Солёный ветер (СИ) - "_YamYam_". Страница 30

— Чёрт, Инён!

Чонгук кричит почти оглушающе, хлопает ладонью по дверному проёму, но девушка, замерев посреди ванны, может лишь смотреть на небрежно откинутую на раковину белую рубашку, один из рукавов которой — правый — заляпан алой кровью по самый локоть.

— Инён… — уже куда более спокойно раздаётся за спиной, и она несмело оборачивается, впервые ощущая в присутствии Чонгука страх, что заставляет деревенеть всё тело. Но страх не за него — за себя. — Инён, это…

— Это не твоя, — выдыхает она и сглатывает, — я поняла.

Парень делает шаг вперёд, и она отступает тут же. Девушка делает это раньше, чем успевает подумать, а затем замечает в глазах напротив самый настоящий испуг.

— Нет-нет-нет, — судорожно бормочет Чонгук, поднимая руки и распахивая глаза, — не надо, Инён, не бойся меня, ладно?

Она поджимает губы, едва только понимает, что они начинают дрожать, и бросает ещё один короткий взгляд на рубашку. Инён только теперь, увидев всё воочию, столкнувшись непосредственно, понимает, что действительно слаба, что действительно ни за что и никогда не сможет подобного принять, не сможет с подобным смириться. Она понимает ещё, что значит то самое пресловутое «руки в крови по локоть», и понимает, что не знает, что делать с собственной трусостью.

— Я ничего не спрошу, — судорожно выдыхает она, боясь перевести на Чонгука взгляд, — потому что не хочу ничего знать.

— Инён, пожалуйста…

Она не понимает или не хочет понимать, чего он у неё просит, но, едва только краем глаза замечает, что он делает шаг в её сторону, тут же совершает аналогичный в противоположную от него сторону. Инён знает, что не справится, что никогда и ни за что не смирится, не сможет забыть, не сможет делать вид, что ничего не видит и ничего не замечает. А ещё знает, что при всём при этом никогда не сможет дать Чон Чонгуку всего того, чего он наверняка заслуживает — даже несмотря на все свои отрицательные стороны. Она именно поэтому сжимает в кулаки руки, именно поэтому поднимает голову, почти смело встречается со взглядом напротив и почти смело говорит:

— Прости, — голос дрожит, но Инён за это впервые не стыдно. — Прости, Чонгук, я никогда не смогу влюбиться в тебя.

Она врёт безбожно. Позволяет сорваться с губ самой большой лжи в её жизни. А ещё уверена, что для них обоих это — наилучший вариант.

Комментарий к Chapter 13

Хэй-хэй, котятки, с наступающим вас Новым Годом :3

Я сдерживаю своё обещание и выкладываю главу до наступления праздника, как и обещала. Всё заценили? ?Не то чтобы я напрашивалась на комплименты… окей, я напрашивалась.

В любом случаю, спешу поздравить вас всех с наступающим и пожелать - как бы типично это не было - всего самого наилучшего.

Люблю безмерно, цомкаю в лобик и благодарю за то, что остаётесь со мной.

P. S. А ещё надеюсь на то, что никто не захочет сжечь Инён на костре. Прошу её понять и простить :D

========== Chapter 14 ==========

Чонгук смотрит на неё так, будто бы только что получил пощёчину — и далеко не одну. А Инён чувствует себя точно так же. Ей уже в следующее мгновение очень хочется взять назад свои слова — просто чтобы не видеть такого выражения на лице парня. Он не выглядит разочаровавшимся или обиженным. Чонгук скорее похож на ошарашенного и преданного. И, что хуже в десятки сотен раз, преданным именно ею. Инён сжимает зубы и превращает ладони в кулаки — лишь бы остаться на месте. Ей всё ещё страшно, она всё ещё думает, что не сможет и не справится, но от того желание прямо сейчас кинуться вперёд, уткнуться носом в грудь парня и сжать его в извиняющихся объятиях никуда не девается. Инён думает, что это личностная слабость, подкинутая глупым сердцем, и потому, убедившая себя много лет назад верить лишь разуму и не давать обманывать себя чувствам, остаётся стоять на месте и плавиться внутренне под взглядом Чонгука. А у того на дне глаз — одна сплошная тьма, неясно смешанная с огромной концентрацией боли. Инён, откровенно говоря, понимает его полностью, в груди ощущая несуществующую зияющую дыру, проделанную собственноручно и собственнословно.

— Погоди, — выдыхает Чонгук неожиданно, покачав головой, — ты ведь только утром говорила, что забота для тебя — проявление любви. А ты заботишься обо мне, значит…

Он запинается на полуслове, замолкает, то ли не зная, как высказать свою мысль верно, то ли не уверенный в том, что это будет уместно. Инён прекрасно его понимает — сама отлично помнит слова, так неосторожно сорвавшиеся с языка в порыве спора, и знает, что фактически призналась тогда ему в своих чувствах. А теперь от них же отказывается — вот так вот будто бы просто и нещадно. Она не знает, что должна сказать или сделать, представления никакого не имеет о том, как сгладить вновь возникший угол, который так и подталкивает её бросить эту неумелую ложь и, не думая ни о последствиях, ни о боли, концентрация которой обязательно будет больше после того, когда всё зайдёт в тупик, выпаливает в порыве защититься:

— А ты сказал, что для тебя это — доверие.

— И я, чёрт возьми, тебе доверяю!

Чонгук столь неожиданно переходит на крик и делает шаг вперёд, что Инён вздрагивает и, поскальзываясь на вмиг ослабевших ногах, едва остаётся в вертикальном положении. Это признание так сильно и больно бьёт куда-то под дых, что даже дышать вмиг становится тяжело, а глаза слишком подозрительно увлажняются. Девушка опускает голову и, закусив нижнюю губу, смыкает веки до красных кругов перед глазами. Ей так хочется оказаться как можно дальше отсюда, так хочется отмотать время на пару секунд, чтобы не слышать того, что было услышано… А ещё лучше — на полтора месяца назад, когда в её жизни была любимая работа, серые будни, встречи с друзьями, становящиеся всё более редкими из-за этой же работы, скука и душащая повседневность. Зато не было Чон Чонгука, вмиг окрасившего её дни во все другие цвета, занявшего собой их все, ставшего дороже и нужнее воздуха, но вместе с тем усложнившего всё в тысячу раз и залившего всё вокруг ярким красным, который перекрыл все прочие оттенки радуги. Инён обнимает себя за плечи, поднимает несмело глаза и произносит действительно дрожащими губами:

— Я не смогу с тобой, Чонгук, — ей правда больно и правда грустно, а ещё — страшно. — А ты не сможешь со мной. Рано или поздно мы всё равно придём к этому, и будет лучше сделать это «рано».

— Бред, — голос у него тихий и неожиданно строгий, а слова парень выплёвывает, словно яд. — Я сам в состоянии решить, смогу я с тобой или не смогу. А я смогу, Инён. И ты сможешь тоже — просто не понятно отчего придумываешь проблемы, решить которые можно по щелчку пальцев.

— Ты этим и занимаешься? Решаешь проблемы по «щелчку пальцев»? — девушка кивает неприязненно на рубашку, всё ещё лежащую в раковине, и продолжает, усмехаясь как-то особенно разочарованно: — Или, может быть, щелчком по чужим пальцам? Мне страшно даже представить, что надо делать, чтобы так… запачкаться.

Чонгук вздыхает, прикрывая глаза, и проводит по лицу ладонями, убирая со лба мешающуюся чёлку. Инён видит, какое неудовольствие доставляет ему этот разговор, и прекрасно понимает, почему и отчего. Он проходит мимо неё, заставляя едва отшатнуться от того, насколько резко это происходит, и, схватив с нескрываемым раздражением рубашку, закидывает её в корзину для грязного белья, не забыв после этого громко захлопнуть крышку.

— Я бы никогда в жизни не причинил тебе боли, — делится Чонгук, смотря на неё исподлобья. — Чёрт возьми, я и не причиню, без всякого «бы». И никому из тех, кто тебе дорог, — тоже. Что я такого сделал, что заставил тебя усомниться во мне?

«Не знаю». «Ничего». «Дело не в тебе». «Прости». «Мне страшно». Так много вариантов, и ни один из них не верный. Поэтому Инён лишь молчит, продолжая стискивать в пальцах собственные плечи. До боли и до красных следов на них.

— Ты ведь так хотела знать всё, — хмыкает Чонгук с нескрываемым сарказмом, — говорила раскрыть тебе секреты. И что теперь? Узнала один — и сразу в кусты? У меня чувство, будто ты сама не знаешь, чего хочешь. Сегодня — одно, завтра — другое, послезавтра — третье. Я, конечно, наслышан о том, что женщины — существа непостоянные, но не думал, что всё настолько серьёзно.