Девушка без лица (ЛП) - Боросон М. Х.. Страница 39

Я не знала, что отец увидел, но прочла его эмоции даже по ступням. Его стойка выражала ошеломление, не страх. Призрачный магистрат выглядел странно для моего отца, точно не был похож на угрозу. Как он выглядел? Лицо, нарисованное на яичной скорлупе? Мышь обычного размера? Лягушка ростом с человека и в изящном одеянии? Медведь с зеленой шерстью? Медведь с тремя глазами?

— Достопочтенный гость, — сказал гулкий голос, низкий и бархатный. Тон звучал вежливо, как у человека, который рос среди богачей, учился и умел решать конфликты властных людей и успокаивать совесть продажных. За богатым звучанием его голоса был обманчивый тон безжалостного бюрократа. — Мы рады приветствовать великого даоши Сяна Чжень Иня из рода Маошань Линьхуан среди рассыпающихся домов этой скромной деревни.

Гладкая речь и попытка унизиться от Призрачного магистрата не успокоили отца. Он передвигал ступни, словно был растерян из-за вида Гуияня. Он напоминал женщину? Был фазаном с девятью головами? Черепахой с тремя головами? Баклажаном? Тофу? Тофу с тремя глазами?

— Можете попросить вашу слугу встать, — сказал скучающим тоном Призрачный магистрат.

— Встань, Ли-лин, — сказал мой отец.

Я поднялась на ноги и, ведя себя скромно, посмотрела на паланкин. Он был на плечах дюжины теней в облике людей. На паланкине в окошке со шторой я увидела то, что так потрясло моего отца.

От вида Призрачного магистрат мои глаза выпучились. Рот раскрылся от потрясения, пока я смотрела на глупую фигуру передо мной, наряженную в древнюю королевскую мантию. Это был мужчина пятидесяти лет, который выглядел бы чудесно, не будь у него так много лишних рук.

У некоторых божеств — в основном, буддистов — было много рук. Картины и статуи всегда изображали их элегантно, их руки двигались синхронно, изящно, будто в божественном танце. Руки Призрачного магистрата не были такими изящными.

Я не видела, сколько именно рук у него было. Каждая тянулась в свою сторону, и они вместе придавали ощущение полного хаоса. Одна рука рассеянно постукивала по деревянной раме окна паланкина, другая гладила бархатные подушки, на которых он сидел, третья чесала его макушку, а четвертая тянула за мочку уха. Пятая будто отбивалась от воображаемых мух, еще две были важно сцеплены, и одна на коленях ничем хорошим не занималась. Призрачный магистрат будто сам не знал, что делать со всеми этими руками, так что игнорировал их поведение, словно родитель, которого замучили дети. Руки трепетали вокруг него облаком пчел, ладони сталкивались, двигаясь. Одна рука указала на меня, другая показала неприличный жест, и третья шлепнула по той ладони.

— У него руки для всех дел в замке, — буркнула я.

Отец зашипел на меня, хотя явно пришел к тому же выводу, что и я: на Десятом дворе иного мира судья Ада приговорил призрака Кана Чжуана к видимому символичному наказанию за его плохое поведение при жизни. Многие духи появились таким образом, на Десятом дворе мужчины, которые подглядывали за женщинами, становились призраками с тысячью глаз, и эти глаза открывались по всей их коже. Призраки сплетников оказывались с языками в одиннадцать футов длиной, а те, кого в жизни вела жажда большего, превращались в эгуи, голодных призраков, которые не могли утолить желания.

— Сяо даону, — мягко сказал Призрачный магистрат. Если бы я не поняла по обращению «маленькая жрица», то его тон, будто он говорил с избалованным ребенком, все объяснял.

— Лао Гуиянь, — ответила я и низко поклонилась, мои слова означали «почтенный Призрачный магистрат».

Я, похоже, уловила, как его губы чуть дрогнули в ухмылке, но то могло быть реакцией на палец, чешущий кончик его носа. Другая ладонь поймала его, и палец замер.

— Теперь, — его голос был густым, как сметана. Он повернулся к отцу, — присядем и поговорим как мужчины.

Отлично. Я и не хотела, чтобы меня замечали. Отец забрался в паланкин, сел напротив Гуияня, и слуги понесли их.

Я тихо последовала за ними.

Комната была освещена фонарями. Я раскрыла рот, видя источник света, пытаясь понять, что видела. Фонари свисали со стен, их держали человеческие руки, но руки соединялись не с телами людей, а торчали из стен.

Красные сферы напоминали о доме — Китайском квартале — на закате, но руки без тел (они чуть подрагивали, мышцы напрягались, руки сгибались в локтях) не были ни на что похожими.

Куда бы я ни смотрела, в участках без света собирались тени. Пруды чистой тьмы, они гудели и шептались, а потом разбегались как мелкие ящерки.

В одном углу сфера тени покачивалась на паре прутиков. Казалось, она пыталась идти, но через миг она рассеялась обрывками.

— Это место новое для вас, — сказал Призрачный магистрат с дивана на возвышении. — Это внешняя сторона. В таком хаосе я вижу возможности. Может, нет ничего важнее, чем введение человеческого порядка в хаосе природы, восстановление равновесия, как когда Великий Ю принес порядок в затопленный древний мир.

Мой отец сидел на кресле, похожем на трон, у возвышения. Он поднял чашку. Стоя за ним, я налила туда рисовое вино из керамической бутылки. Отец не пил, но провел пальцем по бортику чашки, его самоконтроль резко контрастировал с жестикулирующими руками Гуияня.

— Осмотритесь, шифу, — сказал Призрачный магистрат. — Тут, где мы построили этот ямен, была только глушь, заросшее и заброшенное кладбище. Китайские рыбаки кое-как похоронили тела друг друга на этой земле, они не знали, как правильно размещать могилы. Над этим неухоженным кладбищем, где лежали без уважения кости мертвых, мы создали место красоты и святости, создали архитектуру. В отличие от колонн и куполов Америки, серьезных и невнятных, мы сделали поселение праздничных красок, роскоши, какую сам Китай уже почти не знает. Вы видели когда-либо такое?

— Я бывал в Запрещенном городе, — сказал отец, и его тон был сдавленным, заманивал Призрачного магистрата проявить хоть немного уважения, — дважды.

— Дважды! — поразился Гуиянь. Он знал социальные тонкости слишком хорошо. — Нужно быть высокого статуса, чтобы туда позвали. Дважды!

— То были мелочи, — сказал мой отец.

— Великий даоши так скромен, — сказал Призрачный магистрат. — Запрещенный город со своими чудесами, но мне печально, шифу, узнать, как близко вы были к красоте династии Сун в зданиях, чьи пропорции были искажены маньчжурской эстетикой.

Мой отец медленно моргнул, но промолчал, он с неохотой соглашался. Призрачный магистрат умело говорил, и это тревожило. Указывая на то, что на династию Сун повлияли маньчжурские завоеватели, Призрачный магистрат намекал, что его династия была настоящим Китаем, а Китай, откуда были родом мы с отцом, измельчала и испортилась, стала грязной из-за чужеземного влияния. Простыми словами о ностальгии по прошлому, он намекнул о Китае, который был Китаем сильнее, чем мы знали.

— Ах, даоши Сян, — Призрачный магистрат замахал руками, — какой командой мы должны быть, какими союзниками и друзьями! Вместе мы должны нести упокоение мертвым и хранить мир на границах жизни и смерти. Мы принесли бы настоящий Китай в духовное царство этого нового мира, и мы сидели бы за одним столом на праздничных пирах, обсуждали бы литературу и рассказывали бы друг другу легенды нашей родины.

— Нет ничего ценнее традиций, — сказал мой отец.

— Да? — сказал Призрачный магистрат. — Тогда скажите, пожалуйста, шифу, женщина рядом с вами — ваша дочь?

Отец с неохотой кивнул и слушал.

— Если традиции для вас так важны, шифу, почему ее ступни не перебинтованы?

Отец взглянул на меня. Он хмурился, но только для игры в этой ситуации.

— Ее? Даже когда она была крохой, она сломала бы мне пальцы, если бы я попытался, — сказал он и засмеялся.

Призрачный магистрат тоже рассмеялся. Через миг и я заставила себя присоединиться.

— Но, если серьезно, — сказал Гуиянь, — от этого я задумываюсь о вашем отношении к традициям.

Отец скривился и не сразу смог сформулировать ответ.

— Семьи текстильной промышленности перевязывают дочерям ступни, чтобы они не сошли с выбранного им пути, а я не был в этой промышленности.