Южно-Африканская деспотия (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 11

Кабан действовал еще проворнее. За то время, которое понадобилось Боброву, чтобы нажать на спусковой крючок, он, хрюкнув как-то по-особому, развернулся на месте и рванул в заросли. За ним с визгом, тут же прекратив раскопки, помчались свиньи. Вокруг мельтешили поросята. Бобров сперва даже растерялся, но тут же повел стволом, ловя упреждение. Грохнул выстрел, разбудив остальных. Поднялась суматоха. Возле колючего вала, за которым билась в агонии подстреленная свинья, метался часовой, опасаясь лезть через колючки и тыча в них стволом ружья. Петрович смотрел на это философски, подняв одну бровь, а Бобров орал, стараясь привести своё воинство в порядок.

Надо сказать, что прошло не больше пары минут, а все уже утихомирились и воцарился какой-то порядок. Бестолкового часового, отняв ружье, отправили разжигать потухший костер, несколько человек, отодвинув специально запасенными жердями колючий вал, отправились свежевать убиенную свинью, которая как раз перестала дергаться. А надо сказать, что свежая свинина была кстати. Может и не совсем к завтраку, однако, почти сотня килограмм мяса было неплохим подспорьем и жаль было бы его потерять. Бобров решил задержаться и заняться переработкой. Коптить и сушить времени, конечно, не было, но вот, чтобы зажарить или запечь — вполне.

Достали все наличные сковородки, которых оказалось катастрофически мало, кто-то приволок большой плоский камень, а Бобров, жалея, что невозможно мясо промариновать, велел нарезать часть его на кусочки, нанизать на зеленые ветки, предварительно их обследовав, и поджарить над горячими углями.

Отправились только после полудня, сразу и пообедав и отдохнув после обеда. Количество мяса уменьшилось примерно на треть, но его все равно пришлось нести. Мулов догружать было вроде как уже некуда. Подумав, распределили все равномерно. Не досталось только Боброву и Петровичу. Ну, они как бы и не возражали.

Дорога сразу пошла в гору. Она была не очень крутой, но примерно через километр стала ощущаться, тем более на набитый желудок. А народ успел на равнине расслабиться. А тут еще Бобров добавил бодрости, сказав:

— Это еще что. Вот дальше будет еще хуже.

Это конечно не обрадовало, но члены экспедиции сильно в эмоциональном плане не потеряли. Особенно их воодушевляло зримая демонстрация возможности нового для греков оружия. До этого как-то обходились стрельбой из двустволок. Это было эффектно, но не очень эффективно. Ну что такое какой-то козленок, тем более, после нескольких выстрелов. А тут… Многие имели возможность увидеть воочию, как тяжелая винтовочная пуля протыкает почти метр живой плоти. Таким подвигом не мог наверно похвастаться ни один из известных стрелков из лука.

Вот эта эйфория и породила, чуть ли не наплевательское отношение к местной фауне. Что ни в коем случае нельзя было делать. И Бобров потом корил себя за то, что вовремя не пресек. Это им еще повезло, что Петрович пошел с ними, а не остался в лагере. Но все равно, в дополнение к обычной ноше пришлось тащить носилки, что, конечно же, скорости отряду не прибавило.

Но, по порядку. Это случилось через два дня после убедительной демонстрации Бобровым возможностей армейского карабина. То есть память об этом была еще достаточно свежа и абсолютное большинство членов экспедиции свято уверовали во всемогущество Боброва и его оружия.

Хотя кроме Боброва карабинами были вооружены еще девять человек. Просто они себя еще совсем не проявили. Их, конечно, тоже уважали, но скорее как второстепенных персонажей, но уж никак не главных героев.

А экспедиция только что преодолела очередной «порог» и вышла на относительно ровную местность, где небольшие группы деревьев, проходящих под названием «дрова» отделялись друг от друга довольно широкими пространствами, поросшими густой травой чуть ниже человеческого роста. Вдали на расстоянии нескольких километров маячили не очень высокие холмы, склоны которых носили следы выветривания. И холмы порой выглядели весьма причудливо.

Отряд забыл про дисциплину и превратился в какую-то неорганизованную толпу. Как ни старался Бобров, как ни орал Стефанос, ничего толкового у них не получалось. Бывшим строителям, сельскохозяйственным рабочим и слугам само понятие дисциплины было неведомо, и вместе их держал только страх перед незнакомым окружающим миром. Ну а Бобров же наглядно показал, что бояться практически нечего, что в руках у них самое мощное оружие этого мира. Нет, конечно, воины Стефаноса, себе такого наплевательского отношения не позволяли. Но их было всего шесть человек.

Так что бросок льва из травы, накрывшего отошедшего от основной группы, был вполне закономерен. Бобров совсем недавно пытавшийся восстановить былой порядок, очередной раз махнул рукой и шел, переговариваясь с Петровичем. Стефанос с двумя своими бойцами шел впереди и чуть справа, трое его людей замыкали отряд. Остальные шли свободной толпой и болтали как обыватели на рынке. И когда подвергшийся нападению заверещал, перекрыв даже рык льва, они, естественно, растерялись.

Зато не растерялись бывалые воины. Все они по настоянию Боброва были вооружены трехлинейными карабинами и сейчас трое замыкающих, которым было удобнее всего стрелять, не промедлили. Они несли карабины в руках, и вскинуть их к плечу и выстрелить было секундным делом. Мужики, конечно, не были снайперами, но как ни странно, все трое попали, чудом не задев жертву. Лев взревел так, что половина народа в страхе попадала на землю, а все животные, случившиеся поблизости, разбежались, бросил человека, который уже не верещал и даже не шевелился, и попытался броситься на ближайшего стрелка. Видать, инстинктивно понял, кто смог причинить ему такую боль. Но задние лапы его подвели и лев тяжело осел наземь.

Бобров уже бежал к ним, на ходу сдергивая карабин. Следом спешил Петрович. Однако, бойцы не стали их ждать и еще три выстрела в голову с близкого расстояния прикончили льва окончательно. Он, похоже, даже не доревел до конца.

Подбежавший Петрович, с помощью опомнившихся людей выволок пострадавшего наполовину придавленного тушей. Тот был без сознания. И пока Петрович выводил его из болевого шока, Бобров успел рассмотреть льва.

Лев оказался старый с всклокоченной полувыцветшей гривой и сточенными клыками. Он наверно и решился на этот прыжок от отчаяния и голода. Изгнанный из прайда, никому не нужный, он не мог поймать быструю антилопу и пробавлялся, скорее всего, птичьими яйцами, птенцами, найденными в гнездах да ящерицами. А тут при виде упитанного грека не стерпел.

Бобров все это достаточно красочно донес до сознания остальных членов экспедиции. Люди Стефаноса только посмеивались. Остальные подавленно молчали.

Потом Бобров посмотрел на Петровича. Тот, оттирая окровавленные руки пучком травы, неопределенно пожал плечами. Но, слава Богу, хоть не сказал, что медицина бессильна. Пришедший в себя грек смотрел на них умоляюще. Он знал, как поступают с тяжелоранеными в пути. Особенно, если они задерживают движение.

— Рубите две палки, — сказал Бобров угрюмо. — Носилки делать будем.

Носилки потащили товарищи раненого. Все посчитали это справедливым. Несли четыре человека. Их с носилками поставили в середину. Никто больше не отходил в сторону и все безоговорочно слушались Боброва и Стефаноса. Нападение льва возымело неплохой воспитательный эффект.

… В палаточном городке был праздник — строители сдавали первый дом. Дом был рубленым. Никто из семидесяти поселенцев не умел строить рубленые дома. Серега же знал только теорию и даже в нежном возрасте видел такой дом воочию, когда предки вывозили его к родственникам в Вологодскую область. А шеф, уходя, высказался однозначно — к зиме надо всех переселить из палаток в дома. И больше ничего не сказал. То есть, крутись Серега, как хочешь Сереге с одной стороны было лестно, что сам шеф посчитал его взрослым самостоятельным мужчиной, а с другой, было, конечно, страшновато взваливать на себя такую ответственность за целую толпу людей. Но девчонки, обеспечивающие ему моральный тыл, так неприкрыто восторгались его свершениями, что Серега, даже, несмотря на то, что те были молодыми и, как следствие, глупыми начал гордиться собой и уже не рефлексировал по малейшему поводу.