Танец марионетки (СИ) - Кравченко Елена Евгеньевна. Страница 16

— Почему? — с ревностью в голосе, бросил Пейрак. — Почему она просила не отвечать на оскорбление?

Андижос с интересом посмотрел на друга, у которого, как ему казалось, нет слабых мест. Оказалось, что есть.

— Она считала, что оскорбление было уже смыто. Когда я подбежал, Пегилен лежал на полу. Мне осталось только поставить его на ноги. Уже стоя на ногах, он получил еще и пощечину от Анжелики. Послушай, твоя жена — чистое золото. Я бы с ней связываться не стал. У нее сильная рука… — маркиз вспомнил, как дернулась голова у Лозена от пощечины.

Де Пейрак впервые за этот разговор улыбнулся.

— Да, я знаю, что она золото. Спасибо, Андижос. Но мне это пока не объясняет, почему она заболела.

— Здесь я ничем помочь не могу. Она сразу пошла к себе. Мне казалось, она не была так уж потрясена, иначе бы не смогла сражаться с Пегиленом. Назад в залу не возвращалась — это точно. Послушай, — умоляюще проговорил Андижос, — не говори ей, что я тебе все рассказал. Я не хочу потерять её расположение.

— Что, боишься что третью вазу разобьет? — усмехнулся Пейрак.

— Все может быть. — сказал Андижос и весело рассмеялся.

— Посоветуй Лозену не попадаться мне на глаза. Хоть он мой друг, и вроде ты решил за меня мою проблему… Но если я его увижу…в ближайшее время… — Жоффрей скрипнул зубами, — он встать уже не сможет.

— Он уехал в Париж. — последовал быстрый ответ.

— Своими ногами? — поднял бровь Пейрак.

— Нет, — улыбнулся Андижос, — в карете с доктором. Пейрак, он и мой друг. Я не знаю, что на него нашло. Сначала он был пьян и говорил о неподатливых марионетках, а когда протрезвел — замолчал. Он сожалеет, это точно. Мне показалось, он начал сожалеть еще там, в галерее. Я его проучил, еще добавил на словах. Сказал, что если он только скажет кому-либо о причине дуэли, тогда вмешаешься ты. Если бы я не дрался с ним — ты бы его убил еще вчера или сегодня. А мне этого не хотелось.

— Да. Оскорбления я бы не оставил. Может, было бы лучше, чтобы его смыл я. — поморщился де Пейрак.

Возвращаясь домой, Жоффрей думал, о том, что рассказал Андижос. Могло ли неучтивое поведение Лозена так повлиять на Анжелику? Или оно было более чем неучтивое? Или оно ей о чем-то напомнило? О чем-то таком, что она соотнесла — Лозена и прошлое. Может это связано с остальными именами: Франсина, Николя, Мелюзина?

Анжелика уже поправилась. Она ходила по дому, распоряжалась, но в ней не было той живости, задора и веселья, что прежде. Она просто выполняла обязанности хозяйки. И де Пейрака это беспокоило. И… задевало. Какая-то часть души Анжелики была скрыта, и она не пускала туда своего мужа. А он хотел знать о ней все.

Она больше не смотрела на него с ужасом, разговаривала спокойно, без волнения и отрицательных эмоций. Это, конечно, обнадеживало. Но и её легкие пальчики больше не трепетали в его руке, когда он их целовал при встрече. Казалось, ей безразлично, что он делает и что она чувствует. Он должен её разбудить! Так дальше продолжаться не может. Если он этого не сделает, она отдалится от него навсегда. Он её потеряет.

Де Пейрак и Анжелика сидели вместе за столом. Он смотрел, как она с безразличием ест. Ей было все равно, что лежит на тарелке, хотя повара готовили любимые блюда. Иногда она поднимала глаза, их взгляды встречались. Она не отводила их в смущении или испуге, как раньше. Смотрела спокойно, как будто изучающе. В её глазах не было чувств. Никаких. Только созерцание. И он с тоской наблюдал все это. Из-за болезни и состояния Анжелики он почти совсем ограничил прием гостей. Приходили только друзья, справиться о её здоровье и поздравить с приходом радостных вестей. Разболтал Андижос? Или доктор? А скорее всего, кто-то из слуг.

Их дом был пуст и холоден. Граф запирался в лаборатории, но и там не находил для себя успокоения. Куасси-ба с изумлением смотрел на хозяина. Он никогда не видел, чтобы тот был так рассеян и невнимателен. Хозяин всегда был собран, точен в своих действиях. Он всегда знал, что и как надо делать. Он был бесстрастен, как скала и холоден, как лед. А сейчас… Он был как околдован и не мог снять с себя чары.

Жоффрей с раздражением бросил салфетку. Он должен поговорить с Анжеликой, прямо сейчас. Он должен знать, что её так встревожило, почему она замкнулась в своей раковине. Он должен понять её страхи и помочь ей справится с ними. Пусть это даже будет за столом. А лучше куда-нибудь её увести. Де Пейрак встал, подошел к ней, протянул руку, чтобы взять её пальчики в свою ладонь…

В этот момент дом содрогнулся от взрыва.

— Это в лаборатории. Куасси-ба… — прошептал граф.

Анжелика вынырнула из задумчивости и, в испуге вскочив, посмотрела на мужа. Тот быстро вышел из столовой.

И тут дом ожил, послышался пронзительный женский крик. Анжелика кинулась следом за Жоффреем.

------------------------------

* Галилео Галилей — (15 февраля 1564, Пиза — 8 января 1642, Арчетри) — итальянский физик, механик, астроном, философ, математик, оказавший значительное влияние на науку своего времени. Он первым использовал телескоп для наблюдения небесных тел и сделал ряд выдающихся астрономических открытий.

** Цитера — латинское название греч. острова Китира (Кифера), также был известен как о. Чериго, расположен в Эгейском море. Считается одним из главных культовых центров богини любви и красоты Афродиты (Венеры). В переносном смысле — царство любви или остров любви. «Цитера остров тайн и праздников любви, Где всюду реет тень классической Венеры, Будя в сердцах людей любовь и грусть без меры, Как благовония тяжелые струи» — Шарль Бодлер

*** Дягиль засахаренный — Самые известные цукаты в мире готовят во французском городе Ньоре, где эти полые куски стеблей бледно-зеленого натурального цвета длиной 30 см и диаметром 2–3 см, имеющие слегка волокнистую структуру, стали символом города. Именно в сохранении естественной зеленой окраски и заключается секрет кондитеров этого города. Когда-то их стали изготавливать в женском монастыре города для использования в долгую дождливую зиму. Естественно, свою тайну изготовления цукатов кулинары из Ньора охраняют. Ньор находится в исторической области Пуату.

Глава 9

Анжелика вбежала в помещение лаборатории следом за Жоффреем. Оно находилось во флигеле рядом с дворцом. Анжелика никогда не была в святая святых её мужа. Он не допускал сюда никого, кроме Куасси-Ба, огромного мавра: слугу, помощника, почти друга. Здесь, вдвоем, они проводили часы, а иногда и сутки, осуществляя свои таинственные опыты. В глубине большой залы находились три печи. Одна из них горела, две были потушены. Перед ними располагались странные приспособления сделанные и железа. На стене — одна над другой — висели полки. Они были заставлены всевозможными горшочками, колбами с этикетками, коробочками. Но сейчас… Если полки и крепко держались на одной из стен, то банки, колбы, коробочки, которые на них стояли — все было сметено взрывом. Окно распахнуто и наполовину лишилось стекол. Тяжелый стол, как пушинка, сдвинут с места. Он был развернут и, как в поклоне, подогнул одну ногу. Все, что на нем было раннее — валялось на полу. Весь пол вокруг засыпан разбившимися мензурками и пробирками. А между печами и столом, раскинув руки, лежал Куасси-Ба. На его теле расползалось пятно крови. Жоффрей уже стоял на одном колене рядом с мавром, стараясь зажать рукой с тряпкой рану.

— Куасси-Ба, друг мой… — говорил он, и его глаза блестели от горя и выступивших слез.

Кучка слуг у двери, сквозь которую прошла Анжелика, расталкивая их, застыла, онемев. Женщины растерянно качали головами и поскуливали.

Анжелике на миг показалось, что она вернулась в Монтелу. Горящие хижины, разоренные дома, разбитая или выброшенная посуда и другие вещи… Разорение, которое принесли наемники в близлежащие деревни… И раненые, окровавленные тела… Стонущие, плачущие, воющие матери, дети, старухи… И Мелюзина, склоняющаяся над людьми, оказывающая им помощь. Тем, кому она могла её оказать. А рядом — маленькая девочка, несущая её корзину с травами, тряпками и всем необходимым. Она все это видела… Когда-то очень давно…