Книга Кораблей. Чародеи (СИ) - Медянская Наталия. Страница 36
— Это я слышала, — махнула рукой советница. — А что ему вообще в тюрьме понадобилось? Он, кажется, требовал к кому-то пропустить? Что, в эту камеру?
— Нет, не сюда. Вот это-то нам тоже странно показалось, — доверительно сказал Рамон и пятерней причесал черные завитушки волос. — Ведь дон Торус сам накануне смотрел списки заключенных, а сегодня ни с того ни с сего начал выяснять, где одну из них держат.
— А кто такая? — Хельга почувствовала, что дрожь в руках постепенно прошла, и слегка удивилась — теплее в узилище не стало. Она снова принялась собирать арфу, соединяя гнутые трубки, натягивая на них некое подобие «струн», которые доставала из коробочек, и нанизывая следом сверкающие, точно мокрые ягоды шиповника, коралловые шарики.
— Бригида Мирна, короедка. С неделю уж, как в остроге… За что взяли — не знаю, да сейчас, поди, всех гребут, за уши-то острые. Удивляюсь я вот только, что Его Высокопреосвященство дон Равелта при себе элвилина-то держит, видать, имеет через него выгоду большую…
— Ты язык-то попридержи, — советница мрачно покосилась на стражника, — да о вещах, тебя не касающихся, рассуждай поменьше, глядишь, дольше проживешь… А кто такая эта Мирна, не знаешь?
— Да, вроде, говорят, из простых. Жила где-то в предместьях вместе с семьей. Муж у нее, кажется, давний.
— Хм, — Хельга закрутила последний шарик и задумчиво осмотрела дело рук своих. Инструмент действительно чем-то неуловимо напоминал арфу, только маленькую, и когда волшебница осторожно коснулась рукой натянутых жил, алые шарики тепло засветились изнутри.
— Скажи, Хуан, — советница щелкнула по одному из них, и коралл прозрачно зазвенел в ответ, царапнув красным всполохом по лицу женщины, — а ты веришь в любовь?
Стражник удивленно поднял брови, помолчал, потом черты смуглого лица его неожиданно разгладились, а взгляд помягчел.
— Есть у меня жена, донна, Бланкой ее зовут… Каждый вечер сидит она у очага, штопая одежду, а огонь, понимаете, он отбрасывает такие мягкие блики на ее лоб… Вот как ваш инструмент. А еще она очень красива, когда встречает меня на увитой виноградом веранде, держа за руку нашу маленькую Пилар… А слышали бы вы, как ее голос играет переливами, когда она дочери поет колыбельную … — Рамон перевел темные глаза на Хельгу, улыбнулся и твердо сказал:
— Да донна, я верю.
Женщине показалось, что в камере на одно мгновение стало теплее, она молча кивнула и, поднявшись с нар, пошла к противоположной стене, держа «арфу» перед собой. Почти в середине каземата та ярко полыхнула, и в воздухе, отвечая, высветилась тонкая сетка пересекающихся, закручивающихся и сплетающихся друг с другом бело-голубых лучей. Все вместе скорее напоминало овальную паутину, высившуюся в паре ярдов над полом, вот только крестовика в центре не хватало.
— Это и есть дольмен? — взволнованно прошептал в спину советнице стражник и вытер внезапно вспотевший лоб. Посреди черноты тюремной камеры зрелище было завораживающим, пугающим и прекрасным одновременно.
— Да, это он, — Хельга обернулась через плечо, — правда, видишь, вход затянут. То есть, отсюда войти в него невозможно, а вот наоборот… — она задумчивым взглядом проводила невесть откуда взявшийся листок пергамента, исписанный невмами, который, кружась, опустился к ее ногам. — Да, нам еще повезло, что входом больше никто не воспользовался после того, как какой-то дурень не закрыл его за собой… Впрочем, теперь, по крайней мере, можно точно сказать, что через эту дверь пленницы не сбегали.
Волшебница подняла «арфу» над головой, коралловые шарики закружились, и, точно десятки маленьких веретениц, подтянули и начали сматывать светящиеся нити дольмена. Хельга слегка нахмурилась: инструмент вел себя не совсем обычно — он подрагивал, издавая низкий монотонный звук, а потом, когда последняя нить втянулась в шар, одна из «струн» внезапно с жалобным звоном лопнула. Нанизанные на нее кораллы осыпались, застучали и запрыгали по каменному полу, советница ахнула и бросилась их подбирать. Сразу стало темно. Рамон вздохнул и пробормотал себе под нос:
— Вот даже жалко, что вы дольмен закрыли, ведь вряд ли когда еще доведется увидеть такую-то красоту… Э-эх, я ведь и Бланке своей об этом рассказать складно не смогу, просто слов не хватит…
— Пошли, — стражник почувствовал, как плеча коснулась ладонь приезжей донны. Он снова взглянул на женщину. На лице ее, совсем недавно таком прекрасном в сияющем свете портала, залегли усталость и печаль. И Рамон, небогатый, простой кнехт, отчего-то пожалел изысканную столичную гостью. Набрав в грудь побольше воздуха, он решился и таки сказал:
— Вы бы, донна, не связывались с ним… простите… ну, вы понимаете…
Хельга вскинула голову и, прищурившись, посмотрела ему в глаза:
— Это потому что он пришлый?
— Нет, совсем не поэтому. Просто он злой.
— Слушай, не лезь, куда тебя не просят, а? — женщина поморщилась, резко сунула подмышку «арфу» и, прихватив попутно обрывок пестрой ткани с нар, направилась к выходу. Огибая Рамона, подняла на него влажно блеснувшие глаза: — Спасибо… но ты просто его не знаешь…
Охранник вздохнул, покачал головой и двинулся следом.
— Послушай, Хуан, — проходя по узкому коридору, леди Блэкмунд задумчиво повернула голову к идущему по пятам мужчине, — а сколько выходов ведет из узилища?
— Всего два, — Рамон ничуть не обиделся, что Хельга никак не может запомнить его имя. Поднял факел повыше, и огонь загудел и метнулся вбок от сквозняка. — Один — главный, но туда вряд ли кто в здравом уме сунется. Если вы, донна, конечно, имеете в виду наших пленниц. Там всегда полно охраны, да и вообще уйма народу ходит, потому что от того входа начинается лестница и в служебные помещения, и в допросную, где Его Преосвященства частенько ночует, когда работы много. Опять же, и у выхода стража стоит, и решетка в узилища бдительно охраняется.
Рамон перевел дыхание.
— Есть еще черный ход, ну, с той стороны вы зашли в караулку. Попасть в него можно и другим коридором. Но там, у выхода во двор, тоже всегда охрана.
Хельга задумчиво опустила голову, прислушиваясь к эху шагов, замирающему где-то в затянутых мраком дальних углах тюрьмы. Она мысленно прикинула, не могли ли беглянки воспользоваться таинственным комтурским винным погребком, но вспомнила, что Лисай отпирал снаружи здоровенный навесной замок. Советница задумчиво покачала головой. Получалось, что где-то там, со стороны узкой витой лестницы, по которой они спускались с Яннигом, был еще один выход. Она припомнила тесный коридор, наклонно уходящий вверх от железной двери кордегардии.
— А что говорит охрана черного хода? — Хельга откинула волосы на спину и поежилась — в насквозь продутых сквозняками подвальных коридорах без плаща было зябко.
— Так смена еще не закончилась, — Рамон забежал вперед и распахнул перед советницей тяжелую дверь караулки. В нос снова шибанул отвратительный запах мочи, пота и плесени, и Хельга закашлялась, прикрыв узкой ладонью рот. Народу в караульном помещении поубавилось — только пара стражников все так же мирно посапывала на своих лежанках.
Леди Блэкмунд подошла поближе к стоящей на железной треноге жаровне и с облегчением протянула к ней озябшие руки.
— Вот что, Хуан, — Хельга строго посмотрела на сопровождающего. — Дело срочное, так что быстро найди господина Яннига. Пусть хватает за шкирки тех стражников, которые у черного хода дежурят, покуда смениться не успели, и тащит их сюда. Скажи, что я распорядилась.
Рамон коротко кивнул и вышел. Хельга поискала глазами, куда сесть, потом подтянула поближе к жаровне низкую колченогую скамеечку. Опустилась на жесткое сиденье и осторожно положила рядом «арфу», которую по дороге успела запеленать в подобранную в узилище пеструю тряпицу. Отрешенно перебирая и расправляя складки на широкой зеленой юбке, волшебница задумчиво наблюдала, как подмигивают ей огненные зрачки тлеющих в жаровне углей, и размышляла.