Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 50

…Арнульф выбрался из-под убитого коня, потрепал горемыку по холке. Огляделся. Удивился — почему меч так лёгок? Перевёл взгляд на обломок клинка в руке.

— И вечность имеет свой предел, — беспомощно пробормотал старик. — Мой меч сломан, а я — ещё нет. Может, я слишком стар, чтобы умереть? А вы, друзья и соратники, — обвёл рукой Поле Курои, взывая к мертвецам, — вы нынче узнали тайну, которую я приберёг для вас. Я привёл вас сюда, чтобы вы помогли мне умереть. Увы! — напрасна ваша жертва. Никогда мне не получить от вас прощения. Навсегда позор останется на моих сединах.

Арнульф Иварсон, Седой Орёл, легендарный морской король, вождь викингов, Гроза Эрсея, Ужас Маг Эри, не имел сил даже плакать. Просто застыл бело-красным древом, берёзой с ободранной корой, и растерянно глядел на приближающееся войско Глен Мор. Многие слова вертелось на языке, точно угри на сковороде — где же вы были, союзники? уж не стояли ли за дальними холмами, наблюдая за побоищем? что скажете моим людям, павшим за ваше дело, и что я должен говорить их близким? Но когда Найси ан-Тэгирнах на серебристом коне поравнялся с ним, а рядом покачивался в седле Бреннах Чайный Куст из Золотого Совета, преспокойно покуривая трубку да поглядывая по сторонам с холодным вниманием — погасли угли в душе старика, подёрнулись пеплом, седым, как его волосы. Сэконунг коротко поклонился:

— Привет тебе ныне, сын конунга! Гляжу я, не торопился ты к нам на праздник. Уж прости, мало потехи ты теперь тут найдёшь!

И, не дожидаясь ни ответа, ни привета, отвернулся да заковылял прочь, опустив голову.

Хродгар сын Хрейдмара очнулся через пару дней. На телеге. День был ветреный и пасмурный, от реки веяло прохладой. Чирикали птички. Но запах крови, железа и копоти въелся в кожу молодого вождя. И не отпускала сердце тревога. Тяжкий бред, два дня мучивший Хродгара, упорно не желал отступать. Болото. Чёрное вязкое болото…

— Очнулся? — прощебетало совсем рядом. Чужая тревога немного погасила собственную, хоть это и было постыдно.

Хродгар пошевелил головой.

И — мир сократился до знакомого круглого лица, размеченного веснушками, украшенного вздёрнутым носиком и русыми прядями, выбивавшимися из-под шапочки. Небо уместилось в глазах любимой. Ньяла О'Байрэ, возлюбленная ведьма, склонилась над раненным викингом.

— Ты чего тут делаешь? — захрипел Хродгар. — Я тебе что сказал — оставаться в Фион Лиа! Как ты тут очутилась?

— На метле прилетела, — съязвила Ньяла. — Лежи тихо, я тебя едва заштопала.

— И не только тебя, дружище, — добавил Хаген, придержав мерина у телеги. — Хитра твоя хекса — ехала в обозе с самого начала. Но от её хитрости вышел прок, и многих наших она спасла из хищных лап валькирий, хе-хе-хе. А ты ещё наказывал мне о ней позаботиться! Ха! Да Ниала О'Байрэ сама о ком хочешь позаботиться! Верно, целительница?

— Мы победили? — перебил Хродгар сурово.

— Нетрудно сказать, — грустно усмехнулся Хаген. — Ты не слышал, хёвдинг, как ревело пламя погребальных костров на Поле Курои, как радостно кричали на рассвете голодные стервятники — им тоже перепало лакомства на том пиру… — и жёстко добавил, — так что ты давай, приходи в себя поскорее, становись на ноги — нам тут кое-что перепадёт сверх доли.

— Ты займись, — бросил Хродгар, закрывая глаза. — Я какой-то полумёртвый.

Хаген вопросительно глянул на Ньялу, та кивнула. Хаген кивнул в ответ и отъехал.

У него не было сил смотреть, как милуются Хродгар и его ведьма. Чужое счастье горчит завистью, коли нет своего, а зависть — это Хаген знал хорошо — сильнейший из ядов.

По итогам войны геладам и северянам достались земли на побережье, к северу и к югу от устья реки Аллайд. Жители Глен Дайбханн этому соседству не слишком обрадовались, но их мало кто спрашивал. Тем более, что северяне остались отнюдь не в меньшинстве.

Так, поселиться в Зелёной Стране решили люди хёвдингов Агнара и павшего Вальгарда, половина уцелевших бойцов Орма Белого, кое-кто из Хединсфьорда и Эорсфьорда, а также младший сын Хроальда Дальге, дроттинга на Хьёрсее, Эрлюг Крачкино Яйцо. Расчёт у него был такой, что отец по закону оставит одаль в наследство старшему, Эрленду, а жить до конца дней приживалой, бродягой и викингом Эрлюгу не шибко хотелось. Эрленд приветствовал это намерение, и добавил, что и отцу то придётся по нраву.

Но не по нраву то решение пришлось Орму Белому. Талсейский этелинг сказал:

— Помнится, кое-кто из вас клялся служить мне до смерти, либо до тех пор, пока я не освобожу вас от клятвы. Вы не умерли, я тоже, и от присяги никого освобождать не намерен!

— Смилуйся, владыка! — выступил Асгрим сын Сёрли, один из хёвдингов Орма. — Кто же говорит, чтобы мы перестали служить тебе. Но служить ведь можно не только за веслом и на поле битвы. Мы будем держать эту землю и платить тебе с неё дань, когда захочешь.

— На это я согласен, — милостиво кивнул Орм.

— А я не согласен! — дерзко выступил Агнар хёвдинг. — Я не служил сыну Эрика, я, мои люди и люди Вальгарда Валарсона присягали Хродгару Туру, и мы не станем платить чужаку.

Примерно так же сказали и гелады, лишившиеся вождя из клана Доббхайров, но не земель и не гордости. Тогда Хаген попросил слова:

— Хродгар Тур ныне ранен и не смог прибыть на совет. Я говорю от его имени.

— Ну так говори, — позволил Найси. Сын короля Глен Мор сидел на особом помосте, благостный и величавый. Он был здесь главный и мог себе многое позволить. В том числе — и отобрать землю у союзников, а их объявить вне закон да изгнать «на север и в горы».

— Нам нет смысла ссориться из-за туши кита, — рассудил Хаген, оглядывая соратников, чуть склонив голову, выказывая почтение и пересиливая боль в рёбрах, — ибо кит этот огромен. Восемь растов на север от устья Аллайда, и двенадцать — на юг! Есть где развернуться, не так ли? Что ж мы будем кричать тут, как птицы на базаре? Да и тебя, Агнар, от службы никто покуда не освобождал. И уважаемым островитянам есть кого благодарить за добычу! Ведь правда?

— Что ты предлагаешь? — нахмурился Агнар.

— Нетрудно сказать, — улыбнулся Хаген, глядя, однако, не на строптивого Агнара, а на Орма. Тот застыл, сложив руки на груди, также улыбаясь, но холодная ненависть сквозила во взоре, и чуть подрагивали уголки губ. Это порадовало Хагена недоброй радостью.

— Нетрудно сказать, — повторил Убийца Жестокого, побратима Орма. — Поделим побережье на три скиплага [55]. С одного дань пойдёт Орму Эриксону, со второго — Хродгару Хрейдмарсону, а с третьего, где сядут гелады — Бьёлану Сумарлидарсону. Да и тебе, Найси, сын Тэгирнаха, не придётся заботиться о безопасности побережья. Что скажете?

— Скажу, что твои речи не лишены смысла, — властно молвил Найси. — Будь посему!

Геладцы получили восемь растов на взморье Тир-на-Морх, Эрлюг Хроальдсон — Кэр-Мадад и окрестности, Асгрим и Агнар, которых переселенцы тут же выбрали в херсиры, поделили пополам кусок побережья к югу — по шесть растов на скиплаг.

— Не возражаешь, Арнульф Иварсон? — возвысил голос Найси.

— Делайте, как считаете нужным, — безразлично отмахнулся старик.

Там же Бьёлан Тёмный созвал геладцев и спросил, признают ли они его вождём.

— Мы бежали с островов от голода, холода и воли Сомерледа Ан-Тайра, — ответил косой длиннолицый муж от имени всех переселенцев. — Кто б думал, что и здесь придётся терпеть власть этого клана! Впрочем, — добавил он со смехом, — мы такой горячий народ, что и тут не уживёмся, коли не будет над нами сильной руки да умной главы. Мы — твои люди, Бейлан Трове!

Тогда Бьёлан обернулся к Ньёрун, которая перевязывала ему плечо, и произнёс:

— Я дам за тебя годовой доход с трёх дворов, коли ты станешь мне женой.

Та от изумления выронила концы повязки. Пришлось всё начинать заново.

— Ты… ты не шутишь ли надо мною, сын ярла?