Южно-Африканская деспотия (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 33

— Проходите, — засуетился Смелков. — Рассаживайтесь.

— Эх! — сказал Бобров, когда вновь пришедшие расположились на диване, Юрка взгромоздился на подоконник, а Петрович занял единственный стул, — пришли бы вы пораньше. Мне такую речь, какую я закатил Нине Григорьевне, уже не повторить.

— Да нас агитировать как-то и не надо, — сказал Комаров. — Нам Петрович уже все обсказал. Причем со всеми подробностями.

Бобров посмотрел на Петровича с подозрением. Петрович тут же сделал отрицательный жест, мол, ничего лишнего. Бобров вздохнул с облегчением и скомандовал:

— Стол на середину.

Следующий день выдался весьма беспокойным. Бобров с утра извлек из гаража свою «девятку», которая кроме пыли была покрыта еще и паутиной, и повез Апи по магазинам. Поездка, правда, закончилась довольно быстро, потому что выданная Юркой тысяча долларов закончилась уже на четвертом магазине. Потом Апи целый час бегала по квартире и вертелась перед зеркалом, радостно повизгивая, пока не перемерила все обновки по нескольку раз. Даже то, что предназначалось Златке.

А сразу после обеда Юрка стал свозить к Боброву на квартиру завербованных специалистов. Комаровы прибыли с двумя огромными чемоданами и Петрович, взвесив их, сказал:

— И без груза утонут.

И принялся обматывать их припасенной пленкой. И не заметил какими глазами смотрела на него Нина Григорьевна, услышавшая последнюю фразу.

Огромный Юркин внедорожник оказался забитым пассажирами и багажом по самую крышу. Юрка озабоченно проверил подвеску и, на всякий случай, попинал колеса.

— Ничего, — сказал он, успокаивая, скорее, сам себя. — Доедем потихоньку.

Он действительно ехал потихоньку и путь от Бобровского дома до Солнечного пляжа занял минут двадцать. До пляжа он не доехал, а остановился наверху возле школы и пошел смотреть.

— Народу многовато, — сообщил он, вернувшись. — Подождем немного. Можно оправиться и покурить.

Ни дня не служивший в армии Юрка отчего-то обожал армейские выражения.

Раздавшийся из бардачка резкий звонок заставил всех находившихся в машине дернуться от неожиданности. Юрка открыл крышку и вынул из бардачка свой телефон.

— Але? — сказал он в трубку с вопросительной интонацией, послушал, а потом выдал:

— Минут через десять отчаливай. Пристанешь к дальнему молу. Никого с собой не бери. У нас и так семь человек и багаж.

Ял показался из-за мыса и Юрка тронул вниз свою колымагу. Нагло въехав в ворота пляжа, он повернул направо и подрулил прямо к основанию мола. Через пару минут туда же со стороны противоположной пляжу притерся и ял.

— Побежали, — скомандовал Юрка, и все засуетились, вытаскивая багаж.

Нина Григорьевна смотрела на все большими глазами, но поддавшись общей суете, тоже побежала по пирсу, а чемодан за ней тащил Юрка. Бобров был отягощен одним из Комаровских гигантов, Апи двумя руками прижимала к животу большой пластиковый пакет, набитый под завязку.

— Ни фига себе, — озадаченно сказал человек, сидящий на румпеле яла. — А я не утону?

— Не утонешь, — пропыхтел Юрка. — Волны практически нет, а нам только до мыса.

Когда ял, набитый народом с горой багажа, но, тем не менее, держащийся молодцом, выполз из-за мола, оставшийся на пляже народ сразу обратил на него внимание, но когда он удалился за пределы буйков, как-то сразу потерял интерес. Нина Григорьевна беспокоилась все больше и, когда ял, завернув за мыс, заглушил мотор, вскочила с места.

— Сидеть, — жестко сказал Бобров и добавил чуть мягче. — Не раскачивайте лодку, — потом повернулся к Апи. — Апи, милая, покажи пример. Будь первой.

— Всегда я первая, — проворчала Апи, но чувствовалось, что она польщена.

Она прицепила к своей сумке карабин длинной веревки, рядом с которым был прикреплен компактный свинцовый груз, и вывалила ее за борт. Сумка даже не булькнула. Видно было, как она опустилась на камни дна. Бобров критически посмотрел на Нину Григорьевну. Апи уже перелезла через борт, как была одетой, даже не сняв кроссовок и теперь держалась руками за планширь.

— Акваланг приготовь, — сказал ей Бобров.

Апи кивнула и нырнула. Сверху прекрасно было видно, как она опустилась на дно и волосы взвились вокруг головы словно облако. Апи подхватила сумку, подплыла к большому плоскому камню, отцепила веревку с грузом и вдруг исчезла в камне вместе с сумкой. И Комаровы, и Нина Григорьевна, наблюдавшие эту сцену, одновременно ахнули.

— Ну, я тоже пошел, — сказал Петрович и не спеша опустил за борт все три чемодана.

Они сразу же пошли ко дну, правда, гораздо медленнее сумки.

— Что у вас там? — спросил Петрович. — Утюги что ли?

Изольда Петровна явственно смутилась. А Петрович, тем временем, разделся, сложил вещи в большой пластиковый мешок и, перегнувшись через борт, попробовал воду.

— Бодрит, — сказал он и потихоньку сполз за борт.

Все опять смотрели, как Петрович уверенно пошел вниз, изредка выпуская пузырьки воздуха. Вот он подхватил один чемодан и легко сунул его в камень. Чемодан послушно исчез. Следом за ним последовал второй, потом третий. Петрович всплыл и перевел дыхание.

— Коля, — сказал он. — Давай со мной. На той стороне с чемоданами поможешь.

Николай Васильевич принялся лихорадочно сдирать с себя брюки.

Когда на борту остались одни женщины, Бобров с Юркой и рулевой яла, из воды вынырнула Апи с желтым баллоном акваланга.

— Неужели больше некому было? — в сердцах воскликнул Бобров.

— Выходит некому, — проворчала Апи. — Помоги лучше.

— Ну, кто первый? — спросил Бобров. — Петровна? Юрик, помоги.

Петровна в акваланге смотрелась очень героически. А вот тихо нырнуть у нее не получилось. Апи нырнула следом, чтобы показать дорогу. Несколько секунд, и они исчезли в камне.

— Нина Г ригорьевна, теперь ваша очередь, — Бобров постарался, чтобы его голос звучал максимально деловито.

Нина Григорьевна встала, потом села, потом стала стаскивать платье, покраснела и беспомощно посмотрела на Боброва.

— Нина Г ригорьевна, не спешите, — сказал Бобров, скрывая улыбку. — Сейчас доставят акваланг. Он как раз для начинающих. Юрик, а ты обеспечь прикрытие.

Смелков встал с серьезным видом. Ялик слегка качнулся. Юрка качнулся вместе с ним, но устоял и достал сложенный брезент. Развернул его и прикрыл Нину Григорьевну как со стороны моря, так и со стороны рулевого, который таращился во все глаза, едва сдерживая смех. В это время рядом с ялом опять вынырнула Апи с аквалангом. Бобров перехватил у нее аппарат и прошипел зловеще:

— Немедленно назад и греться! Заболеешь — сладкого лишу! Если я вынырну, а ты будешь еще на причале — отшлепаю!

Апи хотела было возразить, но посмотрела на Боброва, передумала и нырнула.

— Вот, — сказал Бобров. — Нам пора. Надевайте аппарат. Да не стесняйтесь. У настам некоторые вообще голышом ходят. Что поделать. Нравы такие. Так, загубник в рот. Открываю вентиль. Пошли.

Потом уже, на деревянном настиле, когда разбирали вытащенную из мешка одежду, Нина Григорьевна, все еще трясясь, потому что ветерок из бухты тянул хоть и южный, но прохладный, спросила:

— Саша, а что это такое вообще?

— Это, — Бобров оглядел окрестности, словно впервые их увидел. — Это, Нина Г ригорьевна четвертый век до нашей эры. Или, если конкретно, май триста тридцать третьего года.

Сцену, которая последовала за этим заявлением, прекрасно описал Гоголь в финале своего «Ревизора».

Последующие два дня оба Комаровых и Нина Григорьевна осваивались в новой для себя ситуации. Андрей выделил им повозку. Прошка вызвался быть возницей и гидом. Апи, без которой не обходилось ни одно дело, тут же пристроилась к ним, сказав, что Прошка несовершенен в русском. Прошке лень было ругаться, и он уступил. За два дня, оставляя мула с повозкой у Никитоса, они облазили весь Херсонес от портовых трущоб до агоры. Возвращались домой поздно вечером, едва передвигая ноги. Выражение лица человека ударенного из-за угла пыльным мешком пропало у них на третий день.