Игра в «Потрошителя» - Альенде Исабель. Страница 52

Дружба Миллера с Аларконом началась, когда первому исполнилось двадцать лет. Окончив среднюю школу, Райан поступил в подразделение «морских котиков», желая доказать отцу, что он такой же мужчина, ничуть не хуже; кроме того, с высшим образованием он, наверное, и не справился бы: плохо говорил и писал, не мог ни на чем сосредоточиться. В школе он не проявлял ни малейшего интереса к учебе, но отличался в спорте, был подтянутым, мускулистым и думал, что сумеет выдержать любую физическую нагрузку; тем не менее его исключили из «морских котиков» после «адской недели», самой жестокой недели тренировок, ста двадцати убийственных часов, за время которых проверялась закалка каждого, его способность добиваться цели любой ценой. Райан понял, что самая мощная мышца — сердце, и когда тебе кажется, будто уже невозможно сопротивляться боли и усталости, все еще только начинается, тебе предстоит выкладываться дальше и дальше, никогда не доходя до предела. К унижению от провала прибавилось глубочайшее презрение, с каким отец принял эту новость. Для контр-адмирала в отставке тот факт, что сын не выдержал испытания, только подтверждал невысокое мнение, какое этот потомственный военный о нем имел. Они никогда не говорили на эту тему, каждый замкнулся в угрюмом молчании, которое пролегло между ними почти на десятилетие.

Следующие четыре года Миллер изучал информатику и яростно тренировался, чтобы снова записаться в «морские котики»; речь уже шла не о соревновании с отцом, но об истинном призвании — Райан знал, в чем заключается эта служба, и хотел посвятить ей жизнь. В университете дела пошли хорошо, потому что один из преподавателей лично заинтересовался им, помог с речью и письмом, научил концентрироваться и преодолевать барьер, препятствовавший полноценной учебе; заставил ершистого юнца поверить в свои умственные способности и убедил закончить образование и только потом поступить в спецназ. Этим преподавателем был Педро Аларкон.

В 1995 году, когда Миллер достиг своей цели, стал «морским котиком» и командующий во время праздника Нептуна прицепил ему на грудь значок, он прежде всего позвонил своему бывшему преподавателю и похвастался ему. Райан пережил и «адскую неделю», и долгие месяцы тяжелых тренировок на воде, в воздухе и на суше, выносил жару и холод, лишал себя отдыха и сна, привыкая к трудностям и физическим страданиям, черпая силу в неразрывных узах товарищества, и принял присягу, готовый к подвигам и героической смерти. Следующие шестнадцать лет, до ранения и отставки, Миллер редко виделся с Аларконом, но связь между ними не прерывалась. Пока Райан выполнял секретные задания в самых горячих точках, уругвайца пригласили в Стэнфордский университет преподавать основы искусственного интеллекта. Так Миллер узнал, что его старый друг — чуть ли не гений в своей отрасли.

Педро Аларкон с энтузиазмом одобрил идею, высказанную бывшим учеником: разработать сложные системы безопасности для вооруженных сил, и рассудил, что для этого Миллеру нужно закрепиться одновременно и в Вашингтоне, и в Силиконовой долине, единственном месте, где можно развивать технологию такого типа. В десяти минутах от Пентагона Миллер снял офис, который должен был служить для него базой, уложил свои скудные пожитки и переехал вместе с Аттилой в Калифорнию. Уругваец встречал их в аэропорту, готовый помогать, оставаясь при этом в тени, поскольку из-за своего политического прошлого был на подозрении.

Индиане была известна в общих чертах история Миллера, даже то, что он помирился с отцом перед смертью старика, но она ничего не слышала о миссии в Афганистане, которую Райан снова и снова переживал в кошмарных снах. В лесу секвой, следя за курицей, которая из-за сырости жарилась ужасающе медленно, солдат поведал ей о событиях той роковой ночи. Объяснил, что убивать издалека, как в обычной современной войне, — понятие отвлеченное, что-то вроде видеоигры; ты ничем не рискуешь, не испытываешь никаких чувств, твои жертвы не имеют лица, но в настоящем бою испытанию подвергается мужество и человечность каждого солдата. Реальная возможность погибнуть или получить ужасные ранения накладывает отпечаток на психологию и на душевный строй, это опыт, единственный в своем роде, его невозможно передать в словах, нужно самому пережить эту экзальтацию, смесь ужаса и веселья. «Почему мы воюем? Потому что это первобытный инстинкт, такой же мощный, как инстинкт выживания», — сказал Миллер, добавив, что после, в гражданской жизни, ничто не может сравниться с войной, все кажется пресным. Насилие касается не только жертв, но и тех, кто его применяет. Его готовили к смерти и страданиям, он мог убивать, он это делал многие годы, без счета, без угрызений совести; мог он и пытать, если нужно было получить информацию, хотя предпочитал возложить эту обязанность на кого-нибудь другого: его от таких дел мутило. Убивать в пылу боя или мстя за смерть товарища — это одно, в такие минуты не думаешь, действуешь вслепую, тебя направляет жгучая ненависть, враг теряет человеческий облик и не имеет уже с тобой ничего общего. Но убивать мирных жителей, глядя им в лицо, — женщин, детей — другое дело.

В начале 2006 года разведка донесла, что Усама бен Ладен скрывается в горной цепи на границе с Пакистаном, куда отступила «Аль-Каида» после вторжения американцев. Область, обозначенная на карте, была слишком обширной, чтобы ее можно было всю прочесать: сотни пещер и природных туннелей, суровые горы, населенные племенами, которых объединяет ислам и ненависть к американцам. Спецназовцы сделали ряд вылазок в эти скалистые, засушливые края, понеся значительные потери: мусульманские бойцы использовали свое знание местности, чтобы устраивать засады.

Сколькие из этих жалких козопасов, точно таких же, как их предки много веков назад, были на самом деле бойцами? Сколькие из глинобитных хижин таили в себе склады оружия? Что переносили женщины под черными одеждами? О чем было известно детям? «Морских котиков» послали в уверенности, что Усама бен Ладен где-то в пределах досягаемости, спецназу был отдан приказ убить его, а если найти террориста не получится, по крайней мере раздобыть информацию и сделать так, чтобы местное население перестало помогать ему. Цель, как всегда на войне, оправдывала средства. Почему именно эта деревня? Не дело Райана Миллера это выяснять, его дело — выполнять приказ без колебаний; почему их подняли в атаку, законны ли их действия, его не касается.

Эту атаку он помнил во всех деталях, видел ее во сне, переживал раз за разом, неумолимо. «Морские котики» и собака движутся осторожно, стиснув зубы, таща на себе по сорок три кило защитных костюмов и снаряжения, включая боеприпасы, воду, провизию на два дня, батарейки, хирургические зажимы и морфин, не говоря уже об оружии и касках, снабженных фонариками, видеокамерами и переговорными устройствами. На них — перчатки и очки ночного видения. Они — избранные, предназначенные для самых секретных и опасных заданий. Их сбросили с вертолета в трех километрах от селения, их поддерживает авиация и контингент морской пехоты, но в эти минуты они одни. Аттила прыгнул вместе с Миллером, на одном парашюте, примотанный к хозяину поводком, в наморднике, напряженный, обездвиженный: этот прыжок в пустоту — единственное, чего он боится; но стоит встать на твердую землю, как собака готова к бою.

Враг может таиться где угодно — в одном из этих домов, в горной пещере, позади них. Смерть может прийти во множестве обличий: мина, снайпер, самоубийца с поясом, начиненным взрывчаткой. Вот в чем ирония этой войны: с одной стороны, прекрасно подготовленная, на славу вооруженная армия, подавляющая сила одной из самых могучих в истории империй, а с другой — фанатичные племена, готовые защищать свою землю как угодно, хоть камнями, если не хватает оружия. Голиаф и Давид. Первый располагает непревзойденной технологией и вооружением, но это толстокожее чудище, согнувшееся под весом всего, что оно тащит на себе, в то время как враг легок, ловок, хитер и знает эту страну. Это оккупационная война, ее нельзя вести долго, потому что невозможно до бесконечности подавлять непокорный народ. Такую войну можно выиграть тактикой выжженной земли, но в человеческом плане оккупант обречен на поражение, и обе стороны знают: это лишь вопрос времени. Американцы по возможности избегают побочных эффектов, они дорого обходятся: с каждым убитым жителем, с каждым разрушенным домом растет число бойцов и ярость населения. Враг неуловим, невидим, он исчезает в селениях, смешивается с пастухами и крестьянами, выказывает безумную отвагу, а «морские котики» уважают отвагу, даже у такого врага.