Луна желаний (СИ) - Горенко Галина. Страница 51

Теперь всё свои тренировки я проводила, оттачивая мастерство владения силой, умением ставить блоки и атаковать. Я прекрасно понимала, что чем больше я тренируюсь тем сильнее возрастает моя мощь, но я, как никто другой, понимала, что использовать эти навыки можно и нужно лишь для созидания и помощи.

Издревле маги-стихийники боролись с природными катаклизмами, останавливали сход лавин, рассеивали цунами, смягчали жару, вызывали дожди в засушливые районы… Но моя сущность была другой, по идее, она была той силой, что должна была сдерживать другие государства и правителей от опрометчивых действий, направленных в сторону Демистана, прямых конфронтаций, (скрытые никто не отменял), но премьер-министр Кроу лишил мою страну природной защиты.

У Цесса Ориума была вторая ипостась, мощное и опасное существо, стоящее на страже интересов государства, у Кёнига Стоунхельма была армия сильных, опасных, практически неуязвимых во второй своей сущности бойцов — армия оборотней, у Тана Расаяна был дар некромантии, и хотя Азам пытался скрыть его от меня, я видела и понимала, какой силой владеет вседержитель. Редкий дар перешел по наследству от отца к сыну и был плотно завязан на магии стихий, не уверена на кого бы из правителей Кватры (за вычетом братца) я бы поставила в фатальный тотализатор, но скорее всего моим фаворитом, во всех смыслах был бы Азам. Некромаг-стихийник, страшно подумать, что он может, владея такой мощью.

— Долор, знаешь, что главное в умении владеть стихиями? — как-то спросил меня Азам после долгого дня изнурительных тренировок. Я пила восстанавливающий отвар, сидя на тканном коврике, отчетливо попахивающем конским потом. Видимо попоне. Аскетизм нашего быта меня не смущал, зато реакция мужчины на то, что я стойко переношу лишения меня смешила. Я не производила впечатление прихотливого тепличного цветочка, нежного и ранимого, привыкшего к расписанию полива и вкусной прикормке, капризно цветущем лишь раз в таль. Скорее я была степным роштаром, битым ветрами и обласканным жарким солнцем, источающим сладкий аромат любви и свободы.

— Нет, скажи, — улыбнулась я, подставляя пиалу.

— Способность разделять себя и элементалей. Отдыхать. Не нужно постоянно совершенствоваться, навык придёт со временем. Завтра ближе к вечеру, я отведу тебя на пляж. Ночевать мы будем там.

Меня по-прежнему преследовали странные откаты в прошлое, а то, что это именно случившееся когда-то, я поняла по осторожным вопросам, что задавала Эмиру. Несколько раз я видела один и тот же эпизод, когда Азам противостоял огненным и водяным хлыстам, уворачиваясь, устанавливая блоки, рассеивая и пламя, и влагу.

Его испытания проходили совершенно по другому сценарию потому, видимо потому, что сила всегда была с ним и только увеличивалась с взрослением, а уж когда его отец сложил с себя полномочия правителя — возросла многократно. Но те картины, иногда сцены обучения, иногда отдыха, иногда размышления, а порой и сна, были отрывистыми, без начала и конца. У меня создавалось ощущение, что я подглядываю за ним. Хотя признаться, делала я это с удовольствием.

Его тело и тогда было красивым: витые тяжи мышц, мускулистая грудь, мощный пресс, могучие плечи и длинные ноги, переходящие в шикарную задницу.

Однажды мне пришлось прервать обучение и принять холодный, очень холодный душ.

Мне явилась сцена, которая обожгла внутреннюю сторону век, отпечатавшись там на долгое время, и стоило мне закрыть глаза, как образ голого любовника под струями летнего дождя сводил на нет все мои попытки сосредоточится и приступить к тренировкам. От его близости и от ничем не прикрытого им желания, я сходила с ума.

Слава Великим, сон приходил ко мне мгновенно, падая на меня, словно гильотина на шею преступника — неизбежно. Он отсекал мои размышления и малодушные желания поддаться соблазну черной пустотой неудовлетворенности и забвения. Спала я без сновидений, хотя нет, не так, сны были, но судя по тому, что я просыпалась влажная, с завязанным в узел томительным ожиданием нутром и нерастраченной страстью — хорошо, что я их не помнила.

Я видела, как он смотрел на меня, когда думал, что я занята. Читала обещание в прямом взгляде на меня, и четко осознавала, что моя жизнь изменится, сразу, как только ментор посчитает мою учебу законченной. Мне бы хотелось продлить этот момент единения, когда мы принадлежим лишь друг другу, когда наша связь выше и чище страсти, когда я продолжаю сказанную им фразу, а он предугадывает мои желания. Но увы…

Иногда он отлучался.

И пусть он оставил наместника, того самого, что я видела с ним на переговорах стран Кватры, дела требовали его присутствия и я понимала, что обучение близится к концу, и судьба вновь расставит акценты и подведет итоги. Я не могла себя заставить сделать первый шаг, и дело не в гордости, просто каким-то шестым чувством я понимала, что Тан пока сам не понял, что ему нужно, не решил, как быть, и в этом вопросе, я предпочла оставить за ним последнее слово. Я знаю, что хотела бы услышать, но готов ли он произнести эти слова?

Тума встретила меня радостным ржанием. Кобыла застоялась, уверена Азам давал ей возможность размяться, но этого было недостаточно. Поэтому потрепав Жемчужинку по гриве, я легко вскочила на нее, намереваясь погонять. Дорога к шатрам, приготовленным для отдыха была не близкой, а значит времени изнурить застоявшуюся лошадь было предостаточно.

Песок, темно-жёлтый, более крупный, чем на побережье, караванная тропа и редкие колючие кустарники, палящее солнце и воспоминания о, ставшем знаковым в нашем знакомстве пробеге, несколько леоров выматывающей скачки и внезапно появившиеся светлые шатры, готовые, чтобы дать путникам долгожданные отдых и тень.

В большом, отдельно стоящем шатре внутри было так же, как в покоях Эмира во время Великого забега. И если тогда я смогла рассмотреть лишь пространство, исполняющее роль гостиной, то сейчас с огромным удовольствием удовлетворила свое любопытство пройдясь по всем закуткам «небольшой походной палатки» правителя Расаяна. Шёлковые ковры, изображающие племенных жеребцов, бушующее море или цветущие степи укрывали пол, мягкие бархатные и парчовые подушки различных форм были насыпаны живописными горками, чеканные столики с разнообразной снедью, законсервированной артефактами, приглашали утолить голод, а чан с раскаленным песком в который была глубоко зарыта джезва — жажду.

Не удивительно, но дивный аромат тая меня не вдохновил, а вот запотевший кувшин с розовым отваром вызвал такое обильное слюноотделение, что в принципе можно было не пить, но я все равно опустошила целый бокал. Зубы и виски заломило, но удовольствие от напитка было настолько огромным, что я от жадности налила еще, но едва ли осилила четверть. Балуясь, я сформировала в стакане несколько бесформенных ледяных кусочков, удивляясь на сколько просто мне удалось то, что раньше было и вовсе не под силу.

Пока слуги Тана заботились о наших лошадях, мы с Азамом заботились о своих потребностях. Я погрузилась с головой в наполненный чуть теплой водой с ароматом лаванды, бронзовый чан. За время учебы я освежалась лишь под проточной водой, а мне так хотелось принять ванну, что меня не остановила ложная скромность и практически ничего не скрывающая резная ширма. Я вытянула ноги, и вдыхая горьковатый запах бледно-лилового цветка, откинулась на отполированный бортик, наблюдая за причудливым узором игры тени на руках и груди.

Соски сморщились и призывно торчали темно-розовыми пиками, низ живота пульсировал от концентрированного желания, прохладная вода не остужала, а лишь дразнила, влажные складочки были влажными совсем не от воды, а хриплый голос Азама, едва ли приглушенный тканевым пологом, будоражил сильнее более откровенных ласк, чем мои несмелые движения. Дрожащие пальцы осторожно прошлись, раздвигая нежные лепестки, сметая контроль и возбуждая, стоило лишь слегка задеть пульсирующий бугорок, как по телу прокатились волны предвкушения, а сознательные круговые движения привели к неизбежной капитуляции. Я задыхалась, как выброшенная на берег рыба, силясь сдержать крик экстаза, но это перестало быть важным, когда, едва подняв глаза, увидела Азама не отрывающего свой лиловый взгляд от моих пальцев.