Волки и вепри (СИ) - Альварсон Хаген. Страница 63

— Иди давай! — прикрикнул на чужую невесту Кьяртан. — Там мой брат.

— Там и мои братья! — возразила девушка.

— Нет у тебя больше братьев, — с какой-то незнакомой, новой, чужой и злой радостью воскликнул сын Лейфа Чёрного, славно отомстившего за родича. — Ты сама того хотела.

Потом он ненавидел себя, просил прощения, ползал на коленях. Но то — после. Проводив взглядом фигурку в белом, отмёл милый образ, выбросил из сердца полные обиды серые глаза. Выхватил короткий рабочий нож и бросился в гущу тел.

Туда, где стоял его брат.

А брат Кьяртана Бобра веселился от души. Даже хромой, он оставался страшным противником. Ремень «добрых намерений» он развязывать поленился, в левой руке держал нож, а в правой — клевец. Если Хаген и другие викинги старались не слишком калечить родичей молодых, то Кривой Нос — не старался. С лицом, расколотым нечеловеческим оскалом, он вымещал на этих людях десять зим изгнания, боль за оболганную мать, за неотомщённого отца, за их великолепное презрение к брату, к нему самому, а паче того — к законам и обычаям предков. Боль и ненависть поглотили его целиком, рвались из горла хрипом, подобно гейзеру. Ревущий пламень рвался из груди, обжигая хмурое небо.

Небо заворчало и ответило дождём.

— Меч! Дайте мне меч! — надрывался Лафи Хвост. Его друзья и родичи падали один за другим — кто раненный, кто без сознания, а кто и неживой. Кьяртан увидел его и крикнул:

— Зачем тебе меч, мужеложец? Иди-ка сюда!

Юные герои бросились друг на друга с голыми руками, забыв даже про ножи. Кьяртан занёс кулак, целя в красивое лицо Лафи, но взял и обманул: ударил не по лицу, а в живот. Лафи охнул и согнулся, его удар пропал втуне. Бобёр схватил его за волосы и наподдал коленом, несколько раз, превращая пригожий лик в кровавое месиво. Потом зашёлся счастливым смехом невинного дитяти и принялся пинать жениха башмаками. Насовал бедолаге и по печени, и по почкам, и по рёбрам, само собою. В довершение всего схватил его покрепче за знаменитый светлый хвост и подтащил, грозя вырвать волосы с корнем, к алтарю. Там оставил Лафи, поднял на руки мёртвую девушку, бывшую устами богини Вар, и отнёс прочь оттуда. Положил тело в корнях могучего бука, накрыл ей лицо и вернулся к алтарю. Лафи беспомощно шевелился. Нарядные белые одежды почернели от крови и грязи. Дождь не мог их очистить, как ни пытался. Кьяртан в мрачном, новом для него упоении мести приподнял Лафи под мышки и ударил головой об алтарь. Не слышал, как вскрикнул его отец, Лёрмунд Сто Лодок, не видел, как бросился на помощь сыну. Не видел, как Лейф метнул ему нож в спину. Не видел…

И Радорма тоже не заметил.

Отец Альвдис двигался для своего веса на диво тихо и проворно. Разбросал окованной палицей братьев Барсуков, Скулли Каша врезал ему пластиной кельта по голове, но ответный удар опрокинул младшего Сигурдсона. Подоспел Хаген, схватил со стола кубок и запустил в лоб Радорму. Кубок треснул, а лоб — нет. Глядя на обломки, Радорм проворчал:

Разбит эля чёлн!
Теперь не скажу,
Как прежде, бывало, —
«Ты выпито, пиво!» [74]

И обрушил на Хагена град ударов. Но Лемминг не был бы Леммингом, если бы позволил дубине зацепить себя. Радорм так разошёлся, что сломал скамью, стол и чью-то ногу, но пропустил короткий укол в грудь. Прямо в солнечное сплетение — Хаген отрабатывал «Язык жабы» не первый год и давно хотел его опробовать. Радорм пошатнулся, схватился за грудь, поднял окровавленную ладонь к глазам. А Хаген рубанул его крест-накрест. Славно наточенный Альрикс отворил чрево, внутренности брызнули смрадной рекой Слид, потоком Нижнего мира…

Вот это Кьяртан увидел. Не было злорадства — только ужас охватил юношу. А после — горечь и печаль. Как убедить мёртвого отца, что ты достоин руки его дочери? Как было уберечь его и прочих родичей Альвдис от ярости викингов? Как смотреть ей в глаза?

Радорм упал в собственные кишки, разбрызгал кругом кровь и дерьмо. Хаген выругался — запачкал такой хороший парчовый плащ. Как и отстирать его!? А к нему уже мчался, сверкая мечом, Богвард Бледный Паук. Хравена сейдмана он оставил у входа в святилище, с перебитыми конечностями. Нашлась и на колдуна управа.

На миг Кьяртану остро захотелось увидеть, как Хладный Путь станет путём, по которому отправится Хаген Чёрный, как клинок снимет с плеч медную голову. Но…

— Брат, сзади! — крикнул Бобёр. Хаген понял. Успел усмехнуться.

И встретил железо железом.

И понял, что с Пауком ему не тягаться. Отскочил, раскрутил «Морского змея», уходя в защиту. Богвард ударил сверху, прерывая движение Альрикса, сколол гарду — золочёная рысь на клинке гневно заворчала — и ткнул Хагена в грудь. Под сердце. Кальдвег прошил плащ, кожаный жилет, верхнюю и нижнюю рубахи. Но между ними Хаген предусмотрительно надел кольчугу. Остриё меча разорвало кольца, но задержалось ровно настолько, чтобы не задеть ничего важного. Лемминг покачнулся, снова отскочил, вспрыгнул на скамью, затем — на стол, пробежал, разбрасывая блюда и кубки, соскочил позади Паука. Тот ударил с разворота. Хаген поднырнул под меч, бросаясь рослому бойцу в ноги. Кальдвег и Альрикс сшиблись, высекая искры, раздался высокий металлический стон. Хаген перехватил меч одной рукой, Богвард ударил сверху, но Хаген и не думал защищаться: в его левой руке мелькнул скрамасакс, серая сталь ушла в бок Паука, по самую рукоять. Холодный Путь рухнул, выбил меч из десницы Лемминга, распорол меховой ворот плаща, кольчугу и плечо. Безоружный Хаген вскочил, обхватил противника и бросил через бедро. Потом отошёл, пошатываясь.

Оглянулся.

Паук шевелился, лёжа на боку. Скрёб ногами землю. Плюясь и шипя. Не выпуская меча из рук. Даже с ножом в печени, он оставался смертельно опасным врагом, и Хелла не спешила оборвать его жизнь взмахом своей бритвы.

А сражение в свящённом месте всё бурлило кровавым водоворотом. Увлекая в чёрно-багровую воронку новые жертвы. Бьярки рубился обеими руками, скинув медвежью шкуру. Самар отыскал свои стрелы у павших привратников, и музыкальный инструмент превратился в боевой. И звучал теперь совсем иначе. Слагфид же не стал размениваться на мелочи: отломал спинку скамьи и выметал ей охранников прочь со двора. Родичи жениха и невесты пытались мстить за павших Лёрмунда и Радорма. Хаген набрал воздуха в лёгкие и воскликнул:

— Сдавайтесь, линсейцы! Сложите оружие, и вас пощадят!

— Кто дарует пощаду? — донёсся крик одного из братьев Альвдис.

— Хаген Альварсон и сыновья Лейфа Чёрного! — был ответ.

— От них не примем. К бою, родичи!

И битва загрохотала с новой силой.

А потом Бледный Паук показал, как надо растить судьбу.

Кьяртан подобрал чей-то топор и ринулся на своих несостоявшихся родичей. Раз уж пришёл на битву — изволь биться! Покалечить Лафи, конечно, было приятно, но надо и честь знать. Честь требовала дела. Честь погнала Бобра туда, где рычали волки и вепри.

Честь подняла Бледного Паука. Чтобы выполнить последнюю волю повелителя.

Паук бросился на Бобра. Седое чудовище — на пылкого и глупого юношу.

Хаген успел только крикнуть:

— Братья! Меч обнажён!

Торкель услышал, хвастливо осклабился и заступил путь Богварду. Недолго длилась их схватка. Богвард просто отбросил Волчонка, как щенка. Кальдвег врезался в Хёггвар, выщербил отцовский меч, хоть и не сломал. Торкель не устоял на ногах. Бьярки ринулся наперерез, но Паук его просто перепрыгнул. Без разбега. И врезал берсерку рукоятью по затылку. Бьярки пробежал пару лишних шагов и впечатался лицом в стену какого-то сарая. Там и остался. Паук уже занёс меч над Кьяртаном, но принял удар другой сын Лейфа Чёрного.

Брат стал за брата.

Кальдвег сцепился с железным клювом. Кривой Нос, скалясь щербатой горной расселиной, отвёл удар, вновь поднял клевец — и покачнулся. Багровое жало торчало между его лопаток. Богвард улыбнулся — наконец-то что-то людское мелькнуло на лице Паука — и провернул меч в груди викинга.