, — усмехнулась я. — Похоже, хваленым охотникам далеко не все по плечу. Закону и вы подчиняетесь.

— Заткнись, — охотник, стоявший позади, надавил мне на лопатку.

В то самое место, где была метка. От его прикосновения боль стала нестерпимой, аж слезы на глаза навернулись, и я заскулила.

— Довольно, — прервал экзекуцию Глава.

Хастад все это время стоял как истукан. Никаких эмоций на лице. Похоже, ему просто на меня плевать. А я, дура, верила, что между нами что-то изменилось.

— Вижу, с тобой нельзя по-хорошему. Что ж, будет по-плохому, — Глава кивнул охотнику за моей спиной.

Я напряглась. Куда уж хуже? Охотник завозился, и я повернула голову посмотреть, что он там делает. Мужчина снимал перчатки. Моим первым порывом было выбежать из кабинета с воплем. Но кто меня выпустит?

Охотник протянул ко мне руку, и я сжалась.

— Еще не поздно передумать, — вмешался Глава. — Подпиши, и Ильф тебя не коснется.

Я всхлипнула. Искушение сделать, как он просит, было велико. Но я его поборола. Пока охотникам что-то от меня нужно, я жива. Едва они это получат, и моя жизнь обесценится.

Видя, что я упрямлюсь, Глава отдал приказ начинать. Ильф рванул сорочку на моей спине, ткань затрещала и порвалась. Я сидела неподвижно, впившись ногтями в колени и глядя четко перед собой, поэтому заметила, как Хастад вздрогнул, когда оголилась моя спина. Ему не все равно или я снова тешу себя иллюзией?

Лучше бы меня пытали по старинке: раскаленной кочергой или вырыванием ногтей. В этот раз прикосновение охотника было не просто неприятно. Он каким-то образом через метку транслировал боль прямо мне в мозг. Все тело охватила агония. Даже самая малюсенькая клетка билась в конвульсиях. Это был настоящий кошмар. Так, наверное, чувствуют себя грешники в аду, когда их варят в чане с кипятком.

Наконец, Глава кивнул, прекращая экзекуцию. Охотник убрал руку с моего плеча, и я едва не сползла по стулу на пол. Немного придя в себя, стерла со лба испарину дрожащими пальцами.

— Дальше будет хуже, — предупредил Глава.

Хотела бы я послать его к черту, но не было сил. Язык еле ворочался, перед глазами все плыло.

— Упрямая, — вздохнул Глава. — Значит, продолжим.

Он уже поднял руку — подать знак моему мучителю, но тут впервые за допрос взял слово Хастад.

— Позвольте мне, — произнес он.

— Желаешь лично пытать жену? — уточнил Глава. — С чего вдруг?

— Хочу загладить вину перед орденом. Эта ведьма была поручена мне, и я подвел братьев, не доглядев за ней.

— Это верно. Ты ошибся. Что ж, — кивнул Глава, — продолжай сам.

Ильф отступил к двери, а ко мне направился Хастад. Я смотрела на него и гадала: зачем он это делает? Не верилось, что ради меня. Или он забыл, как в последний раз коснулся меня без перчатки?

Приблизившись, Хастад снял сразу обе перчатки и бросил их на пол. Мужчина стоял ко мне лицом и спиной к Главе. Протянув руки, он дотронулся до моей шеи. Его пальцы легки так, что со стороны казалось, будто он сейчас задушит меня. Но, на самом деле, прикосновение было осторожным, даже нежным. Но главное я ничего не почувствовала. Как и тогда в спальне, прикосновение Хастада не доставило мне боли.

Напротив, когда он дотрагивался до меня, даже метка беспокоила меньше, чем обычно. Словно через руки он забирал часть боли себе. Хастад подарил мне столь необходимую передышку. Не передать словами, как я была ему благодарна.

Не знаю почему, но Хастад никому не рассказал, что его прикосновения не действуют на меня. В противном случае этот спектакль не прошел бы. Конечно, я разыграла для Главы роль. Кричала и вроде как корчилась от боли. Несколько раз он останавливал экзекуцию, снова спрашивал имена ведьм, но я качала головой, отказываясь их называть, и все повторялось.

В итоге Глава сдался первым.

— Довольно, — махнул он Хастаду. — От этой ведьмы мы ничего не добьемся. Пора с ней заканчивать.

— Приказать отвести ее обратно в барак? — уточнил Хастад.

— Нет, — возразил Глава. — За свои преступления она ответит по закону. Я приговариваю тебя, ведьма, к сожжению на костре.

Я вздрогнула. Он ведь это не серьезно? Какие еще преступления? Я ничего плохого не сделала! Ни травинки не пострадало от моей руки, про людей вообще молчу. Нельзя убивать просто за то, что кто-то родился не таким, как ты.

Глава 33

Это было вдвойне неприятно: смотреть на страдания жены и на то, как ее касается другой. Хастад не мог сказать, какая из этих двух вещей бесила его сильнее. В итоге он вызвался сам пытать Еленику, хотя знал: его прикосновения не причинят ей вреда.

Фактически он пошел на обман Главы Монгана. Постыдный, достойный самого сурового наказания поступок. За такое не грех отлучить от ордена. Но даже столь суровая кара его не пугала. Ведь он подарил Еленике передышку. Она была благодарна. Он прочел это в ее взгляде. Но потом Глава озвучил приговор. Смерть… сожжение на костре — это все, чего достойна ведьма.

Хастад заставил себя вспомнить, кто он и какой высокой цели служит. Еленика — скверна. Таких, как она, необходимо уничтожать. Не ради личного удовольствия, а ради спасения мира, который тонет по вине ведьм. И он уничтожал. Десятками и сотнями. Что же в этот раз не так? Почему при мысли, что Еленики скоро не станет, сжимается сердце?

По приказу Главы Монгана девушку увели. Хастад проводил ее взглядом, думая, что видит в последний раз. Но у Главы были другие планы.

— Проследи, чтобы все было организовано, как следует, — сказал он. — Назначаю тебя главным палачом на этой казни.

— Она моя жена, — напомнил Хастад.

— И что с того? Прежде всего, она ведьма, отказывающаяся сотрудничать. Или ты собрался ее пожалеть?

От взгляда, который устремил на него Глава, Хастада пробрал озноб. Он не был впечатлительным. Выходя один против нескольких ведьм, и то не боялся, а тут стало не по себе. Взгляд Главы намекал, что в случае отказа рядом с костром для Еленики сложат еще один — для самого Хастада.

Впрочем, смерть его не страшила. Куда больше его беспокоила перспектива жить с чувством вины. Пламя совести порой жжется сильнее, чем настоящий огонь.

— Но если она умрет, кто подпишет бумаги? — спросил Хастад.

— Никто. В этом-то вся прелесть. Ты станешь вдовцом и единственным наследником своей жены. Конечно, это затянет процесс, с подписью твоей жены все было бы намного проще. Но что поделать, подождем еще немного.

— У Еленики есть младшая сестра.

— С ребенком мы как-нибудь справимся.

Хастад не стал уточнять, как именно. Приказать сложить еще один костер для Главы пара пустяков. И плевать, что ребенок чист от скверны. Методы ордена были, мягко говоря, сомнительны.

Что было дальше, Хастад едва запомнил. Он действовал по инерции. Отдал приказ собрать хворост и сложить костер, лично проверил качественный ли розжиг. Следил за тем, как устанавливают на постаменте столб. И все это время не верил до конца, что Еленики скоро не станет.

Как главный палач он был обязан присутствовать на казни. Зато он мог поручить самые неприятные части приготовления другим. Например, привести Еленику и привязать ее к столбу. Сам Хастад не отважился на подобное.

И вот он наблюдал, как ее ведут. На девушке была грязная порванная сорочка, волосы спутанные, лицо в саже, но она идет как королева: плечи расправлены, подбородок вздернут. Если ей и страшно, то она это умело скрывает. Плакать и молить о пощаде она точно не станет. Не такова его жена.