И восходит луна (СИ) - Беляева Дарья Андреевна. Страница 42
- Классно выглядим, да?
- Лаис, - сказала Грайс, смотря на его футболку с фамилией и номером Рональдо. - Ты - расист. Нечем тебе гордиться.
Зубы Лаиса казались еще белее из-за смуглой кожи.
- Да ладно тебе, чика!
На Грайс было короткое платье в мелкий цветочек. Не будучи собой, Грайс чувствовала себя красивой и свободной.
- А куда конкретно мы едем?
- В Клентон.
- О, - сказала Грайс. - Хороший район.
Хотя на самом деле, разумеется, район это был плохой. От начала двадцатого века и до шестидесятых годов район кишел гаэрманскими и айрландскими иммигрантами, за что получил лестное прозвище "Адская кухня". Отчаявшиеся люди, лишенные надежды на помощь общества, запертые, как в банке, в этом изолированном мирке, образовывали криминальные анклавы, воевали друг с другом за сферы влияния, а Нэй-Йарк потреблял и перемалывал наркотики и проституток, поставляемых Адской Кухней. С начала восьмидесятых, когда район вычистили от криминальных группировок, сюда стали заселяться бизнесмены, довольные мыслью о шаговой доступности Манхэйттена.
Однако вычистили далеко не все закоулки района, и красные высотные дома старинного образца с шаткими балконами до сих пор были полны горластых бедняков.
Грайс было стыдно. Родившись в жреческой семье Дома Хаоса, она имела мало представления о бедных. Дом Хаоса покровительствовал безумцам, но не беднякам. Жреческие семьи Дома Хаоса сплошь состояли из богатых, белых эмериканцев.
И Грайс было странно от мысли, что Адская Кухня находится совсем рядом с другими, респектабельными частями Манхэйтенна.
Ноар остановился за пару кварталов до невидимой границы, отделяющей Адскую Кухню от остального мира.
- Придется пройтись пешочком, - сказал Ноар. Грайс была не против. Энергия, сидящая в ней, требовала выхода.
- Здорово! - сказала Грайс. - Мы идем помогать людям! Я так рада, что вы со мной, ребята!
Ноар и Аймили переглянулись с беспокойством, а Лаис обнял ее.
- Я так и знал, что на самом деле ты очень эмоциональная!
- Я не эмоциональная!
- Не нужно этого стесняться! Раскрой мне свои объятия!
Граница оказалась вовсе не такой уж невидимой, как предполагала Грайс. Высотки, блестящие от стали и стекла, сменились кирпичными домами, невысокими и небогатыми, в мгновение ока. Подворотни здесь были обширные, дворы - большие. Кое-где все еще раздавались радостные крики мальчишек, которым не повезло - их не звали домой. Может, их родители пили, может - кололись, а может никому просто не было дела до этих ребят, играющих в войну на улице.
Ноар сказал:
- Хорошее местечко.
Он имел слабость к местам из фильмов семидесятых годов.
Грайс сказала:
- И где именно все будет? Что мне нужно говорить? Я готова на все.
- Ну, - сказала Аймили. - Для начала, тебя пустят по кругу.
- Что?!
- Шучу, - быстро подняла руки Аймили. - Наверное.
- Ничего тебе не скажем, - сказал Ноар. - Грайс, ты - плохая актриса. Поэтому все будет максимально естественно. Ты - девочка из жреческой семьи, которая сбежала от своих ненавистных родителей. Ты ненавидишь богов, и мы притащили тебя сюда. Больше ничего знать не нужно.
Грайс почувствовала прилив вдохновения. Ей хотелось обхитрить всех, сыграть так, чтобы ей поверили. Она кивнула.
Стоило позволить флуоксетину жить вместо нее чаще.
Грайс шла между Аймили и Лаисом, а вел их Ноар. Они проходили через обширные угодья бездомных. Грайс видела людей в старых куртках. От голода они не могли согреться даже летом.
Единственными яркими пятнами в Адской Кухне были редкие мазки вывесок - двадцатичетырехчасовые супермаркеты, дешевые тату-салоны с ВИЧ, включенным в стоимость эскиза, сомнительные клубы, над которыми двигали неоновыми телами неловкие девушки.
Все это Ноара не интересовало. Он шел к зданию, в котором не сохранилось ни одного целого окна. Это была протяженная, широкая постройка, сохранившаяся, видимо, исключительно по недосмотру городских властей. Впрочем, с натяжкой, ее можно было причислить к историческому наследию города. Эта фабрика индустриальной эпохи когда-то, наверняка, кормила добрую часть честного населения Адской Кухни. Остов здания надолго пережил время своего содержимого. Заброшенная фабрика производила крепкое, монументальное впечатление. Казалось, она могла простоять здесь еще сто лет.
- Там? - прошептала Грайс.
- Ага, - сказала Аймили. - Кстати, Лаис - Фаэрнандо, я - Эйнджела, а Ноар - Дайв.
- Дайв какое-то неправильное имя, - сказала Грайс. - Это имя для разнорабочего из белого пригорода.
- Вот! - кивнул Лаис. - Я о том же говорил, но кто же меня слушает!
- А как зовут меня? - спросила Грайс.
- Джэйси Блейк, - прошептала Аймили. Казалось, она готовится к тому, чтобы сыграть особенно важную партию в карты. Вся грусть улетучилась из нее, и она блестела теперь от азарта. Грайс никак не могла привыкнуть к новой внешности своих родственников, однако, их повадки и мимика оставались узнаваемыми.
Сначала Грайс казалось, что они входят в абсолютно пустое, безвидное место. Однако, спустя пару секунд, наряду с собственными шагами, Грайс услышала нервный пульс далекой музыки. Словно пол под ее шагами вибрировал. Кажущиеся пустота и тишина были нарушены, и Грайс почувствовала напряжение, тревогу. Звуки шли откуда-то снизу, и невольно Грайс вспомнилась подземная усыпальница Дома Хаоса. Она представила, что там бурлит чудовищная жизнь древних существ, чьи сотни глаз смотрят на мир сквозь любые стены. Грайс поежилась. Аймили хлопнула ее по плечу, сказала:
- Не переживай, они все классные ребята.
Она шумно втянула воздух и поправила кольцо в носу.
- Ты - со мной.
- А я? - спросил Лаис.
- А ты - всегда со мной.
Помещение было холодное и просторное. Ноар шел к лестнице с обескураживающей Грайс решительностью. Сама она в темноте ориентировалась плохо и боялась наткнуться на строительный мусор, обилие которого поражало воображение. Перешагивая через арматуру, Грайс видела бледные, в синяках, коленки - чужие коленки, незнакомые, непривычные. Лаис говорил:
- Но тут правда клево, если что. И классное музло. И выпивка ничего. И...
- Ради всех богов, Фаэрнандо, заткни пасть.
- Ноа...Дайв, ты достал!
Аймили врезала Лаису локтем в бок.
- Не смей делать нам западло.
А потом они вступили на лестницу. Здесь было чище. Если помещение наверху производило впечатление абсолютной заброшенности, то лестница была выметенная и ухоженная, кое-где даже отремонтированная. Музыка становилась громче, и Грайс слышала теперь отдельные слова. Какой-то развеселый панк-рок с воплями о свободе и справедливости. Вслед за Ноаром, Грайс вошла в прокуренное, пахнущее дешевым алкоголем помещение. В центре стоял давно не работающий генератор, он был такой огромный, что практически делил комнату на две секции. Проржавевшая громадина генератора, о которую терлись теперь полуголые, пьяные люди, являла собой остатки индустриального величия. Все остальное в этом огромном помещении, представляло дешевую пародию на подпольный клуб. То есть, место еще более убогое, нежели подпольный клуб. Музыка доносилась из домашних колонок, пропущенная через усилитель она принимала невообразимо уродливые для слуха формы.
Людей было много, Грайс поняла, что считать абсолютно бесполезно где-то на двадцатом, однако из упрямства досчитала до тридцати. И еще оставалось примерно столько же народу, не охваченного ее навязчивым счетом.
Люди танцевали, пели, смеялись, пили. Они веселились здесь. С первого взгляда у них будто не было ничего общего, кроме достатка ниже среднего. Были здесь неформалы в рваной одежде, исколотой булавками, но были и молодые ребята абсолютно обычного вида, утомленные жизнью за день и расслабляющиеся теперь. Грайс запрокинула голову. В неровном свете кустарной цветомузыки алой краской на потолке было написано: "свобода и смерть".
Не "свобода или смерть", как во времена Великой Фрейнцузской Революции, а "свобода и смерть".