Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 61

Тут уж мало кто удержался от хохота, а громче всех ржали викинги. На жениха жалко было смотреть — красавчик густо покраснел и шумно дышал, с ненавистью глядя на насмешника. Кьяртан же восхищённо захлопал в ладони — правда, не слишком громко. Этот хитрый безумец уязвил Лафи в самое чувствительное место — в его самолюбие. Сам Бобёр так не смог бы.

Слушатели притихли, напряглись. Допоёт ли пересмешник до конца? Повторит ли, как положено, события песни, осмелится ли? Или придумал иную развязку потешной истории?

Нет, не придумал. Не пощадил никого. Как истинный викинг. Как истинный скальд.

Хаген дал знак Самару прекратить игру, перевёл дыхание и закончил:

— Наденьте шлемы — и смело вперёд: ведёт вас Йон! [73]

И, не давая почтенному собранию опомниться, прорычал, обводя глазами толпу:

— А теперь пусть Идмунд годи спросит, нет ли причины, по которой эта свадьба не состоится!

Добрые люди вздрогнули. Не сын человеческий рычал на них, не людские глаза сверкали страшной, задорной яростью! Перед ними стояла тварь из Утгарда, медноголовый тролль-карлик, умскиптинг, ублюдок ведьмы и подземного чудовища. Холодный, мерзкий, отвратный и бесконечно чужой миру людей. Люди поглядывали на жреца Вар с робкой надеждой — изгнал бы ты его, что ли, из священного места! Идмунд неуверенно покосился на Радорма, тот коротко кивнул. Годи выпятил грудь и как мог торжественно проговорил, стараясь не мямлить:

— Ну и есть ли причина, по которой Лафи Лёрмундсон не может взять в законные жёны Альвдис Радормсдоттир? А если есть — может, ты нам сообщишь её, гость многодерзкий?

— Я не сведущ в ни законах, ни в том, кто с кем спит, — ледяным голосом сказал Хаген, — пусть скажет тот, у кого больше прав на руку дочери Радорма. А учёный человек пусть подтвердит.

Тогда Кьяртан наконец-то открыл лицо, сорвал чужую бороду, вернул её Торкелю и вышел к алтарю. Туда же Лейф подвёл Вальдера Слепого. Братья с Конопляного Двора, сыновья Лейфа Чёрного, внуки Миккеля Снорри, стали, не таясь, против всего мира. Столь разные, столь схожие. Улыбки играли на лицах. Но если торжество в улыбке Кьяртана было светлым и счастливым, то Кривой Нос и улыбался криво, мрачно и жёстко.

Толпа загудела пожаром. Слова пахли гарью. Взоры пылали гневом.

А на глазах Альвдис блеснули слёзы.

Кьяртан же заметил золотое колечко с изумрудом у неё на пальце. То самое колечко.

— Сыновья Лейфа Чёрного! — прогудел, ухмыляясь, Радорм. — Кто бы мог подумать, что вы ещё ходите по земле. Солгу, коли скажу, что рад вас видеть.

— Надеюсь, ты не станешь слишком горевать по смерти Оспака Рябого, — ровным голосом сказал старший из Лейфсонов. — Мы же живы, здоровы и пришли получить своё.

— Так в чём же дело, вы, нищеброды? — вскинулся Лафи Хвост. — Что за причина?!

Люди подивились тем словам: все знали, что братья с Конопляного Двора не слишком богаты, но сейчас перед собранием стояли люди, одетые вовсе небедно. Лейф сказал:

— Первая причина та, что сама невеста против замужества.

— Так ли? — спросил Радорм прежде Идмунда годи. Строгим был отчий голос, суровым — взор, но Альвдис не сробела. Сперва молча кивнула, затем выговорила как могла твёрдо:

— Истинно так, батюшка, и тебе то ведомо.

— Это не очень важная причина, чтобы разрывать помолвку, — вмешался Лёрмунд, отец Лафи.

— Вторая причина покажется благородным отцам поважнее, — улыбнулся Вальдер, бестрепетно глядя незрячими глазами в глаза Радорму. — Скажи, йомфру Альвдис, разделила ли ты ложе с кем-либо до помолвки с сыном Лёрмунда?

Сын Лёрмунда скрипнул зубами, когда Альвдис повторила:

— Истинно так.

— Здесь ли твой избранник? — спросил Вальдер с едва заметной насмешкой в голосе.

— Истинно так, — в третий раз молвила Альвдис.

— Укажи нам на него, — попросил Вальдер.

Альвдис указала на Кьяртана. Слепой продолжал:

— Все наши обычаи говорят, что тот, кто первым разделил с девой ложе и люб ей, имеет преимущественное право на её руку, — и добавил не без ехидства, — как и на её приданое.

— Обычай — ещё не закон, сын кузнеца, — осторожно заметил Идмунд.

— Третья причина имеет к закону более близкое отношение, — Вальдер повернулся на голос годи, и тот вздрогнул, встретившись с голубой бездной застывших вод в глазах Слепого. — Пусть Кьяртан Лейфсон и Альвдис Радормсдоттир подтвердят, что обменялись клятвами, или опровергнут это. Коли обманут, богиня Вар, хранительница клятв, покарает их.

Кьяртан и Альвдис подтвердили, и земли не поглотила их, и небо не обрушило на них громы и молнии. Из чего добрые люди заключили, что — да, молодые обменялись клятвами верности.

— Теперь скажи, сын Лейфа, — уточнил Вальдер, — уплатил ли ты любовнице «утренний дар»?

Кьяртан взял Альвдис за руку — от такой наглости челюсть у Лафи отвалилась — и снял с её пальца золотой перстень с изумрудом. Поднял его над головой, показал всем охочим:

— Вот мой «утренний дар» дочери Радорма Дромунда!

Люди озадаченно переговаривались, пожимали плечами, недоверчиво прицыкивали языками. Отец же невесты бросил через губу:

— Это ничего не значит. Думается мне, вы это выдумали, чтобы расстроить свадьбу, и втянули мою доверчивую дочь в эту гнилую затею. Кто может подтвердить ваши слова?

— А кто мог бы подтвердить ваши слова? — спросил Вальдер. — Кому вы поверили клятвы, кроме друг друга и богини Вар?

— Марган годи с Курганов мог бы, — тихо проронил Кьяртан. Улыбка его потускнела.

— Марган помер весной! — ухмыльнулся Радорм. — Как же мы его расспросим?

— На языке мёртвых, — сказал Хаген, указывая на юг.

Теперь ухмылка сползла с лица Радорма Дромунда весенней грязью. За воротами храма отчётливо гремели копыта. Привратники засуетились, порыв ледяного ветра ударил человеческое поле, прогремело: