В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 58

***

Эдвард уже стоял у подножия горы, когда увидел скользящие по полю огоньки. Перед ним раскинулось настоящее море колышущихся колосьев.

«Какой-то праздник? Я даже здесь чувствую запах спиртного. Раймон точно там, он мне нужен». — Решил барон и побежал к огонькам. Очень быстро он достиг поля, где завораживающе шли рябью, словно морская гладь, посевы. Однако у него не было ни времени, ни желания созерцать местные красоты. Огни стремительно приближались, и Эдвард уже мог слышать отрывки разговоров, эти люди кого-то искали. Вдруг барон споткнулся и чуть не упал, он обернулся и увидел, что левая его нога запуталась в каком-то неизвестном растении. Эдвард рубанул мечом по проклятому стеблю, но тот не поддался. Растение оказалось прочнее стали, краем глаза барон заметил маленькие чёрные точки, обступающие его со всех сторон. Твари издавали щёлкающие звуки, как сотня тикающих часов с кукушкой. Грызунов становилось больше, и они не иссякали. Это были не обычные крысы, даже опытного охотника ужаснуло бы то количество глаз, которыми грызуны изучали жертву — всё туловище их было утыкано налитыми кровью красными огоньками.

Эдвард не паниковал, а точнее, просто не успел запаниковать. Рядом с голодной стаей упал факел, и крысы растворились, будто их и не было. Морок. Иллюзия. Ворожба. Поле не загорелось. Ночью было сыро, посевы ни в какую пылать не желали.

Колосья зашевелились, и к барону вышла толпа крестьян с Раймоном и старостой во главе.

— Генри! Выкорчуй ногу нашего гостя, ещё немного и лежать бы ему тут обглоданным до костей. — Распорядился тучный староста с коротенькой бородой и громадными руками.

— Ик… А по мне это не монтсры… ик… а фигня какая-то! Где смертный бой! — Услышав слово «монстры», Раймон ожидал увидеть страшилище похлеще того, что встретил у стены. Крысы его уже не впечатляли.

— Вы бы милсдарь тут ночами не бродили. Эти крысы волшебные, из обломков старой башни лезут, мы их в этом году ещё не травили. Твари быстрые и сожрать могут заживо, коли без света к ним подступиться.

— А что там, в обломках старой башни? — Заинтересовался Эдвард.

— Да ничего, когда-то там художник жил, у него крыша поехала, и он страшилищ рисовал. Потом его вместе с башней и схоронили. Только вот иногда его «детки» оттуда вылазят. Ну да ничего, посылаем тройку мужиков, они крысиные гнёзда жгут и всё тихо на год становится.

— Старая башня и… Ик… Гнёзда монстров? Благородный рыцарь Раймон снова в деле! В бой товарищи! — Генерал воодушевился и достал меч, чуть не убив им одного из крестьян. — Ик… Только покажите, куда идти…

— Я тоже хотел бы помочь очистить то место в благодарность за спасение, клинок у меня есть. — Эдвард показал ржавое лезвие, и только потом понял, что это выглядело довольно глупо. Толпа позади старосты скучала и молчала, им хотелось поскорее вернуться к выпивке и танцам. Сам староста хмыкнул и жестом подозвал двоих парней с огромными фингалами под глазами.

— Так, молодчики, коли вам на празднике не хватало драки, так вот идите и помогайте этим двоим на голову долбанутым добровольцам очищать старую башню. — Прошептал староста парням, а потом повернулся обратно к Эдварду — А вам господа низкий поклон, по возвращению накормим и обогреем. Ребята вам покажут путь и подсобят, чем смогут. В добрую дорогу!

Староста сунул непутёвым парням связку просмоленных факелов, кремень и кресало, а сам повёл толпу дальше отмечать окончание недели. Деревенские «добровольцы» нехотя поковыляли в сторону старой башни. Только Эдвард сиял — в древних руинах, некогда принадлежащих безумцу, можно было найти много интересного…

***

Над садом роз взошла луна, а ветер дул печально, тихо. В тени розовых кустов чародей воротил землю лопатой. Горсть за горстью он вырывал яму. Он запачкал руки. Он запачкал лицо, но не отвлекался от работы. Он долгие годы её откладывал. Время пришло.

Когда яма была уже так глубока, что и макушки чародея видно не было, тот вылез и вытянул с собой лопату. Глубоко вздохнув, он залез в заросли розовых кустов и вытащил оттуда небольшой ящик, где сохранил всё, что осталось от дорогого человека — череп и пара костей. Всё, что осталось.

Аккуратно поставил ящик на дно ямы, и вновь заработала лопата. Земля на век хоронила прошлое. Спустя час чародей закончил зарывать могилу и пошёл за камнями и досками. Неумело и грубо он сложил надгробие. Что мог, то сделал. Но даже если бы могила стояла не в саду, а в величественном мавзолее — это бы не искупило вины.

Аль Баян воткнул в камни плохонько сколоченный деревянный крест и достал нож, чтобы вырезать на нём имя, но в последнюю секунду рука его дрогнула, и он упал на надгробие. Рыдал всю ночь напролёт и тьма вместе с ним обливалась слезами.

Только утром он снова обрёл покой, отложил нож и встал, тихо прошептав:

— Не мне Люси вырезать твоё имя на дубе немом, ведь только я виноват во всём…

Глава 12. Мёртвые чертоги

Вниз, всё глубже по обломанным ступеням в душную темноту.

Тени отзывались на каждый шаг, не прекращая свой полоумный танец мимолётного виденья, что исчезнет поутру. Под разбитой, стёртой с лица земли башней, простирались необъятные катакомбы. Они, как корни древнейшего древа, проникли всюду под землёй, и не было места в долине, где, копнув достаточно глубоко, человек не свалился бы в эту непроглядную бездну.

Эдвард старался не дышать, спёртый воздух полнился зловонным амбре горелого мха и протухшей канализационной воды. Ему чудилось, что стены следят за ним, запоминают каждый шаг, движение лица, вздох и слово.

Иногда в переплетениях коридоров встречались сравнительно целые комнаты, а в них — картины. Полотна покрывали бесчисленные порезы, некоторые работы обгорели. Уцелели только рамы. Не роскошные рамы с золотой окантовкой, инкрустированные каменьями. Нет, то были самые простые дубовые рамы. Картины, что в них томились, виделись более честными. Холст и зрителя не разделял вычурный и бесполезный барьер роскоши — только человек и картина. Первый смотрит в душу второй, но всё равно видит свою. Всё, как в зеркале.

Никогда эти коридоры не видели шумных вечеринок и балов, хозяин их любил лишь рисовать и жил отстранённо ото всего остального мира. В признании он не нуждался и дышал только для себя, проводя часы за размеренными прогулками по собственной аллее славы. «Признание обществом — удел слабых и зависимых» — говорил он себе, когда одиночество разрывало его на куски.

— Стоять! — Крикнул один из крестьян, и процессия замерла. — Крысиные гнёзда обычно появляются вот в этих двух туннелях. Рыцарь, со мной, мы правый обработаем, а вы — левый. Встречаемся тут же через десять…и пять… Через десять плюс пять минут! И помните, не тушите факелы, а то крысы ваши кости мигом обглодают.

Группа разделилась, и Эдвард вместе со вторым деревенским пацаном по имени Джон направился на поиски крысиного гнезда по очередному узкому туннелю. Шаги их отдавались звонким гулом, словно не четыре оборванца заявились в чертоги под землёй, а целое воинство.

— Как тебе тут живётся? — Как бы невзначай спросил барон. Из двух парней Джон был младшим, более разговорчивым.

— Ничего так. — Односложно ответил тот, и какое-то время они опять шли в тишине, только огонь факела иногда задумчиво потрескивал и выкидывал сноп искр.

— А вы сюда только крыс жечь спускаетесь? Тут, судя по всему, целый подземный город.

— Только крыс. — Джон говорить не хотел, тем более о нижних туннелях, которые считались темой для разговора запретной.

— Неужели никогда не было интересно, что там, в глубине? — Эдвард не прекращал попыток разговорить спутника. Тот промолчал, зажёг новый факел взамен старого и зачем-то провёл рукой по прохладной стене, будто вспоминая дорогу.

— Нам тут хорошо жить. — Задумчиво заметил Джон — Зачем лезть туда, вниз? Когда-то из этой башни нечисть всякая лезла. Не дурак я, чтоб из-за любопытства башкой рисковать. Раньше молодняк сюда толпами в поисках приключений валил, а потом пропали все, издохли. Не велено кому-то про это место много трепаться, а я вижу ты носяру везде просунуть горазд. Так вот, заткнись и забудь — внизу что-то нехорошее, не трогать лучше его. Пошли жечь крыс лучше, потом напьёмся вдоволь.