Трепет (СИ) - Бёрнс Тревьон. Страница 37

— Итак, Веда, — Пирс улыбнулся ей, когда все занялись поеданием пищи.

Веда подняла брови на Пирса, благодарная за то, что отвлеклась от ледяных глаз Селесты.

— Гейдж сказал нам, что ты анестезиолог.

Голос Пирса был не слишком глубоким, но очень ему подходил. Такой гладкий и уверенный. Веда обнаружила, что ожидала, когда проскользнет английский акцент.

До этого момента она отлично справлялась с тем, чтобы просто сидеть молча. Такова была ее стратегия. А не пытаться завоевать людей, которые должны были ее ненавидеть. Людей, которые никогда не примут ее. Она лишь хотела дать понять Гейджу, как сильно она его любит. Что сделает для него все.

Вес его руки на ее бедре было единственным, что удерживало ее собранной.

— Да, — ответила она. — Сейчас уже прошло несколько месяцев моей ординатуры.

— В какой медицинской школе ты училась? — спросил Пирс.

— В Стэнфорде.

Его глаза превратились в маленькие щелочки, когда он улыбнулся.

— Как необычно.

— Не так необычно, как Университет Джона Хопкинса… — вскочила со своего места Селеста, хлопая ресницам и тепло улыбаясь Веде. — Или Гарвард, или даже Вашингтон…

— Мама, — вмешался Гейдж, стараясь говорить ровным голосом.

Веда похлопала Гейджа по бедру, убеждая его таким образом, что у нее было все под контролем.

Он похлопал ее в ответ, бросив на нее гордый взгляд.

— Веда родилась и выросла на Холме, преодолела все трудности в жизни и пробилась в один из лучших медицинских университетов страны. Она была второй по успеваемости в своем выпуске, — он перевел взгляд на Пирса. — Ты абсолютно прав, дедушка. Она необыкновенная. Она преодолела невероятные трудности, просто невероятная женщина.

Селеста подскочила меньше чем через секунду после того, как Гейдж закончил, словно находилась на грани того, чтобы прервать его похвалу.

— Веда, мне вот любопытно… почему Тенистая Скала?

— А почему бы и нет? — Веда приподняла брови. — Тенистая Скала — мой дом.

— Конечно, девушке с пригорода не к чему возвращаться домой. Полагаю, девушка, вырвавшаяся из района, покинет этот остров и никогда не оглянется назад. Особенно, столкнувшись с таким количеством возможностей, которые наверняка появились в Стэнфорде.

— Мама…

Селеста посмотрела на Гейджа широко раскрытыми зелеными глазами, изображая невинность.

Дэвид сидел рядом с ней тихо, как мышка, наслаждаясь обедом, хотя его впалые щеки пылали.

— Я просто хочу познакомиться с ней поближе, дорогой, — ответила Селеста. — Можно? Из всех знаменитых больниц мира, Веда, ты выбрала Тенистую Скалу. Это просто озадачивает меня, вот и все.

— Вас озадачивает, что я решила работать в больнице, построенной вашей семьей? — уточнила Веда. — Даже как-то интересно, что я больше вас верю в вашу семью.

Селеста расплылась в ледяной улыбке.

— Хотя я испытываю глубокую гордость за каждую компанию, носящей имя Блэкуотер, все же не питаю иллюзий, что наш госпиталь может конкурировать с квалифицированностью госпиталя Салютатора в Стэнфорде.

Веда попыталась сглотнуть, но в горле застрял комок. Она почувствовала пульсацию в каждом дюйме тела, включая подрагивающие губы.

— Я соскучилась по дому, — сказала Веда.

— Твоя семья все еще живет здесь? — спросила Селеста.

— Нет, — откашлялась Веда, — мои родители уехали несколько лет назад.

— Не представляю, по чему можно так скучать, если не по своей семье.

Веда посмотрела на Гейджа и увидела, как тот сжал челюсти и бросил на мать накаленный взгляд. На этот раз, когда Веда сжала его бедро, раздражение на лице Гейджа не исчезло.

— Гейдж как-то сказал мне, что в Тенистой Скале есть нечто, что пробирается прямо в душу. Что даже не чувствуешь, как это происходит, пока оно не попадет в кровоток и не захватит все тело, — Веда глубоко вздохнула и снова посмотрела на Селесту. — Наверное, я страдаю хроническим заболеванием под названием «Тенистая Скала». Должно быть, в местной воде что-то содержится.

Улыбнулись лишь Гейдж и Пирс.

Селеста закатила глаза, убедившись, что Веда заметила это, и поднесла бокал к губам. Она не спеша сделала глоток.

— Честно говоря, Веда, я и представить себе не могла, что увижу день, когда мой сын влюбится в провинциалку. Возможно, в воде действительно что-то есть.

Она тихонько засмеялась.

Веда посмотрела на отца Гейджа, который до сих пор избегал ее взгляда, но теперь тоже слегка улыбнулся. Веде стало жарко, и она поймала себя на том, что была не в состоянии прикусить язык.

— Поскольку мы обсуждаем наши странности, Селеста, мне вот стало любопытно, как тебе удается выглядеть такой красивой и свежей? Я могу только молиться, чтобы в твоем возрасте оставаться молодой и подтянутой, — Гейдж сжал ее бедро, но на этот раз Веда поняла, что это был не знак утешения, а мольбы. Он умолял ее прекратить, но она уже перешла черту, ее сердце колотилось в груди. — Тебе не дашь больше сорока.

Селеста попыталась оскалить зубы сквозь улыбку.

— Мне тридцать девять, и я не стану развлекать тебя нравоучениями о том, как грубо заводить разговор о возрасте женщины в компании, где есть мужчины. Полагаю, там, откуда ты родом, все делают иначе.

Веда пожала плечами.

— Просто хочу узнать тебя получше, Селеста. Можно? — Веда была уверена, если Гейдж еще раз хорошенько сожмет ее бедро, то сломает его пополам. Она подняла взгляд к потолку, накручивая локон на указательный палец. — Черт возьми, я не закончила Гарвард, а посчитать реально трудно, моя математика Стэнфорда может никуда и не годится, но если тебе тридцать девять… — Веда притворилась, что считает на пальцах, осознавая, что Гейдж теперь тряс ее ногу под столом, молча умоляя ее остановиться. Но она не могла остановиться. Она вытянула губы, делая вид, что считает на каждом пальце, затем наклонилась вперед и широко раскрыла глаза. — Значит, тебе было… тринадцать, когда ты родила Гейджа?

Селеста глубоко вдохнула. Ее глаза засияли. Бокал шампанского в ее дрожащей руке, казалось, вот-вот разлетится вдребезги.

— Честно говоря, мне кажется, что ты похожа на большинство девушек, с которыми я росла на Холме, — Веда улыбнулась, но улыбка мгновенно исчезла, когда она тяжело сглотнула, уверенная, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. — Однако в отличие от тех девушек на Холме, тебе было легче выносить жизненные невзгоды и познавать жизненные уроки, не сталкиваясь с дискриминацией и преследованиями со стороны людей, которые считают себя лучше тебя. Даже если эти люди совершили те же самые ошибки. Боже, тринадцать лет. Должно быть, было замечательно вынести такой сложный жизненный урок без того, чтобы на тебя давило чужое мнение и раздавило тебя, словно какого-то насекомого. Тот самый мир, который раздавит тебя, словно жука, а потом обернется и обвинит тебя в том, что твои внутренности выплеснутся наружу и уродливо размажутся по тротуару.

В голосе Веды звучал сарказм.

— Но я полагаю, что девушки на Холме должны жить по другим правилам, верно? Полагаю, твои ошибки были более простительны, так как ты совершила их в белом каменном особняке, а не в лачуге на Холме.

— Прошу прощения, — Селеста бросила салфетку и встала из-за стола. Стук ее каблуков по деревянным полам еще долго слышался после того, как она исчезла за углом.

Веда вздохнула, когда хватка на ее бедре исчезла. Она бросила взгляд на Гейджа, когда он, тихо выругавшись, встал и покинул свое место, следуя за матерью.

Дэвид тоже встал со своего места, и, не глядя на Веду, отправился за Гейджем и Селестой.

Пирс поднялся из-за стола последним, вытер рот черной салфеткой, прежде чем откашляться и тоже покинуть столовую.

И Веда осталась одна.

Да. Она полностью потеряла хладнокровие.

Да. Спор, который она затеяла с Гейджем этим вечером, скорее всего, войдет в историю.

Но оно того стоило.

Реально стоило.

Глава 17