Искушение (СИ) - Комарова Инна Даниловна. Страница 43

Тот же профессор вскипел, с пристрастием расспрашивая:

— Коллега, а почему бы вам самому не опубликовать у нас в России ваши разработки?

— Уважаемый профессор Егоров, я не тщеславен. Система пока имеет примитивный вид и экспериментальное значение. Если вы заботитесь о том, чтобы открытие состоялось в нашей стране, то я готовлю доклад на эту тему, который представлю на заседании коллегии в академии. Да, это открытие в медицине, согласен. Но в данном случае в мою задачу входит — поставить на поток систему, чтобы облегчить страдания больным. Лично для меня не принципиально, кто на бумаге станет первооткрывателем нового метода. Регалии и им подобное не являются для меня самоцелью. Прошу понять меня правильно. — По аудитории пробежался шепоток. Не все согласились с Ольховским.

— Полагаю, мой зарубежный коллега быстрее добьётся публикации и узаконивания нового метода. Вопрос, который я поднимаю, очень важен в медицине, снимет целый ряд проблем в терапии, уверен, принесёт пользу многим больным.

— Коллеги, — на кафедру поднялся пожилой профессор Киров, — надо отдать должное Владимиру Ивановичу. Делая большое открытие, он остаётся скромным и благородным человеком. Давайте поддержим нашего коллегу-труженика и пожелаем ему, чтобы все его надежды, грандиозные изыскания получили отличные результаты и увенчались успехом.

У вас всё на сегодня? — спросил Киров у Ольховского.

— Да. Благодарю вас, — ответил Владимир Иванович, забрал с кафедры папку с докладом и спустился в аудиторию.

Таким образом, несколько раз в день доктор Ольховский проводил капельные вливания, не отходя от меня ни на минуту. Только в промежутках между лечением позволял себе отлучиться, чтобы поесть или немного отдохнуть.

Болела я долго. Очень исхудала, потеряла много сил. Доктор поил меня специальными растворами через узкую трубочку. Служанка кормила жиденькой кашей с ложечки. Федотов, рискуя своим здоровьем, находился рядом со мной. Профессор Ольховский заставил его принимать специальный раствор в целях защиты и дезинфекции организма, и сам пил. Прохор Петрович за время моей болезни так изменился, что его трудно было узнать.

— У меня для вас хорошая новость, — сказал доктор, когда ранним будничным утром спустя месяц после нашего возвращения в Петербург Федотов вошёл в комнату. — Мы движемся на поправку уверенными шагами. Выделений кровянистых и слизи больше нет. Ложных позывов тоже. Живот у пациентки спокойный, мягкий. Лицо у больной посветлело. Язык не обложен. Температура нормализовалась, я проверяю каждый день. Организм настроился на выздоровление. Приложим усилия, чтобы ускорить этот процесс. Как показал опыт, мы на правильном пути.

— Владимир Иванович, вы своей новостью прибавили мне несколько лет жизни. Благодарю за всё.

— А вам, дорогой Прохор Петрович, хочу посоветовать больше отдыхать и питаться как следует. На себя не похожи.

— Нервы. Не сплю ночами, аппетита совсем нет.

— Никуда не годится. Скажу повару, чтобы каждое утро готовил вам яблочный сок. Аппетит прорежется. И капельки успокоительные пропишу вам. Негоже так опускаться.

— Спасибо. Принимаю с благодарностью ваши советы, постараюсь придерживаться рекомендаций.

— Уж постарайтесь. Не то больная не узнает вас, когда выздоровеет. Сейчас она ничего не воспринимает. А что будет потом, вы подумали? — лукаво посмотрел на собеседника Владимир Иванович. — Лицо терять нельзя ни при какой погоде, — резюмировал он.

— Согласен с вами.

Преданность

В тот день, когда врач разрешил меня искупать, Прохор Петрович настаивал на том, чтобы доверили ему эту процедуру. Служанка, потрясённая его заявлением и настойчивостью, отреагировала в изумлении:

— Барин, вам не следует входить и смотреть на барышню. Сама всё сделаю. Вы смутите девочку.

— Катерина, ты уверена, что справишься без моей помощи? Больную нужно поднять, перенести в корыто, искупать, протереть, переодеть и уложить в постель.

— Ваша правда, барин, сама не справлюсь. Оботру в корытце, переодену в чистую исподницу и сопровожу до постели.

— Ты что же, думаешь, что у больной есть силы двигаться? Посмотри на неё, она очень слаба, сидеть не может. Обещаю тебе, глаз не подниму на обнажённую девушку. После купания хорошенько закутай больную в простыню, позови меня — перенесу в постель и уйду. Сама наденешь на неё чистую исподницу.

— Уговорили, барин, что с вами будешь делать. Позову, когда искупаю. Постойте за дверью.

Прохор Петрович послушно покинул мою комнату.

Вспомнилось, как-то служанка укутала меня, приоткрыла форточку, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Мгновенно ворвался ветер, он шумел на лету, завывая. Прогулялся по всей комнате, приподнимая на маленьком столике льняную салфетку, разворошил порошки, лист с расписанием процедур, подготовленный доктором Ольховским, унёс под кровать, забрался под шторы, заигрывая с ними, подбрасывая вверх, и добрался до меня. Повеяло прохладой и свежестью. Я глубоко вздохнула.

— Как хорошо.

«Завывон пожаловал на порог, к дождю, видать», — говаривала няня. Так она называла сильный порывистый ветер. Я, маленькая, спрашивала:

— Почему Завывон?

— Слышишь, как завывает? В ушах гудит.

Я всё чаще и чаще мысленно возвращалась в наше имение, моя душа рвалась домой. Даже в болезненном и помутнённом состоянии память переносила меня к тем славным годам, когда все были живы, в доме царила божья благодать, я упивалась этим, не понимая тогда, что была невероятно счастлива.

Сближение

С каждым днём моего выздоровления убеждалась в преданности Федотова, поражаясь глубине его чувств. Он открывался постепенно, ибо в силу замкнутого характера привык держать свои чувства и мысли в плотно зажатом кулаке. Скрытность была свойственна его натуре, но не со мной. В моём присутствии он раскрывался, оголял душу и щедро отдавал тепло. И всё же каждый новый день приносил мне открытия — неизвестные доселе уголочки его души приоткрывали дверцы и восхищали меня. Передо мной оказался совершенно другой человек, который вдохновлял, очаровывал своей любовью и полнотой души. Я поймала себя на мысли, что стала испытывать к нему добрые чувства и неподдельный интерес. Когда он уезжал по делам, с нетерпением ожидала его возвращения. Как только силёнки вернулись ко мне, мы потихоньку прохаживались с ним по комнате, затем по коридору. Позднее совершали прогулки в его имении. Уверенность Федотова в моём выздоровлении и желание помочь были настолько велики, что не могли не восхищать. Он внушал мне оптимизм и настраивал на победу, уверял так, что у меня возникла потребность видеть его ежеминутно. Мы часами беседовали, мне с ним было очень хорошо и комфортно.

Я перестала ощущать разницу в возрасте. А когда он смешил меня, забавляя весёлыми историями, заходилась от смеха и умывалась слезами радости, держась за живот. Тот период тесного соприкосновения и невиданных открытий врезался в мою память, не притупился с годами и тем более не забывался никогда.

Лазурит — небесный камень

Ранним субботним утром Прохор Петрович вошёл в мою комнату. На его лице блуждала неуловимая улыбка, невооружённым глазом легко можно было определить, что он обдумывал что-то очень важное. Мой спаситель подошёл к профессору Ольховскому:

— С добрым утром, Владимир Иванович.

— А, ранняя пташка… С добрым утром, Прохор Петрович. — Доктор боковым зрением из-под пенсне взглянул на Федотова. — Как погляжу, вы сегодня в хорошем расположении духа, это радует. Мои капельки подействовали.

— Да, благодарю вас. Всё вместе помогло. Но оптимистичный прогноз о состоянии больной, безусловно, в первую очередь сыграл свою роль. Скажите, профессор, не найдётся ли у вас несколько свободных минут, посоветоваться нужно.

— Если готовы подождать, закончу утренние процедуры с больной и буду в вашем распоряжении.

— Благодарю вас. Не торопитесь, время терпит. Буду у себя.

— Приду.

Федотов ушёл.

Откровения Прохора Петровича