В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 96

В первую очередь барон послал к первой линии стен Дворца небольшой отряд для разведки, чтобы узнать силы противника. Рыцари отбились с лёгкостью арбалетным залпом и горячей смолой, на что в итоге Пророк лишь улыбнулся и сел в ожидании ливня… И ливень пришёл спустя несколько дней! Жуткий затяжной дождь! И под его защитой армия в чёрных капюшонах пошла на приступ стен.

Из-за холодных струй воды горячая смола остыла, а арбалетные болты не успевали долететь до врага. Сектанты притащили с собой корявые лестницы и верёвки. Рыцари отбивались как могли, но им не хватало опыта и числа. Полчаса, и люди в жутком рванье хлынули на первую стену, разрывая глотки и выдавливая глаза её защитникам. И хоть наступающие теряли куда больше воинов, чем обороняющиеся — это было неважно. В планах барона было захватит кисть любой ценой, вздёрнуть Илиаса на осине, но никак не сберечь жизни своим воинам.

Этот ливень, эта буря… Я чувствую, как они наполняют меня силой! Не это ли судьба? Не это ли символ того, что я здесь правый?! Эти громоздкие капли. Падайте, падайте, падайте с неба! Смывайте, несите кровь моих слуг вглубь земли, чтобы они жили в ней вечно.

Так как чтобы добраться до самого Дворца Роз требовалось преодолеть целых двенадцать защитных арок, поднимаясь по узкому серпантину, штурм затянулся. Рыцари розы с каждым разом готовились всё лучше и лучше, в один момент им даже удалось нанести по армии фанатиков весомый удар. В отряд защитников прибыло несколько солдат, которые в своём прошлом действительно сражались в одной вшивой всеми забытой войне. Они велели вскипятить смолу и укрыть её плотными кусками дублёной кожи, чтобы не проникала вода, и когда Пророк повёл своих марионеток на очередной приступ, их головы расплавила раскалённая жидкая масса, убивающая не просто эффективно, но и ужасно мучительно. Боль была такая, что даже воины не способные чувствовать боль разрывались от крика. Эдварду пришлось отступить на время…

Рыцари розы могли отстоять Дворец. Они могли дождаться конца ливня, ибо тот не имел ничего общего с судьбой и волей небес, и использовать свои преимущества полностью. Только они решили выйти на бой в чистое поле, так как жаждали славы и признания, они мечтали о подвигах. Половина рыцарей розы — тридцатилетние дети, видящие себя непобедимыми героями и спасителями мира. Недавняя победа укрепила в них эту веру, они осмотрели свои тяжёлые кольчуги и латы, в итоге решив, что крестьянам их не пробить, если сами они станут плечом к плечу и выставят щиты.

Защитники вышли под жуткий ливень и протрубили в боевой горн, призывая врага на честный бой. И враг вышел к ним. Бойцы бросились стенка на стенку и рубили все с плеча, но рыцари розы не заметили одой крохотной хитрости. На передовую Пророк поставил самых упитанных и громадных мужчин, которых смог найти, предварительно приказав всех их опоить наркотиком из местных трав. Эти верзилы не падали и после дюжины яростных ударов, в них застревало оружие и уже будучи подобными живым трупами они продолжали держать передовую, пока их товарищи кололи с задних рядов длинными вилами и били серпами на рукоятках.

Под холодными струями дождя рыцари в тяжёлой броне быстро устали размахивать мечами, ведь тренировались эти воины редко, посвящая себя в основном мечтаниям и празднествам. В конце концов их руки ослабли настолько, что не смогли уже держать щит, толпа сектантов навалилась с новой силой и полностью смяла защиту Роз. Со стеной щитов пропала и уверенность в товарище, все бросились врассыпную, но убежать удалось совсем не многим: защитников крепости били камнями по ногам, хватали арканами и просто догоняли, и забивали дубинами насмерть. По их телам дальше пошли поредевшие, но всё ещё многочисленные ряды сектантов, теперь уже в авангарде шёл Пророк, прекрасно понимая, что, затоптав этот розовый сад, он уже одержал победу.

Шёл дождь. Гром гремел.

***

Старый выставочный зал когда-то служил для показа работ многочисленных учеников академии. Учителя хвастались друг другу тем, как искусно они смогли выучить своих подмастретий, изредка обмениваясь взаимными укола и насмешками. Сейчас в этом абсолютно круглом помещении с высоким потолком ничего кроме старых и никому не нужных картин не было. Так, портретики да пейзажики — ни капли истинного мастерства. Однако этой зале хватила места, чтобы вместить в себя Пророка и выжившие полторы сотни его воинов.

Эдвард трясся от нетерпения. Его выводила из себя необходимость ждать, пока его люди найдут проклятого чародея и его кисть. Неужели так трудно?!

Каково же было его удивление, когда двое его заклятых врагов показались в дверях зала. Аль Баян в худом халатике, но всё ещё при своих волшебных перстнях и чёртов поэт, который корчил из себя благородного паиньку, а сам ударил в спину!

Тут барон поймал себя на мысли, что кто-то в его голове с негодованием всё комментирует от третьего лица.

Они не знают, что это я. Капюшон слишком хорошо скрывает лицо, балахон слишком чёрен. Они считают меня демоном или чем-то подобным.

— Приветствую, мой милый друг. Жаль, что мы встречаемся вот так вот.

Барон дрогнул, а вместе с ним дрогнули и многочисленные его слуги.

Как они узнали?! Этого не может быть! Они просто тычут пальцем в небо.

— Может, так бы оно и было, если бы я не умел читать мысли. — Аль Баян виновато пожал плечами.

— Не ври, старый, — Встрял поэт, — этот безумец уже сам не понимает, когда говорит в мыслях, а когда — вслух.

Ничего, ничего… И что с того, что они знают? Ты всё равно хотел забрать кисть силой!

— Но тебе не придётся этого делать, если ты выполнишь одно условие. — Сказал чародей, с жалость взглянув на Эдварда. На бароне не было никакого балахона и капюшона. Он стоял перед ними почти полностью голый, в жалком рванье, его воспалённые глаза не могли и секунды задержаться на чём-то одном, а руки дрожали, как у последнего пьяницы. Барон всё время говорил сам с собой, будто его никто не слышит.

— И с чего это мне вас слушать?! — Выпалил Эдвард, клацая зубами и разбрызгивая слюну. — Ты обещал, что я смогу стать Великим художником! Я возьму то, что моё по праву. Я лучший человек в мире. Главный человек. Только я достоен кисти!

— Конечно. — Тихо согласился поэт, с опаской косясь на тупые лица приспешников Эдварда. Барон настолько переусердствовал с магией зеркала, что его слуги почти полностью лишились рассудка от долгого рассматривания отражения собственной души. — Только я неплохо фехтую и Аль Баян дал мне волшебный перстень, — Илиас поднял правую ладонь, на указательном пальцем которой красовался громадный аметист.

— Да и сам я ещё кое-что могу. — Аль Баян потянул руки и засучил демонстративно рукава.

— Потому, чтобы лишний раз не рисковать, лучше прими наше маленькое условие. — Довершил поэт.

Они наверняка хотят меня обмануть… А как иначе? Они загнаны в угол, это их последняя уловка, убей их! У тебя много людей, ты задавишь числом!

— Но зачем тебе это? — Спросил поэт.

— Если наше условие настолько легко исполнить, что тебе, милейший друг, и пальцем шевелить не придётся!

Эдвард уставился на бывших товарищей звериным, страшным и яростным взглядом, будто надеясь, что они умрут тут же от страха, но в ответ он ничего кроме лёгкой жалости не получил, а потом через силу из себя выдавил:

— Давайте своё… Условие.

— Откажись от мести. Я знаю, Эдвард, что предал тебя. Я знаю. В тебе было что-то хорошее, и не раскрой я в ту ночь всей правды Аль Баяну, может, ты бы и стал другим со временем и нашими стараниями, но сейчас я вынужден просить тебя просто не мстить нам. Ты получишь самую большую власть, которую можно здесь найти. Что же ещё нужно?

— Согласен!

Они идиоты. Как только кисть попадёт мне в руки — я изничтожу этих сопляков, превращу в пыль и прах, чтобы каждый знал, что будет, если соврать Пророку, или, не дай бог, предать его!

Аль Баян и Илиас украдкой переглянулись, кивнули друг другу. Поэт достал из-под руки сахарницу, в которой лежала кисть, и маленькими шажками двинулся в сторону Фон Грейса, который в этот момент больше напоминал собаку, жаждущую кусок мяса, а не человека. Поэт протянул посуду Эдварду и тот рывком выдрал её из его рук.