В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 56

Он не просто на нём «рисует»… Он ещё и кровопускание делает! Он его убьёт, убьёт! — Мысленно паниковал поэт, пока не решился в итоге действовать.

Уверенным шагом он двинулся к двери дома, растолкал поющих крестьян, отчего те аж оторопели и растерялись. Однако, молодцы при входе выставили руки, не пропуская поэта дальше, прося того взглядами отойти.

— Можете не пускать, но тогда смерть вашего односельчанина будет на вашей совести. — Со сталью в голосе произнёс поэт.

Мужики призадумались. Они не верили чудесному врачевателю судьбы, как верил ему староста. Они сами вообще в судьбу не верили, а потому расступились и дали Илиасу распахнуть дверь.

Он молнией ворвался в хижину, оттолкнул Фон Грейса. Барон отшатнулся, споткнулся и грохнулся на пол, осыпая всё сущее проклятиями.

Илиас засучил рукава и быстро обследовал больного: температура, дыхание, зрачки и сердцебиение. Аразан горел, а сердце его колотилось, словно целое войско единовременно хлестало клинками по щитам, он истекал кровью, которую впитывали разложенные бароном тряпки.

Илиас оцепенел, он не знал, что делать. Приди он раньше, не дай Эдварду натворить дел, не поверь он на секунду в порядочность барона он бы без проблем вылечил больного, но теперь…

Отойдя от шока, поэт бросился трясти только поднявшегося барона, глаза у Илиаса от волнения воспалились, он сам теперь походил на лихорадочного.

— Что восстановит синтез крови и остановит лихорадку!? — Кричал он — Я знаю, ты можешь его спасти!

Барон схватил поэта за плечо, поднёс голову свою совсем близко к уху поэта и нежно прошептал с привычной издёвкой:

— А зачем мне это делать? Раймону легче всего вернуть жизнь дав мёртвое тело. Я верну долг Аль Баяну, он будет должен мне… А если сейчас ты отпустишь меня и дашь завершить представление перед этими идиотами, то я замолвлю словечко и за тебя. Может, ты и рассказал ему, что я убийца, но долг то он не вернул, верно?

Илиас отбросил барона обратно в стену, он дрожал от ярости, но понимал, что Эдварда бей не бей, а он всё равно не поможет из-за загадочных «принципов». Принципы у убийцы…

Поэт действовал стремительно: подручные дамы послушно принесли несколько бадей с водой и кое-какие травы, которые, как думал поэт, могли помочь. Драгоценное время потерял он, разъясняя, какие растения требуются — называли их местные, разумеется, иначе. А что самое страшное — многих трав в Аурелионе не росло из-за вечного лета! Каменистый Щербик и Столистник сбрасывают семена осенью, а осени тут никогда не было…

Трясущимися руками в ступке размял поэт травы и заварил пару отваров, тем временем больной «пылал» и стонал — даже обезболивающее перестало помогать. Поэт поднял голову умирающего и медленно влил отвар в губы.

Минута.

Две.

Ничего.

Больного уже трясло от лихорадки, а Илиаса начинало трясти от собственной беспомощности и бессилия. Вдруг он почувствовал чью-то руку на плече.

— Здесь Магарин корень — аналог нашего Каменистого Щербика, но давать такой раствор следует не через рот, а сразу наносить на кожу. — Сквозь зубы, сквозь злость и сквозь ярость процедил Фон Грейс, засучивая рукава. Он сам не понимал, что делает, как и Илиас не понимал, что происходит.

Барон отстранил поэта от ложа больного, прикрикнул на служанок и растения ему принесли мигом — объяснял он в пару слов, но понятнее поэта. Ловко отделяя ненужные стебли и листья, которые лишь портили лекарство. Поэту оставалось лишь наблюдать, да изредка вытирать пот со лба барона и так насквозь промокшей тряпкой.

Прокипятив растения и выжав нужный экстракт, Эдвард аккуратно смешал жидкую смесь с измельчёнными листьями Рекины. Получившуюся мазь равномерно распределил по всему телу больного. Дальше оставалось лишь поить его сбивающим жар отваром, который в производстве был прост и его Илиас сготовил по приказу барона давным-давно.

Мрачный, словно тысяча голодных волков, Фон Грейс вышел из хижины.

— Около кровати три бадьи с лекарством. По кувшину давать больному каждые три часа, пока жар окончательно не спадёт. Как спадёт — два раза в день давать. Ему с кровати не вставать, с жёнами не спать. Кормить овощами и фруктами хорошо мытыми и измельчёнными. Нож, перед тем как резать ему еду, в горячей воде промыть, а то опять что-нибудь подхватит. Этого болезненного ещё полгода что угодно может сморить, а потому глаз да глаз за ним. Прощайте.

Эдвард отмахнулся ото всех благодарностей и почестей, что ему желали воздать и, хмурый, быстрым шагом двинулся ко дворцу роз в компании поэта, который смотрел на него уж очень странно.

— Зачем помог? Тело было почти твоё. — Спросил Илиас.

— Не знаю.

— Значит, что-то в тебе есть хорошее.

— Заткнись.

— Ты мог бы стать знаменитым врачом, никогда не видел человека, способного заражение крови подручными средствами исцелить.

Барон молча шёл дальше, потом замер и повернулся к поэту:

— Не говори Аль Баяну об этом.

Молча они пошли дальше, в гору, ко дворцу роз. По дороге они встретили несколько патрулей воинов в алых плащах — рыцари розы. Именно они встретили их по прибытию в Аурелион, отнесли во дворец и выходили. В этот орден принимали всех, кто не смог поступить в академию, но желал остаться в Аурелионе. Это было некое подобие армии, но занимались воины в основном помощью окрестным четырём деревням. Мельницу починить, урожай помочь собрать, на празднике сплясать — это они завсегда. Почти все рыцари розы — добрые мечтатели. Они выросли на историях о принцессах, драконах и странствующих рыцарях, что с них взять? Чистые душой, искренние, они не могли служить надёжной защитой от внешних угроз. Что это за воин, который знает жалость и честь? Увы, но бесчестие в битве всегда побеждает. Так уж вышло — доброе играет по правилам, зло правила нарушает. Иногда назревает вопрос — а кто правила то придумал? Не зло ли?..

***

Путников встретили изысканные резные ворота дворца. Кузнец на них изобразил целый цветущий сад металлических бутонов. Ворота были открыты. Эдвард прищурился, чтобы разглядеть двоих, что стояли в проходе: опустились сумерки, даже дорогу с трудом удавалось различать.

К своему огромному удивлению Эдвард увидел Аль Баяна и Раймона. Раймона во плоти! Да на нём даже доспех был, и меч никуда не делся! Завидев товарищей, чародей оживился, он давно их ждал.

— О странники ночи! Неужели считаете вы, что можно так просто меня волновать? Забылся, зарылся средь книг, ища способ вернуть мёртвому жизнь, и не заметил, как сумерки землю укрыли, а вас то всё нет!

— Была сложная операция. — Ответил поэт.

— Как… Как ты его воскресил?! — Эдвард был шокирован, он не понимал, как что-то кроме некромантии и экзорцизма могло вернуть Раймону жизнь.

— Ну, я ещё на кое-что способен! — Задрал гордо нос чародей.

— Он меня не воскрешал — Перебил Раймон и помахал для наглядности рукой, Эдвард пригляделся — воин действительно всё ещё был призраком, просто очень… живым.

— Ну да! Фактически он ещё призрак! — Возмутился Аль Баян — Ну а чего тебе надо? С женщинами всё вполне ладиться будет. Пить? Пей сколько влезет! Меч держать можешь, драться можешь. Просто не покидай Аурелион и всё!

— Он как-то энергию своих колец привязал ко мне. — Раймон продемонстрировал рубиновый перстень на правой ладони — Пока ношу эту прелесть — от живого ничем отличаться не буду. — Генерал страстно поцеловал украшения и вприпрыжку бросился вниз, в долину, распевая по пути матерные солдатские песни. Ему не терпелось снова жить и блистать! И бухать…

— Даже не попрощался… — Всплакнул Аль Баян — А вы чем господа занимались? — Спросил он у товарищей.

Внезапно слова его сорвал ветер. Этим вечером он особенно гневался и бился беспрестанно о неприступные стены дворца, будто мечтал их превратить в пепел и разнести по всем сторонам света.

— Я людей пытался лечить, а Эдвард одного чуть не убил. — Сказал поэт, заходя чародею за спину. Повисла тишина. Барон ненавидящим взглядом стремился в Илиасе прожечь дыру, а тот лишь ухмылялся, скрестив руки. Думал тебе всё и всегда сходить с рук будет? Нет уж, я не допущу. Хватит уже молчать. — кричал его выразительный взгляд. Аль Баян прикрыл глаза и начал медленно качать головой, что-то тихо шемча под нос, будто молитву.