Ну привет, заучка... (СИ) - Зайцева Мария. Страница 19

— Он хороший мальчик, Катенька, я вижу. Молоденький, конечно. Но не старика же тебе. А он хороший, цельный, серьезный.

— Ба…

— Я вот маме твоей не смогла в свое время сказать… Но она, бунтарка, и не слушала меня, не сидела никогда так, как ты, котеночком не сворачивалась, ласки не искала…

Она редко говорила о маме. И теперь общая наша боль потери опять уколола, заставила слезы на глазах выступить.

— Ну что ты… Тебе не плакать надо сейчас… Он хороший мальчик. Иди. Он ждет. Мама бы твоя одобрила. И я одобряю.

— Ба…

Она подняла меня за подбородок, вытерла слезы.

— Иди.

Я поднялась, как во сне, прошла к прихожей, оделась. Выглянула в комнату. Бабушка сидела перед телевизором, спиной ко входу, смотрела "Песню года" и улыбалась.

Аслан ждал меня возле машины, подхватил с разбегу на руки, как когда-то, совсем недавно, а, кажется, в другой жизни, в подъезде, когда я, наплевав на все, навстречу к нему бежала, и поцеловал.

И затискал, задышал жарко в шею, сжимая крепко, не желая отпускать:

— Моя, моя, моя… Сука, думал, не дождусь… Поехали скорей, поехали…

Усадил меня в машину, и с юзом, по-мальчишески вырулил со двора. А я только рассмеялась счастливо, чувствуя, что впереди только светлое что-то, счастливое. И что это непременно будет. Поймала взгляд Аслана на своих коленках, и сердце зашлось в предвкушении. Того, что будет. Непременно будет.

19

— Я не пущу!

Я отвернулась от кипящего Аслана, чувствуя, как сама закипаю. Рабовладелец, блин! Не пустит он! Да я его, можно сказать, из вежливости спрашиваю!

— Не думай даже! Знаю я, чем вы там занимаетесь!

О, а вот это уже интересно! И чем же это таким мы там занимаемся?

— И чем же, по-твоему, мы таким занимаемся? А? На даче? Три женщины?

— Да какие три женщины? — взъярился Аслан, раздувая ноздри породистого носа. Орел, блин. Не орел, козел! Упертый! — Как только ты туда едешь, сразу же там и историк нарисовывается!

— И что? — опешила я от предъявы, — это дача его прабабушки, между прочим!

— Вот-вот! Нехер тебе туда ездить? Мало моей дачи? Хочешь еще? Или… — тут он опасно прищурился, — специально ездишь? Чтоб с ним там встречаться?

Я только вздохнула. Ревность Алиева была неприятным сюрпризом для меня. Причем, гад такой, не сразу себя во всей красе проявил, далеко не сразу!

Вначале просто шелковый был!

Особенно, когда приехали обратно в Москву после жарких новогодних каникул, за время которых у меня ноги реально перестали друг друга в лицо узнавать, настолько редко встречались.

Я понимала, что мне надо будет реабилитировать Алиева перед Татьяной Викторовной, с которой я ссориться не собиралась совершенно. И сделала это. Хоть и с трудом. Она все же позвонила Дзагоеву, и тот, похоже, провел еще одну воспитательную беседу с моим парнем (ох, до сих пор не привыкну к тому, как это звучит).

Аслан не рассказывал, о чем они говорили, но, похоже, ему выставили условия. А он не выдержал и послал всех лесом. За что тут же словил по полной программе, потому что приехал ко мне в тот же день злой, со слегка перекошенным лицом и распухшими костяшками.

В машине, куда я спешно села, выбежав из дома, в чем была, после командной смс, он заявил, чтоб я шла и срочно собирала вещи, потому что переезжаю к нему. На мои вопросы о том, что случилось, он только прорычал матерно. Из его тирады я поняла, что Дзагоев не разрешил ему ко мне подходить. Иначе выгонит из клуба.

А клубом Аслан дорожил очень сильно. И тренировками — тоже. И это был удар. Для меня же было ударом то, что я могу разругаться с моей учительницей, единственным человеком, поддержавшим меня в сложной ситуации. Я не хотела этого. Поэтому постаралась утихомирить своего мужчину.

Не сразу удалось, конечно. Но я применила запрещенный прием. Подсмотрела в одном обучающем видео в интернете. Там очень понятно все показывали на розовом фаллосе. Тренировки пригодились, потому что Аслан, как всегда, очень благосклонно воспринимающий мою инициативу, отвлекся, возбудился еще больше, а потом и вовсе перетащил меня на заднее сиденье своей красавицы, где места было маловато, но мы остались довольны. Я, выгибаясь от удовольствия и пытаясь сдержаться, чтоб не сильно давить ладонью на стекло и не кричать в голос, и проигрывая и в первом и во втором случае. И Аслан, матерящийся за моей спиной, пока быстро и грубо вбивался в мое податливое тело, глухо рыча и рассказывая, насколько ему плевать на мнение окружающих, и что я его, только его, и давай, покричи, малыш, пусть все слышат, и похер на всех, и сами разберемся, со всем сами разберемся, и вообще…

Потом, выходя с красными от стыда щеками из машины, я только голову низко наклоняла и радовалась, что машина у этого пижона в хлам тонированная. Что не спасало, конечно, от понимания, чем мы там занимались, но хоть не видно было. Зато стыдно. Дико стыдно. И больше я ему такого не позволю. Может… Где-нибудь в уединенном месте…

Татьяна Викторовна уговорилась с трудом. Но все же согласилась, что моя жизнь — мое дело. И моя постель — тоже мое. И что, если мне нравится, то…

Короче говоря, мы немного подулись друг на друга, но вскоре за ней заехал большой черный джип с двумя пассажирами на переднем сиденье, и она, со вздохом, пообещала, что обсудит это вопрос с Дзагоевым. И убедит его принять Аслана обратно в клуб. И тренировать.

Аслана пригласили на следующий день. Он не ломался. А я лишь улыбнулась, представляя, какие методы убеждения применяла моя учительница.

Весной старшие курсы защитились и выпустились.

Я перешла на второй курс, переехала к Аслану, потому что он очень сильно настаивал. Я сомневалась, справедливо опасаясь, что его родные будут против, считая меня охотницей за деньгами и московской квартирой. Конечно, Аслан познакомил меня с мамой, которая уже скоро должна была родить, с сестрой, веселой активной девчонкой, и отчимом, серьезным мужчиной, со строгим взглядом. И вроде бы меня приняли хорошо. И никто не косился, не говорил ничего. Но я все равно робела и чувствовала себя неуютно.

Поэтому над переездом думала. И переживала. И вообще, плохо представляла, как мы будем вместе… Вернее, это-то я как раз очень даже хорошо представляла, но как в таком случае учиться? Где время брать? Мы же при встрече друг от друга отлипнуть не можем. Вот реально. Даже в институте. На всех переменах. Аслан, лишь только звенит звонок, моментально садится рядом со мной и обнимает. И вот так вот, в обнимку и проводим все перемены. И уроки бы проводили, но я против. После парочки случаев, о которых до сих пор вспоминать стыдно. Ни о какой учебе не может идти речь, если он рядом сидит.

И он не способен воспринимать урок, и я тоже.

За все это время мое влечение никуда не делось. Только возросло. Я смотрела на Аслана и понимала, что с ума схожу. Что вот на самом деле умираю от желания. Не могу совершенно противостоять, когда он хочет меня, когда смотрит, когда руку просто кладет. А он, хитрый такой, пошлый гад, пользовался этим по-полной. Я в некоторые аудитории нашего института уже и заходить не могу. Вот как, спрашивается, серьезно воспринимать предмет, когда заходишь… А там… Парта — осквернена. Кафедра — осквернена. Подоконник — и тот осквернен! И никакой учебы. Сплошной разврат и безобразие. И чего ему в квартире не хватает? Или в машине? Или, на худой конец, в отеле? Нет же… Смотрит на меня своими глазами чернущими, смотрит, а я и доклад делать не могу у кафедры, сразу сбиваюсь. Или взгляд мой ловит во время урока и ключи показывает. От свободной аудитории. И меня прямо жаром прошибает с головы до кончиков пальцев. Хочу отвернуться, а смотрю все, смотрю. А он знает, чувствует, что происходит со мной, улыбается, так пошло, так порочно, так обещающе… Что я не выдерживаю, отговариваюсь необходимостью и выбегаю из аудитории с горящими щеками. И он за мной. И тащит молча по коридору в тот кабинет, от которого ключ упер. И потом только рот мне закрывает плотно, чтоб ни звука не могла издать, пока извиваюсь от удовольствия под ним, пока до слез, до судорог, до боли, такой сладкой-сладкой… До распада на атомы, на частички, мельче атомов… И потом стыдно, так стыдно обратно возвращаться, потому что, похоже, все уже в курсе про нас, все однокурсники, девчонки косятся завистливо, парни… Ну, парни не смотрят. Совсем. Алиев отучил.