Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 51

Потешно было смотреть, как грозная воительница, неукротимая в сходке мечей, бесстрашная на борту своей «Ратной Стрелы», смущённо бормотала, пряча взор, пытаясь закончить перевязку трясущимися руками. А Бьёлан сын Сумарлиди молчал. Ждал. Так долго ждал…

— Но… но я… ты сам понимаешь, — неловко выговорила Ньёрун.

— Что я должен понять? — ровным голосом уточнил Бьёлан. — Что мы с тобой оба одиноки, как дырка на китовой спине, и что мы оба не столь уж молоды? Тогда тем более нам не следует терять времени даром! Что ты уродлива, как скесса [56] пещерная? Всякому, кто скажет такое, я вырежу язык. Что я бледен, словно труп, и в женихи не гожусь, как Альвис из двергов [57]? Могу поклясться, что во всём прочем я живой человек. Что у нас может не быть детей? Не беда, усыновим кого-нибудь, в мире полно сирот. Или тебе, Ньёрун, так уж важно быть скъяльд-мэй, и ты боишься, что в замужестве утратишь доблесть, как то случается с валькириями? Тебе ничего подобного не грозит. Ничего не изменится. Мы будем, как и прежде, ходить по морю, на вёслах и под парусом, борт о борт, бок о бок. Или ты уже обещана кому-то?

Ньёрун долго молчала. Наконец подняла глаза, прошептала:

— Что ж ты раньше не посватался? Что же слова не молвил?

— Нет нужды мужу жениться, коль нет у него своего угла, — дёрнул здоровым плечом Бьёлан. — А теперь, как ты слышала, мне есть где зимовать, и где я буду хозяином, а не приживалой.

— Славная же парочка выйдет из нас — Тёмный и Чёрная! — покачала головой воительница.

Свадьбу решили праздновать той же осенью. Но ни Хагена, ни его друзей там не видели.

Хродгар скоро поправился настолько, что мог ходить без посторонней помощи. Узнав, что Орм решил осмотреть свои новые владения и там же зимовать, Любовник Ведьмы, как прозвали молодого вождя, приказал готовить «Свафнир» к отбытию. Братья не мешкали. Никто не желал оставаться в этой земле сверх необходимого, а между тем близилась осень, а с ней и шторма. Прощальная попойка прошла тихо и мирно. Хаген рассчитался с Олафом Безродным за меч Альрикс двумя дюжинами гульденов и хвалебной песней и пожелал берсерку скорейшего выздоровления. Сердечно попрощался с Кернахом — филид решил осесть в Гелдалаге, как назвали занятое островитянами побережье, и служить там на страже закона. Остался и Бреннах Мак Эрк. На пиру он мало ел и пил, говорил и того меньше, а потом пошёл на берег и в одиночестве играл на арфе. Хаген удивился и решил узнать, что стряслось.

— Тебя кое-кто ждёт на острове Гелтас, — напомнил Лемминг.

— Если ты говоришь об Игерне, дочери Сеаха, племяннице Сомерледа Ан-Тайра, то мне мало проку возвращаться к ней, — вздохнул Бреннах.

— Отчего? Ты разлюбил её? Здесь птицу нашёл?

— Я говорил с Бейланом Трове, — арфист перестал играть, обернулся к Хагену, и тому захотелось погладить его по голове и дать пирожок — таким несчастным казался скиталец. Хаген кивнул. Бреннах продолжил:

— Бейлан сказал, чтобы я и думать не смел о дочери Сеаха. Сказал, что не убил меня только потому, что я, мол, твой друг, а с тобой у него мир. О как! Сказал, что… да ну, в задницу. Сам понимаешь. Кто я, и кто — она. Да и тебе немного смысла — слать к ней сватов. Просватали её! Ещё по весне, ага. За нашего доброго друга Орма Белого… — зло дёрнул струны, дребезг огласил берег, отразился от морской глади, спугнул чаек. — Орм будет ей мужем. Орм остался здесь. А мы, дуралеи, готовы вплавь до дома милой девы! А ему хоть бы хрен. Ох, бедная Игерна…

— Ну так тем больше у тебя причин ехать на Гелтас! — воскликнул Хаген, схватил Бреннаха за плечи, встряхнул, едва не вырвал арфу. — Что ты тут расселся и слёзки льёшь, как дождик в долине?! Выкрадем её, увезём на Север или ещё куда, и будете счастливы!

Бреннах с горьким смехом покачал головой, положил руку Хагену на плечо:

— Славный ты человек, хоть и северянин и носишь саксонское имя. Большое и участливое у тебя сердце. Ничего не выйдет, Хаген. Я ни на миг не сомневаюсь, что вы и не такое безумство провернёте да не вспотеете. И это меня страшит больше всего. Ты хорошо играешь во всякие игры вроде ваших тэфлей, вот и просчитай на дюжину шагов — чем обернётся?

Хаген отвернулся. Из груди рвался смех, отзываясь болью в рёбрах.

— Хотел как лучше, а получилось через жопу, — произнёс викинг, растягиваясь на песке. — За мои же пряники я же и содомит. Ну, прости, дружище Бреннах…

— Это ты прости, — серьёзно сказал арфист. — Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Но… пойми правильно, я чувствую, что должен остаться. Меня не случайно сюда занесло. Как и твоего друга Хравена. Всё это как-то связано, и здесь я надеюсь найти ответы. Но ты мне в этом не помощник. У тебя свой путь, у меня — свой, и здесь мы расходимся.

— Живы будем, свидимся, — согласился Хаген. — Тогда и расскажешь мне всё.

— Расскажу, коль будет что, — пальцы арфиста вновь заскользили по струнам, извлекая тихий печальный перезвон. — Но почему ты расстался с той девой, Эмери? Я же видел, как вы смотрели друг на друга. Это была бы любовь на тысячу лет. Отчего?

— Так ты ничего не знаешь? — Хаген закрыл глаза, возвращаясь на Маг Курои. — Ну, нетрудно сказать. Видишь ли, я действительно неплохо играю в тэфли…

…Рыжий великан с дубиной оказался, как верно догадался Хаген, Риадом сыном Кормака, предводителем Ан-Мойров с мыса Варох. В его присутствии обниматься с его же сестрой Лемминг счёл не слишком вежливым, хоть и не желал бы даже на миг отпустить Эмери. Раскланялся, как положено, представился. Второй же витязь, бледный и чернявый, назвался Килеаном сыном Килуха из клана Ан-Горхов откуда-то там. Поклонился Хагену, сказал, сверкая глазами:

— Много слышал о тебе, доблестный локланн! Рад наконец-то познакомиться. Премного благодарен тебе за спасение моей невесты! То, что ты сделал… Доблесть — противостоять чужим, но истинное мужество — противостоять своим!

Хаген беспомощно обернулся к Эмери. «Невеста?» — читалось в глазах. Эмери грустно улыбнулась. Хагену захотелось умереть, но он взял себя в руки, ответил прохладной улыбкой:

— Что ж ты, герой? Как ты мог упустить такое сокровище? Эх, жених…

Килеан потупился. Знал, что заслужил упрёки. Хаген отошёл, чтобы не стоять между женихом и невестой. Не желал, чтобы будущий муж изводил Эмери ревностью. Риад же сказал:

— Все наши из Тир Бриан отправились на север, отражать вторжение Вильгельма. Говорят, ему тоже крепко досталось… А мы не отправились. Кто-то должен хранить земли! Но когда узнали, что Кетах отступает, а вы у него на пути… Это всё Эмери. Ты не смотри, что она похожа на девчонку — сердце у неё иным героям на зависть! Она вцепилась в меня — идём, мол, на помощь, а то северян искромсают, а долги платить надо… Что ж было делать!

— Стало быть, сочлись, — ровным голосом заметил Хаген.

— Сочлись, да не совсем, — неуверенно сказал Риад. — Ты слышал, верно, что наш клан, клан Ан-Мойров, был проклят великим арфистом Клайдом ан-Дху? В легенде сказано, что проклятие можно снять, если чужак смилостивится над человеком нашего рода. Ты смилостивился над Эмери, стало быть, можно надеяться, что проклятие снято! Так что мы всё ещё у тебя в долгу.

— Может так, а может, и нет, — уклончиво сказал Хаген. — Всяко не следует благодарить меня за то, чего, возможно, я не свершил.

— И тем не менее, — настаивал Риад, — у меня есть к тебе предложение. Как ты смотришь на то, чтобы переехать ко мне на Варох и поступить на службу советником? Жалованием не обижу, и твои враги станут моими, коль они у тебя есть.

В голове Хагена промелькнуло с полдюжины дельных мыслей, и Эмери взглянула на него с робкой надеждой, а Килеан даже не поднимал головы. «Вот оно, счастье, — горько усмехнулся про себя внук королей. — Если и не отдадут за меня Эмери, то этот женишок не посмеет помешать мне развлекать его невесту по-всякому, да и она будет рада. Не составит труда пристроить к Ан-Мойрам на службу Хродгара и всю нашу ватагу. Потом разграбим Талсей и надерём белую задницу Орму Эриксону. А потом, как знать, и в Боргасфьорд наведаемся, и уж тогда-то ни старые боги, ни новые не уберегут преподобного Кристофера от моей мести. Только бы святой отец протянул ещё несколько зим. Чего ещё желать?».