В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 91

Данте возглавлял обоз на этот раз. Его охраняла бесчисленная гвардия и генерал Маркус, но на переговоры с курящим человеком кардинал направился один. Он спешился и поковылял в сторону незнакомца, изредка покашливая и опираясь на трость. Чтобы оставаться в форме колдуну приходилось использовать больше десятка травяных мазей и настоек.

Кардинал на всякий случай обнажил оружие и приблизился к незнакомцу, у того в свою очередь на поясе висела сабля, но он и не думал её доставать, продолжая блаженно курить. Оружие было интересное: гарда из чернёного серебра с металлической гравюрой по центру, испещрённое неизвестными символами лезвие, знаки изредка мерцали тускло-голубым и лиловым. Гравюра изображала дерево — стройный кипарис, обвивший луну.

Данте подошёл очень близко и ожидал того, что мужчина сам начнёт разговор, но тот его будто не видел, или делал вид, что не видел. Если бы кардинал был художником, он бы боготворил такого позёра: мужчина практически не двигался.

— Прошу извинить за бестактность. Могу я спросить, кто вы такой? — Вежливо начал Данте, начинать всегда лучше вежливо. На ругань перейти проблем не составляет никогда, а вот в тихое русло реку беседы повернуть стоит огромных усилий.

— Я ничтожество, ибо имя моё неизвестно всем. — Голос незнакомца чуть не заставил Данте упасть наземь: это был раскатистый и певучий звук, схожий с мощным морским прибоем. Мужчина у моста еле шевелил губами, а речь его разносилась на многие мили вокруг. Мужчина у моста не поворачивал головы и всё продолжал смотреть куда-то в пустоту.

— Так повторите, как ваше имя? — Ещё раз попытался спросить Данте.

— Я божество, и ничто — моё имя. Мне известно всё. — Ответил незнакомец, чем запутал ещё сильнее.

Неожиданно Данте почувствовал лёгкое прикосновение, у него за спиной стоял Маэстро. Маска улыбалась.

— Мой друг со слов значением и формой играть всегда горазд. Имя его — сон в руке. Имя его — пламя на рукаве. Ничто, и всё сразу. Неизвестное, мудреца переменной именуемое. Сути страшной, увы, имена не меняют. Склоняюсь я пред вами — Источник. — И Маэстро склонился, судя по голосу, актёр знал незнакомца.

Курящий человек соизволил наградить гостей взглядом, а затем расплылся в очаровательной улыбке. На лице проступили умилительные ямочки, к несчастью, атмосфера в тумане оттого менее напряжённой не стала. Данте старался не подавать виду, что впервые за некоторое время сильно испуган. Уж в слишком странное место товарищ его завёл. Верховный кардинал, а с недавних пор и Отец Настоятель, ещё не успел оправиться после событий в Духословном лесе.

— Источник. Ничто плюс икс. — С какой-то загадочностью в голосе сказал человек. — Рад снова тебя видеть, Нарисованный человек, твой друг не так смышлён, как ты.

— Воистину, неправ ты, просто думы его о другом. Не имеет несчастный за пазухой вечной минуты. Ему некогда со смыслами слов развлекаться.

— Отнюдь не я начал игру со словами, а люди. — С тоской заметил курящий человек. — Когда-то один мудрец сказал, что истинное имя имеет силу. Назовёшь его, и носитель явится тотчас. Меня никто в дом звать не хотел. Лишь в одном месте желанным гостем я был.

— Так кто ты? — Не выдержал Данте.

— Позволь, я приму более традиционное обличье, ты всё поймёшь, дорогой гость.

Человек отбросил трубку в сторону, звука падения не послышалось. За спиной незнакомца был обрыв. Сам он расстегнул застёжки кирасы, и тяжёлый бронник опал на землю, за ним слетела и рубаха. Человек имел рельефное тело, такому можно и позавидовать. Только вот Данте не успел изучить все линии мускулов, ведь они начали исчезать. Мышцы оборачивались чёрным дымом, пока незнакомец не исчез вовсе, а потом появилось Оно.

Из земли поднялся клубящийся силуэт, тени и смрад сплелись в балахон из чистой тьмы. Существо не имело ног, оно парило над землёй. Укрытое капюшоном лицо было абсолютно чистым: ни рта, ни глаз не было. Фигура имела шесть костяных рук, кости были странные, как будто украшенные ювелирной резьбой. В трёх правых конечностях существо держало стеклянный арбалет и стрелы к нему с наконечниками из абсолютной пустоты. В трех левых конечностях находилось копьё, сеть и охотничий рог. Перед Данте предстала сама Смерть.

— Стрела для смирившихся с судьбой. Стрела для окончивших свой путь. Милосердная и быстрая смерть. Копьё и сеть для непокорных. Для тех, кто тяготы превозмогая, решился бросить вызов мне. — На острие копья родилась голубая искра и тут же пропала.

— Смерть даёт выбор? — Удивился Данте, на что Маэстро только слегка хихикнул.

— Выбор есть всегда. — Голос смерти рождался прямо в сознании, перед Данте стояло существо, которое ещё не забыло единого языка, ведь когда-то все говорили мыслями, а потом разучились, умерло это искусство. — Меня ждали лишь в одном месте, люди там каждый день проводили как последний Женщины со сталью в голосе и кровью врагов в кубках, драконоголовые корабли. Меня принимали с хмелем и радостью, праздновали моё явление. После же шумного праздника гости расходились, и оставался лишь один, тот, для кого наступило время выбора. Люди в том месте никогда не принимали стрелу: для них честью было бороться с неизбежным. Почти все они погибали, пронзённые копьём в сердце, но иногда, появлялись сильные и могучие. Они не бежали, давали бой, немногие побеждали, но счастливцы обретали мой дар. Я уходил, оставляя им их жизни.

— Так вот как появляются бессмертные боги. — Прошептал Данте.

— Нет. Не существует бессмертных. Спустя одну, две тысячи лет, может, спустя целую вечность, но все кого я оставил приходят ко мне добровольно и принимают стрелу.

Следующие слова Данте не понял, Маэстро вышел вперёд и обратился к Смерти на незнакомом кардиналу языке, имя которому Сиссеретхонестис. В этом языке нет алфавита и правил составления слов, весь язык — чистая эмоция, что вкладывается в звуки. Язык, на котором невозможно солгать, первый и лучший язык.

— Отведи меня к своему господину.

— Зачем?

— Я хочу просить право прохода для себя и людей, что явились с нами.

— Чем ты заплатишь за проход?

— Я принёс с собой нечто очень ценное, Лис обрадуется такому подарку.

— И ты уверен, что твой подарок достаточно ценен, чтобы господин открыл проход для несметного войска?

— Лис ненавидит ложь, я это знаю. В прошлый раз я принёс ему голову мелкого обманщика, и он пропустил меня. Я говорю на языке, который гибель сулит людям со змеиными языками. Я знаю, что мой дар достаточно ценен.

Смерть взвыла и разогнала воем своим туман, открывая взору путников монструозный и величественный мост, что уходил в лиловую пустоту. Доски его скреплялись не обыкновенными верёвками, а железными. Причём Данте не смог определить, что это был за металл. Судя по всему, это грандиозное сооружение простояло тут много столетий, на столбах можно было отыскать рисунки, изображавшие историю Иннира и многих других мест Данте не знакомых.

Сооружение одновременно возносило душу в небеса своей колоссальностью и невероятностью, но и нагоняло ужас. По длине всего моста, через каждые десять метров с обеих его сторон высились виселицы с болтающимися на них мертвецами. Некоторые тела уже давно сгнили, канув навсегда в реку времени без шанса вернуться даже с помощью магии, другие же тела выглядели свежими, будто их только вчера повесили. Однако самыми пугающими были виселицы, на которых болтались, скорчиваемые судорогами и предсмертными конвульсиями, ещё живые люди. Мост уходил за грань тумана, за сам горизонт, но Данте не нужно было проходить весь мост, чтобы понять — висельники не кончатся.

На мосту показался мужчина. Он носил ветхое тряпьё, возможно, в прошлом эти обноски украшали тела самых знатных господ, но время не щадит никого. Наконец-то Данте понял, чем веет от моста — здесь жило само время.

Появившийся человек не радовал глаз, при взгляде на него не хотелось думать о чём-то хорошем. Его голову обрамляла седина, то была не белизна волос свойственная мудрым старцам, её можно было сравнить с ржавчиной, которая покрывает клинок, за которым не вели должного ухода. Это был юноша лет двадцати, с уже пожелтевшей кожей и тройкой выпавших зубов. Страшно даже подумать, как он выглядел бы в глубокой старости. В самих глазах парня виделась усталость ото всего вокруг, и седина его кричала: «Я так больше не могу!»