Искушение (СИ) - Комарова Инна Даниловна. Страница 30

Долинский вскипел, но не пустился в атаку. Делать было нечего. Деньги дороже самолюбия, человеческого достоинства, чести и совести.

— Написали?

— Да.

— Теперь внизу документа добавьте: «О чём свидетельствую в ясном уме, твёрдой памяти и собственноручно расписываюсь».

— Всё, готово.

— Давайте. — Прохор Петрович внимательно перечитал документ, остался доволен. — Деньги ваши. Перепишите всё точно так же на новом листе и расписаться не забудьте.

— А это зачем? Там нет ошибок.

— Пишите, объясню, когда закончите.

Долинский подчинился и отдал документ Федотову. Тот проверил.

— А теперь поясню, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Второй экземпляр отправится депешей вашему полковому командиру. Нарушите обещание, данное в этом документе, — разбираться будут он и судебные приставы. Верю, что вам хватит благоразумия соблюсти закон и не нарушить данное обязательство.

Поручик молчал. Вот теперь он уразумел, как ловко Федотов переиграл его, и лучше нарушителю спокойствия больше не шутить так неумело.

— На этом откланяюсь, с вашего позволения. Тороплюсь. — Прохор Петрович набросил плащ с пелериной, надел цилиндр и с удовлетворением покинул Долинского. Он вернулся к Софье Гавриловне вечером.

— Голубчик, вы заставили меня поволноваться. Куда же вы пропали? — встретила его тётушка.

— Мы можем уединиться с вами на два слова?

— Что за вопросы? Да хоть на десять. Пройдёмте ко мне в комнату.

Прошло полчаса. Доктор обыскался, он не мог найти княгиню.

— Не подскажете, где Софья Гавриловна? — спросил он у служанки.

— Они с Прохором Петровичем совещаются.

— Попрошу вас, когда Софья Гавриловна освободится, попросите её подняться в комнату княжны.

— Передам, барин. Не извольте беспокоиться.

Доктор ушёл.

Под впечатлением рассказа Федотова тётушка шла ко мне. Она не могла успокоиться. Прохор Петрович поднимался вместе с ней.

— Вы спасли честь нашей семьи! — произнесла она вслух. — Теперь я ваша должница по гроб.

— Дорогая, не преувеличивайте, бога ради. Так поступил бы каждый уважающий себя человек.

— Вы скромничаете, понимаю.

— Не будем об этом — сделано и забыто. И Нине этого лучше не знать.

— Это почему же?! — возразила княгиня. — Считаю, она должна знать правду, кому слепо собиралась довериться. Только так поймёт и запомнит, чтобы впредь не совершать опрометчивых поступков. Вы скромный человек, ценю и понимаю. Повторяю, только правда образумит племянницу.

— Возможно, вы и правы. Поступайте, как находите нужным.

Открылась дверь, и им навстречу вышел доктор.

— Михаил Романович, вы меня искали?

— Да. Нине Андреевне совсем плохо. Поеду домой, привезу лекарство для инъекций, шприцы, порошки и микстуры. Сделал ей кровопускание, должно помочь. Ставьте компрессы на лоб и растирайте её спиртовым раствором, на столе оставил. И пить, много пить давайте: морс, чай, травяные настои — всё, что есть под рукой.

— Сию минуту пошлю служанку на кухню. Вы так взволнованы. Пугаете меня.

— Не исключено, что она застудила лёгкие, я говорил вам. Появился лающий кашель. Пневмония, уверен в диагнозе. Ждите моего возвращения.

— Михаил Романович, возьмите мою карету. Я здесь останусь. Скажите извозчику, что я приказал, — подсказал Прохор Петрович.

— Благодарю вас. Ваша помощь подоспела как нельзя кстати.

Две недели Михаил Романович выхаживал меня, пока точно не убедился, что угроза миновала, и медленно, но уверенно я выздоравливаю.

После тётушка скажет мне:

— Под маской душу не разглядишь, тем более что душа чужого человека — потёмки. Маска — обманщица. Вот и результат всей аферы поручика. Спасибо Прохору Петровичу, спас честь нашей семьи.

— О чём вы, тётушка?

— Как о чём? Купил Федотов твоего соблазнителя — денег дал, много денег, и наказал, чтобы тот исчез из твоей жизни.

— И что, поручик взял деньги?!

— Ещё как взял, потребовал в два раза больше. Никому нельзя верить — ни стыда, ни совести, ни чести у нынешней молодёжи нет, — злилась Софья Гавриловна.

Я разрыдалась, так обидно мне стало и стыдно.

— Что слёзы лить? Всё ведь хорошо, а могло быть очень плохо. И никто бы не помог — позор, пятно на всю жизнь. Если бы не Прохор Петрович…

— Что же мне теперь делать? Домой возвращаться?

— Нечего тебе одной там делать, чего доброго, от тоски заболеешь. Выходи за Прохора Петровича, он надёжный человек, настоящий друг и любит тебя всем сердцем.

— Совестно. Без любви не могу. Уважение к нему испытываю, не более того.

— Ну тогда жди своего принца. Что тут скажешь?

— Вы сердитесь на меня?

— Нет, не сержусь. С мужчинами нужно держать ухо востро. Так и норовят обвести вокруг пальца молоденьких неопытных девушек. — Княгиня отвела глаза, задумалась, потом перевела взгляд на меня и, покачивая головой в ответ своим мыслям, открылась: — Сознаюсь тебе, у меня в юности тоже был похожий эпизод.

Я от удивления широко распахнула глаза.

— Да-да, а что ты думаешь, все в молодости ошибаются. Голову теряем мгновенно. У мужчин одни удовольствия на уме. Где долг, приличие? Забывают тут же, как выходят за порог дома. Распустились. Полнейшее безобразие. — Софья Гавриловна ушла в свои мысли, покачивая головой. — Спасибо маменьке, вовремя меры приняла.

Не в моих правилах отказываться от удовольствия

Поручик Долинский и не думал подчиняться. Он был неимоверно зол. В такие мгновения Иннокентий искал защиты в лице единомышленника, чтобы разделаться с врагом. Самому идти наперекор несподручно, и осложнений побаивался. Тем более, что принудили подписать документ. А это пахнет серьёзными последствиями.

— А… — махнул он рукой, — была не была.

Недолго думая, поручик уехал к своей бывшей любовнице.

«Отсижусь немного у Вероники, она меня всегда выручала. Со временем всё забудется, вернусь с лёгким сердцем и поставлю Федотова на место. Кто такой, чтобы мне указывать? А деньги, которые он мне дал? — вспомнил Долинский. — Никто не видел, не докажет. Выжду время и начну действовать».

В семье не без урода

Вероника Алексеевна Аксютина вела свободный образ жизни. Её так и называли «дама лёгкого поведения». Она, лишённая элементарных представлений и понятий о приличии, ничуть не горевала по этому поводу, уверенно считая, что от жизни надо брать всё, что душе угодно.

Отмечу, родилась и выросла она в уважаемой семье Петербурга. Пословица гласит: «В семье не без урода». В случае с Вероникой смысл этого высказывания полностью подтвердился и соответствовал действительности.

Её отец — Алексей Дормидонтович Аксютин — служил директором гимназии. Доктор естествознания, человек широкого кругозора.

Остроумный, лёгкий в общении, интеллигентный, пользовался уважением в обществе. Его жизнерадостность подкупала и передавалась окружающим, грустным его не видел никто. Он умел ценить дружбу, по — детски оставался предан всей душой своему лучшему товарищу, с которым его со студенческой скамьи связывали духовные узы. Терпеливо выслушивал собеседника и подсказывал верное решение. Алексей Дормидонтович мыслил масштабно. Любые решения принимал на основании глубокого и всестороннего анализа. Никогда не принимал во внимание сиюминутные выводы. Ему нужна была уверенность в правильности дальнейшего поступка.

Мать Вероники — Изольда Филаретовна — преподавала на женских медицинских курсах философию, психологию и деонтологию. Родители Вероники относились к той прослойке общества, где знания приветствовались, обогащались, расширялись при первой возможности, несмотря на занятость. Они посещали концерты, театральные спектакли, галереи художников. Очень много читали, в том числе на языке подлинника, знакомясь с произведениями Шекспира, Байрона и Гёте. Изольда Филаретовна по воспитанию была пуританкой, в родительском доме детей держали в строгости. Её отец удалился от мирских забот: с некоторых пор покинул семью, поселился в мужском монастыре и вёл замкнутый образ жизни. Его супруга отнеслась с пониманием к выбору мужа.