Ну привет, заучка... (СИ) - Зайцева Мария. Страница 21
И лет через десять посмотрим, кто будет страну на мире представлять: Дзагоев, Шатров или Алиев. Потому что мой парень, хоть и младше на два года, и в другой категории выступает, их рвет уже. Гордость моя. Весь в отца.
Катюшка моя забеременела еще на третьем курсе. И замуж выходила с животом. Красивым таким, небольшим.
Ух, как я перся от него! Как обцеловывал ее всю, такую маленькую, аккуратненькую, хорошенькую. Оторваться не мог. Ни на секунду не отходил. И знал, что парень будет. Еще до того, как УЗИ сделали. Мать, которая Катю мою всегда любила, прям радовалась, что бабушкой станет. Отчим ржал и шутил, что вокруг беби-бум. Ну еще бы не беби-бум. Сам-то давно ли отцом стал второй раз? Младшему брату моему тогда только два исполнилось, тоже жару давал, отчим прям надышаться не мог.
А меня сразу к себе устроил, в контору. Правда, на должность рядового менеджера, никаких, бля, родственных лифтов. Но я и не жаловался. Прекрасно понимал, что лифт все равно есть, и никогда бы я в жизни в эту структуру не попал, если б мальчиком с улицы был. А так: вот он тебе, шанс, не проеби. А у меня стимул серьезный. Девочка с животиком дома. Сладкая-сладкая. Так что вопроса не стояло. Перевелся на заочный — и вперед, впахивать на благо семьи.
Кто-то скажет, что рановато, в двадцать лет, но не в лицо мне, само собой. Потому что попорчу. Потому что не их дело. Потому что это они, дураки, шансы свои упускают. А я хватаю. Один раз чуть не проебал, два месяца на стену лез, со стороны на мою девочку смотрел, подойти не мог, потому что дурак был, кретин. И теперь я ученый. И умный. Поэтому даже мысли не возникало никогда. Что рано. В самый раз мне. Катя со мной, малыш в ней — мой. Что еще надо для счастья?
Катя, правда, геройствовать все пыталась, на учебу ходила до последнего и на кафедре работала. А я переживал. Потому что она, беременная, стала еще круче выглядеть, и придурков-смертников вокруг нее крутилось полно. Ладно, хоть в историком вопрос рассосался. Сам собой, ха. Я даже удивился, когда узнал. Вот вообще мужик на эту сторону не тянул. Нормальный совершенно, спокойный такой. И манеры не бабские… Странно. Но зато стало понятно, почему у Давы и Шатра так легко получилось их любимую училку…ээээ… приватизировать. Жених-то липовый оказался.
Они, кстати, разобрались, похоже, друг с другом и со своими родными окончательно. Не то чтоб я в это вникал, так, Катюшка рассказала, а с ней Таня поделилась.
Она, когда первого родила, явного Дзагоева, без примесей, еще в роддоме получила сообщение от его матери с просьбой разрешить навестить. Ну она и согласилась. Миротворица, блин. Дава и не знал ничего. Представляю, как потом наказывал козу за самоуправство. Потому что вот нехер лезть в такие дела внутрисемейные. Даже я понимаю, что могло быть херово.
Но вышло хорошо. Мать приехала с одним из братьев Давы, посмотрели на нового родственника, впечатлились. Для них кровь родная все же много значит. А Дава, как я понял, старший сын и наследник. И у него тоже теперь первенец-наследник.
Короче говоря, мать уехала. А потом Даву вызвали в родной город, к отцу. И они о чем-то поговорили, тут уж Таня, похоже, сама не в курсе, о чем. Но Дава теперь со своими общается. И вопрос с фамилией второго сына, который прям ровно через год родился, тоже прояснил. И, похоже, очень так конкретно прояснил. Потому что к ним никаких замечаний. И, в принципе, я понимаю, почему. Когда Дзагоев решает вопрос — остается только выжженная земля. А если к этому еще и Шатер подключается…
У них, как-то, года три назад, пытались школу отжать. Типа захват сделать, рейдерский. Непонятно, правда, нафига, потому что школа — это Дава и Шатер. Главный тренер и генеральный директор. Их связи и их бабки. И, если этого не будет, то и школа никому нафиг не нужна. Но, похоже, не прояснили до конца ситуацию придурки, решили, что если не столица, если Подмосковье, то и крыши серьезной нет. Короче говоря, все решилось в один день. И так, что про этих придурков никто ничего не знает. Были — и нет. То ли в тюрьме, то ли в земле.
Так что все все знают, как я понял, но вопросов лишних не задают. И это меня даже где-то восхищает.
— Аслан, Аслан, ну пожалуйста! Ну нельзя здесь, Европа, посадят… — зашептала лихорадочно Катюшка, видно решив сменить тактику.
Таня молчала и пыталась ее оттащить от меня. Нет, все-таки воспитали ее правильно ее мужики. Если намечается заварушка, место женщины — за спиной. Оттаскивать жертв, чтоб в ногах не путались, и подносить патроны.
А заварушка здесь будет серьезная. Потому что узнал я этих козлов. Видел на трибунах. Тренера и команда поддержки своих мальчишек. Скорее всего, все бойцы. Ну, или рядом стоят. А одного я, кажется, вообще видел на соревнованиях, уже взрослых. В качестве участника. В супертяже. И их, таких — пятеро. Шестого уработал я. Успел. А вот с этими придется разбираться. Потому что они, похоже, пьяные, пережрали пива знаменитого пражского с "печеным вепревым коленом" и почувствовали себя суперкрутыми мужиками. Которым любая баба даст.
Посмотрели по сторонам — и опа! — свободные, никем не охраняемые девочки!
Когда я пришел с булками с корицей наперевес для своей девочки, они как раз сидели за их столиком. Шестеро здоровенных мужиков. С двумя маленькими испуганными женщинами. Среди белого дня. На фудкорте. И внаглую клеились. И руки даже распускали. И уйти не давали.
Все это я уже на бегу отмечал. Пока летел через весь фудкорт к угловым диванчикам. Прям вспышками детали. Испуганные глаза моей девочки. Здоровенная лапа на хрупком плече. Решительное лицо Татьяны. Попытка встать, и тут же за руку бесцеремонно назад, на диван.
В глазах сразу как вспышки. Стоп-сигналы. Только у меня не "стоп" были. А наоборот. Очень даже "вперед".
Вот знал же, что нельзя их одних оставлять! Знал! Никогда! Нигде!
Дава и Шатер свою пасут без конца, психи совсем стали, я поспокойней, моя все же тихая девочка. Но, в роддом я, например, с ней ездил. Не мог оставить одну, не проконтролировать. Мало ли что там с ней сделают…
Дава вот не ездил со своей. Шатер присутствовал. А Дава потом во время пьянки по случаю рождения наследника признался, что не смог бы сдержаться. После первого крика ее все вокруг бы разъебал. А Шатер оказался в этой ситуации повыдержаннее.
У них уже, наверно, соревнования закончились.
Мы ушли, Катюша еле высмотрела нашего, переволновалась. А Таня вообще не может на своих смотреть. Наш Аслан захотел остаться, за своих поболеть. Вот и оставили мальчишек с Давой и Шатром. А сами — сюда. Отдыхать, отходить от переживаний. И вот еще булочек. Поели булочек, ага. Душевно так. Весело.
Поляки активизировались, двинувшись ко мне всей толпой сразу. Я коротко глянул на Таню, та, кивнув, удволила усилия и оторвала-таки от меня жену, увела в сторону, что-то шепча на ухо.
Я немного удивился, чего это она такая послушная, обычно слова доброго не дождешься от этой училки гребанной, но потом с конца зала раздался знакомый забористый мат, и я понял, что она уже видела то, чего не видел я, и не заметила Катюша. От конца фудкорта к нам летели матерящийся Шатер и молчаливый Дава, который, в отличие от друга, отвлекаться на слова во время драки не умел и не любил.
Я повел плечами, поощрительно улыбнулся полякам, еще не понявшим, в какую польскую жопу они попали. И сделал приглашающий жест. А то так и уснуть можно. Как они только, с такой реакцией, до соревнований доползли? Понятно, почему призовых мест не занимают.
— Вот оставлю вас в следующий раз за решеткой, понятно? — ругалась Таня на Даву и Шатра, выходя из полиции. — Ну сколько можно? Ну неужели нельзя было вопрос словами решить? Обязательно драться? И обязательно — так?
Ее мужчины молчали, имея, на мой взгляд, ангельское терпение. Или просто привычные уже к ее выговорам и пропускающие их мимо ушей. Пока границы не перейдет.
По моему мнению, границы она давно перешла, еще в полиции, куда прилетела через десять минут после задержания и доставки всех участников драки с адвокатом на телефоне и представителем посольства наперевес. Катюша моя, с нашими мальчишками в активе, следовала за ней в фарватере и вид имела крайне решительный.