И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна. Страница 43

Лозунг, совершенно не подходящий для клуба любого рода. Люди танцевали, в них была разнузданность, которую Грайс не могла себе позволить. Аймили потащила Грайс к барной стойке, хотя скорее уж это был стол, на котором кто-то щедро расставил бутылки с "Блейзером" и дешевым виски.

- Три "Блейзера", пожалуйста.

- Но мне нельзя, - начала было Грайс, однако Аймили выставила вперед руку.

- Три "Блейзера" повторила она с нажимом.

Грайс получила свой пахнущий виноградом и спиртом напиток в пластиковом стаканчике. Когда бармен, если его можно было так назвать, протягивал Грайс напиток, она заметила, что руки у него исколоты.

- Не делай такие большие глаза, - прошептал Лаис. - Это выглядит подозрительно.

Не так подозрительно, как ты, шепчущий мне это, хотела сказать Грайс, но решила не уподобляться Лаису. Она языком попробовала "Блейзер" на вкус, движение получилось нелепое, и Грайс была рада, что люди вокруг были слишком заняты тем, что дергались под энергичную музыку, влив в себя изрядное количество алкоголя.

- Гадость, - сказала Грайс.

- Она новенькая, - пояснил Лаис. Бармен хмыкнул. Глаза у него были мутные, мало что понимающие. Грайс стало жаль его, даже глаза заслезились.

- Как тебя зовут? - спросил бармен. Грайс опешила, она быстро, казалось, слишком быстро ответила:

- Джэйси.

И тут же добавила:

- Но друзья называют меня Флу.

Заткнись, флуоксетин, заткнись, пожалуйста.

Бармен засмеялся, а потом почесал нос.

- Прикольно, - сказал он. - Эйнджела, эта телка с тобой?

- Ага, девчонка моя, - бросила Аймили. Она говорила так же небрежно, как обычно, но интонация теперь отличалась, была жестче.

- Клево, что вы сегодня в точке. Новеньких будут посвящать.

- А то.

- А меня тоже? - спросила Грайс.

Лаис засмеялся:

- Да не, ты еще даже не новенькая. Ты так - посмотреть пришла.

- Ладно, - сказала Грайс и принялась смотреть. Пока ничто здесь не напоминало тайное общество. Грайс увидела какую-то голодно целующуюся парочку. Они вылизывали друг друга как щенки, и это вызвало у Грайс тошноту.

Пахло потом, дешевыми сигаретами и "Блейзером". Последний пах так, будто умер и теперь разлагался на спирт и отдушку. Грайс закурила только чтобы перебить букет этих запахов самым приятным из них.

Она увидела Ноара. Вернее, лысого мужика, которым Ноар в данный момент являлся. Он пожимал руку другому такому же бритоголовому, они над чем-то смеялись. Грайс подошла чуть ближе, чтобы услышать их слова. Они доносились сквозь музыку, будто издалека.

- Чэрли здесь?

- Ясен хрен. Это правда про девку?

- Абсолютная. Эйнджела нашла.

- После посвящения ведите ее к нему. Есть шанс перехватить кой-чего.

- Да ну?

- Я тебе говорю. Ну, если не гонишь, что она - жрица.

- Из жреческой семьи. Рот не открывает, а осьминожек ненавидит.

- Ну, отлично.

Грайс попятилась прежде, чем Ноар и его друг обернулись бы, наткнулась на какую-то девушку с выкрашенными в дешевый платиновый блонд волосами и красивыми губами.

- Куда прешь, курица? - прошипела она, шевеля этими своими пухлыми губами. Грайс подняла руки:

- Простите, пожалуйста.

Девушка по-лошадиному противно засмеялась, и сама оттолкнула ее, проходя. Атмосфера здесь явно была враждебная. А может просто непривычная Грайс.

- Развлекайся, дорогая, - сказала Аймили. Она провела рукой вдоль зала. - Весь мир открыт перед тобой.

Грайс промолчала, так и не сказав, что предпочла бы закрыть такой мир. От шумной музыки болела голова, но людям все, кажется, нравилось. Они подпевали сменяющимся трекам, казавшимся Грайс абсолютно одинаковыми, верещали, когда музыку ненадолго выключали. Люди были везде, они были так близко друг от друга, потные, полуодетые, раскованные. Грайс стояла в углу и курила сигареты одну за одной. Лаис и Аймили снова танцевали, на этот раз безупречно стилизовавшись под местных завсегдатаев. Ноар исчез куда-то, Грайс, как ни старалась, не могла его найти.

К ней подошла какая-то девушка, клубнично-рыжая, со стянутыми в высокий хвост волосами и крохотными веснушками, рассыпанными по коже, как песчинки после пляжа.

- Не была здесь раньше? - улыбнулась она.

- Неа, - деланно-небрежно ответила Грайс, и тут же поправилась, поняв, что переигрывает:

- То есть, нет.

- Это я уже поняла. Я - Лайзбет.

- Красивое имя. В детстве я придумывала альтернативную себя, которую так звали. Я - Джэйси.

- Тоже красивое имя, - засмеялась Лайзбет. - И спасибо, за комплимент. Волнуешься?

- Немного.

- Ты не переживай. Тут все не так страшно. Люди особо ничего не делают, но они вместе. Вся эта хрень вроде "свобода и смерть" для восторженных подростков. И все же мы вроде как против. А это уже много. Смело прийти сюда. Признаться себе в том, что мир устроен неправильно.

- Здорово, Лайзбет. А что вы еще делаете?

Лайзбет засмеялась. По ее глазам Грайс поняла, что ей явно было, что ответить. Однако она сказала:

- Мы собираемся здесь и учимся не бояться. Это уже много.

Грайс хотела было спросить об убийствах, происходивших в Нэй-Йарке, но подумала, что создатели детективных сериалов не одобрили бы этого. Она промолчала, не зная что сказать, но Лайзбет оказалась общительной.

- А за что ты ненавидишь осьминожек?

- Осьминожек?

- Слушай, ну ты же не веришь в то, что они - боги. Доисторические морские животные - в это я охотно верю.

- Доисторические животные, наделенные сознанием и всемогуществом. И бессмертием.

- Да могут они умереть. Просто мы пока не знаем как, - хмыкнула Лайзбет. - Ты говоришь о них, как какая-нибудь культистка.

- Я из жреческой семьи, - быстро сказала Грайс. - Сбежала. Поэтому и ненавижу...осьминожек.

Лайзбет смотрела на нее пытливо, ее взгляд побуждал продолжать. И Грайс начала говорить, по ходу дела понимая, что не так уж сильно она преувеличивает:

- Вырасти в жреческой семье - чудовищно. Каждый день ты вынуждена ложиться в три тридцать, после завершения мессы. В школу встаешь - ничего! Вся твоя жизнь соотнесена с лунными циклами. Новолуние означает - голодный пост. Никакой еды первые три дня. А еще постоянные унизительные обследования. Годишься ли ты для того, чтобы лежать в постели с одним из чудовищ? Здорова ли ты? В порядке ли твой гормональный фон? Чувствуешь себя племенным животным. Это мерзко, унизительно. Я не хочу быть товаром или слугой, я хочу быть собой. Но там ты в первую очередь - товар. Потом - слуга. И только потом - ты сам.

Лайзбет слушала внимательно. Грайс поняла, что от волнения принялась накручивать на палец прядь волос и вздрогнула, увидев, что они светлые и намного длиннее.

- И я сбежала, - сказала Грайс. - Я украла папину тачку и...

И полетела под откос, если верить тому, что говорил Ноар.

- И сделала вид, что разбилась. Чтобы меня не искали. Я приехала в Нэй-Йарк, чтобы затеряться.

- Большой город, все дела, - протянула Лайзбет. Она медленно кивнула. - Тяжело тебе было с культистами.

- В Нэй-Йарке тоже нелегко. Но я устроилась официанткой.

- А где?

Грайс сложила руки на груди.

- Я тебе не скажу. Если семья меня чему-то и научила, так это тому, что мы - повсюду.

Лайзбет засмеялась, у нее был теплый, красивый смех.

- Здорово. Ты молодец. Я тебя понимаю.

- А ты как здесь оказалась? - спросила Грайс, чувствуя, как отпускает ее напряжение. Кажется, она справилась. Взвинченность, вызванная флуоксетином, в который раз помогла ей. Мысли становились словами так быстро, что она едва успевала это заметить.

- Мой отец погиб в "О, эта божественная неделя". Дайлан заставил его медленно умирать от астробластомы. Он не пережил операцию.

Грайс молчала. Любые слова казались ей ошибкой. Лайзбет и не ждала слов. Она сказала:

- Отец был плохим человеком. Он был убийцей. Он сидел на героине. Его посадили за разбой.