Право на возвращение (СИ) - Крутских Константин Валентинович. Страница 9

— И вот, кстати, о заморозке, — произнесла Элишка. — Если вам удастся достигнуть результата в ближайшие… эээ…

— Полгода, — подхватил профессор, — со всей вероятностью, абсолютный результат будет достигнут примерно через полгода.

— Понятно. Так вот, пан профессор, в связи с этим такой вопрос — если бессмертие будет открыто столь быстро, то не напрасно ли было строительство спальных городов? Не было ли решение о заморозке людей преждевременным?

— Вовсе нет! — возразил Хэкигёку-сэнсей. — Во-первых, среди замороженных было огромное количество очень старых или больных людей. Некоторые были доставлены на место заморозки уже почти при смерти. Они однозначно не смогли бы дожить до сегодняшнего дня. Во-вторых, представьте себе, сколько людей успело бы заболеть за это время! В-третьих, кто мог знать, сколько продляться наши работы? Ведь даже для нас, андроидов, всегда возможны случайности. Может быть, открытие задержалось бы на сто лет, на двести, на тысячу? В-четвертых, теперь наши создатели вернутся уже в обновленный, куда более безопасный мир, чем тот, что они покидали. Ведь еще до того, как мы открыли биологическое бессмертие, мы оградили человечество от техногенных и природных катастроф. Даже те самолеты, на которых люди станут возвращаться из Антарктиды, в тысячу раз надежнее тех, на которых они туда отправлялись. Кроме того, мы успели обеспечить их здоровой пищей, питьем и воздухом. Только при всех этих условиях имеет смысл и биологическое бессмертие. А достигнуть всего этого мы смогли именно благодаря тому, что люди нам не мешали работать на их же благо. Вы можете себе представить, какая шумиха поднималась бы каждый раз, когда мы только заикнулись бы о той, или иной глобальной перемене? Нашлись бы толпы фанатиков, которые стали бы отстаивать прежний порядок вещей. Нашлись бы богачи, которые не захотели бы терять сверхприбыли от различных видов промышленности. Наконец, нашлись бы просто бюрократы, которые ставили бы нам палки в колеса. Таким образом, временное отсутствие людей стало главным фактором, необходимым для их же спасения. На протяжении всей истории человечества у него был всего лишь один враг — оно само.

— Пан профессор, — сказала Элишка, уже сама заметно сияя, — а в какие сроки можно будет наладить производство препарата?

— Как я уже сказал, исходное вещество имеет именно природное происхождение, — отвечал ученый, — и добыча его в промышленных масштабах невозможна. Однако нам уже удалось осуществить синтез вещества, и теперь он не составит большого труда. Для производства нашего средства будут перепрофилированы некоторые фармакологические заводы по всему миру. Технические работы в этой области уже ведутся. Так что, за то время, пока мы доведем до ума сам препарат, производственные мощности уже будут готовы. Совет ООН уже оповещен обо всем этом. Вакцинация людей будет проводиться прямо в Антарктиде, сразу же после пробуждения. Сейчас составляются списки, по которым люди будут возвращаться домой. Могу сказать, что первыми пройдут вакцинацию члены совета ООН, а сразу же после этого будет расселен город Лазаревск.

При этих словах я так и подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши, как маленькая. Подумать только! Мой папа вернется в числе самых первых. И наверное, сразу же засядет писать книгу о том, как жилось и как спалось в Антарктиде.

Этой ночью я, как повелось на работе, не стала заводить внутренний будильник, к тому же, и за день не особо устала, поэтому никак не могла заснуть. Неужели впрямь забрезжила надежда? Неужели еще совсем чуть-чуть, и я снова увижу папу? И моя жизнь будет снова посвящена только ему одному? И я снова буду жить дома? И снова оживут наши игрушки? И я снова стану заваривать чай и кофе, спать в пижаме и под одеялом, в настоящей постели? Конечно, я ничего не пью сама, и мягкость постели не влияет на мое самочувствие, но ведь нет на свете ничего дороже привычки! Правда, наверное, играть с мальчишками больше не придется — ведь в окрестных домах все уже выросли. Ну и ладно, тогда я буду проводить с папой вообще всё свое время. И мы не расстанемся уже никогда! Никогда! Никогда!

Такие щенячьи, бимовские мысли, простейшие, но оттого не менее волнительные, не давали отключиться моему измученному годами разлуки электронному мозгу. Часам к пяти утра, наверное, все же сработал какой-то предохранитель, и я провалилась в краткое забытьё. И почти сразу же (ну, для меня сразу, а так, часов в семь) Варька снова врубила телевизор. Она-то спала спокойно, ей ведь возвращаться не к кому и некуда.

И едва только над столом распластался эфемерный экран, как раздался взволнованный голос диктора:

— Передаем срочное сообщение! Сегодня, в шесть часов утра в своей московской лаборатории был убит профессор Хэкигёку! Накануне вечером он был гостем нашей студии и сообщил о том, что близок к открытию бессмертия для людей. После эфира профессор снова вернулся на свое рабочее место, находившееся в Сухаревой башне, где проработал в течение всей ночи. В шесть часов утра в лабораторию явился ассистент профессора, доктор Алексис Тибо. Он-то и обнаружил, что дверь в лабораторию распахнута, а затем увидел тело профессора, лежащее на полу. Смерть была установлена сразу же — убийца выстрелил в голову профессора разрывной пулей, таким образом, полностью уничтожив его мозг. Кроме того, из лаборатории были похищены все ноутбуки, жесткие диски и съемные носители. Доктор Тибо полагает, что открытие сделанное профессором, утрачено с вероятностью в 99 процентов. Сам он не был посвящен во все детали работ, и не сможет в ближайшее время восстановить формулу препарата без записей профессора.

Сказать, что это сообщение потрясло меня — значит ничего не сказать. Я почувствовала, что это в моем собственном мозгу громыхнула разрывная пуля. Я была уничтожена, смята, раздавлена.

Я-то уже считала, что папа со мной рядом, что ровно через полгода, он будет дома, как штык, что он, можно сказать, у меня в кармане. Я уже прикидывала, как буду приводить в порядок квартиру к его возвращению, как кинусь ему на шею прямо на летном поле. А теперь всё откладывалось на неопределенный срок, если не вообще навсегда!

Что со мною было — не опишешь словами. Я испустила такой дикий вопль, что, наверное, слышали в Душанбе, и, упав на колени, продолжала орать без слов еще минут десять, пока не накрылся один из голосовых транзисторов. После этого и колени не выдержали. Я рухнула навзничь и, катаясь по полу, повторяла:

— Отдайте папу! Отдайте папу! Не хочу! Не хочу! Не могу прожить лишний день без него! Отдайте папу!

Самой мне это плохо запомнилось, Варька потом рассказала. Очнулась я в глубоком снегу — они с Вобейдой выволокли меня за шиворот из хижины и зашвырнули в ближайший сугроб.

И снова я будто бы провалилась в загробный мир, где все привычное стало чужим. Вся красота гор, все эти заснеженные склоны и удивительно чистое небо разом померкли, стали безжизненными и тусклыми. Помнится, фантасты любили писать о свихнувшихся роботах. На самом деле ничего такого до сих пор не случалось, и, кажется, мой случай должен был стать первым.

— Отдайте папу… — снова произнесла я, поднимаясь на ноги, и, вероятно мои лицевые мышцы изобразили рыдание, хоть я и неспособна плакать. — Отда… хы… хы… хы… йте…

Варька прыгнула ко мне, подхватил пригоршню снега и приняласьрастирать им мое, как мне казалось, опухшее лицо. Я попыталась было засветить ей кулаком в нос — нужны мне такие утешители! — но она ловко увернулась, а я завалилась на четвереньки, и встретилась с Вобейдой и его шершавым языком. Участие живого существа вернуло мне хоть какие-то силы. Я поднялась на ноги и поплелась в хижину.

После этого я лежала в медотсеке — автомат взрезал мне шею и менял полетевший транзистор, находившийся там, где у человека правая голосовая связка. Варька же сидела рядом и пялилась на меня — проделать подобную операцию самой у нее сноровки не хватало.

— Да-а, — протянула она наконец. — Никогда не думала, что дети-роботы настолько привязаны к своим хозяевам.