Триумф поражения (СИ) - Володина Жанна. Страница 132
Ты, может быть, прошёл бы мимо.
Мы с Сашей завтракаем свежеиспеченными булочками с корицей.
— Если бы ты в самый первый день нашей встречи испек их для меня, — постанывая от гастрономического экстаза, сообщаю я ему с набитым ртом, — то я легла бы к тебе в постель в течение пяти минут. Тебе от меня даже отбиваться бы пришлось и выдвигать обвинение в изнасиловании.
— Если бы я только знал! — сокрушается Саша. — Это сколько же времени потеряно зря! Я мог бы уже полгода находить твои волосы на своих подушках?
— Да! — радостно вру и дразнюсь я. — А ты заметил только мои рваные джинсы.
— Твои рваные джинсы я, конечно, заметил, — соглашается Саша. — И черный пуловер с разноцветными снежинками. Но затормозил я на твоих глазах. Ты как-нибудь оденешься для меня так, как была одета при первой нашей встрече? Ты мне месяца три снилась такой…
Сначала Галина Ивановна рассказывает гостям о детстве и юности Ирины, потом Степан Ильич, растрогавшийся до слез, в отличие от железной жены, у которой не дрогнул голос и не появилось ни одной слезинки, показывает сделанный им из первых рисунков Ирины диафильм. Это так трогательно, что от неожиданности плачет даже Ирина. Димка с Костиком показывают мне большой палец, восторгаясь моей идеей.
А вот стихотворение Леонида Филатова Ирина превращает в веселую игру в рифмы:
Меня сочтут обманщиком,
Да только я не лгу:
Вином из… одуванчиков
Торгуют на… углу.
Уж, если одурачивать -
То как-нибудь хитро:
Вино из одуванчиков -
Ведь это же… ситро!
Нашли же чем попотчивать
Доверчивый народ, —
А очередь, а очередь,
А очередь… растет.
Студенты-официанты угощают всех самодельным ситро в исполнении Павла Денисовича. Это волшебный лимонно-сахарный эликсир.
Начинается мастер-класс от художника-оформителя Карповой Ирины Степановны: гости учатся рисовать одуванчики простым карандашом, пастелью, мелками, гуашью, акварелью и даже при помощи вилки. Саша, наконец, добирается до меня и шепчет на ухо:
— Я хочу тебя украсть, Уголек! Пойдем со мной!
— Нет, Саша, пожалуйста, давай проведем вечер с моими друзьями! Останься со мной здесь, — прошу я, пряча ладошку за лацкан его пиджака, ощущая удары его сердца, значительно ускорившиеся после этого жеста, и соблазнительно моргнув ресницами, рассчитывая на красоту подводки.
Вечер для Карповых заканчивается, и мы дружной компанией работников агентства рассаживаемся за сдвинутыми вместе столами. Саша впервые остается с нами. Сначала это обстоятельство слегка напрягает присутствующих, но потом, после того как по Сашиному приказу охрана приносит французское шампанское, все расслабляются. Саша сидит рядом со мной молча и пытает поглаживанием колена да перечислением на ухо всего того, что он за день придумал со мной сделать сегодня ночью.
Смех. Воспоминания. Звон бокалов. Меня охватывает четкое понимание и горячее осознание того, что я нахожусь там, где и должна находиться: среди самых лучших и любимых друзей. И рядом с Сашей.
— Ниночка! — обращается ко мне Дарья Владиленовна. — А когда свадьба?
— Какая свадьба? — не понимаю я, пытаясь вспомнить, есть ли среди наших ближайших заказов свадьба. — Вы о какой именно? У нас летом, по-моему, есть заказ на юбилей свадьбы двух полковников полиции.
— Как это? — пугается Димка. — Мы разве берем такие заказы?
— Это он и она. Просто они оба — полковники. Второй брак, — смеюсь я, и мой смех подхватывают все.
— Я о вашей свадьбе с Сашей, Ниночка! — радостно объясняет пожилая женщина, ласково глядя на меня.
Все замолкают, а я краснею, неловко улыбаясь в ответ. Молчание прерывает Саша, который встает и, не отпуская моей руки, кивает Прохору Васильевичу, который приносит… гитару. В абсолютной, просто вакуумной тишине, Саша, поцеловав, отпускает мою руку, снимает пиджак, оставшись в одной белой рубашке, отставляет стул и садится на него, подмигнув мне.
— Холодильник играет на гитаре?! — шепчет мне Димка, не веря своим глазам и толкая меня в плечо. — Поющий Холодильник?
У меня нет сил и желания отвечать, потому что Саша начинает играть и петь:
Твои глаза подобны морю,
Я ни о чем с тобой не говорю…
Я в них гляжу с надеждою и болью,
Пытаясь угадать судьбу свою.
Воспоминания захватывают меня теплой волной, накрывая, оглушая, отрезая от мира и от всех этих людей, дорогих мне, но единственным я могу назвать только одного.
— Вы? — спокойно, бархатно произносит брезгливый Хозяин.
— Я? — ласково переспрашиваю я.
— Кто вы? — Хозяин медленно опускает взгляд с моего лица на огромный пуловер крупной вязки, черный с белыми, розовыми и зелеными снежинками, черные джинсы с дырками на коленях. А что? Это классика уличного стиля. Такие имеются в гардеробе каждой уважающей себя трендовой девушки. Дырки — пикантная изюминка образа. Как назвала этот образ Ленка? А! Сдержанно-кричащий.
Вот прямо сейчас у моего молодого Хозяина тоже сдержанно-кричащий вид, и он ждет моего ответа.
— Это Нина Симонова-Райская, — докладывает Римма Викторовна, мягко и сочувственно мне улыбаясь. — Наш… Ваш арт-директор.
— Мой? — с сомнением переспрашивает Хозяин и снова смотрит на меня, вернувшись к моему лицу.
Дерзко смотрю на Александра Юрьевича, взглядом демонстрируя непонимание такого пристального интереса с его стороны.
— Вот с вас и начнем, Симонова-Райская, — безэмоционально говорит Хозяин, поправив воротник белоснежной рубашки. — Начнем знакомство с агентством.
В них движутся лучи и тени,
Чем глубже в них, тем тише и темней…
В них силуэты зыбкие растений
И мачты затонувших кораблей.
— А что выбрали бы вы? — вдруг серьезно спрашивает Холодильник.
— Я? — мечтательно закатываю глаза. — Я давно коплю на путешествие. Я бы выбрала Париж. Я была в Италии, в Испании, в Германии. Но давно, еще школьницей. Мне моя прабабушка дарила путевки. А во Франции я не была. Мне кажется, что именно Париж — город влюбленных.
Вторая горячая ладонь накрывает второе мое колено.
— Полетели! — читаю я по губам.
— Куда полетели? — читает он по моим губам.
— В Париж.
— Когда?
— Если хочешь, то прямо сейчас. Сегодня.
Открываю рот и не могу его закрыть. Потом начинаю чувствовать, как раздражение, гнев, злость порциями поступают в мой организм.
— Александр Юрьевич! — кричу я. — Я не буду вашей любовницей. Ни в Москве, ни в Париже, ни в раю!
Я понял все, я не обманут
И ничего хорошего не жду,
Пусть мой корабль туда еще не втянут,
Я сам его на камни поведу!
— Вот она, ваша правая сторона, Нина, черная, как ночь. Это ваши сумасбродные идеи, сумасшедшие проекты, горячая и неуправляемая натура, — Холодильник мягко опускает правую руку под мою правую грудь.
— А это ваша левая сторона, белая, чистая, целомудренная. Это то, какой вы могли бы быть, если бы не шли на поводу у своей буйной, я бы даже сказал, больной фантазии, — левая рука Холодильника поднимается под левую грудь.
Одуревшим взглядом смотрю на наше отражение. Кожа горит под его горячими руками, которые он не убирает.
— Это убийственный коктейль, госпожа Симонова-Райская, — шепчет Хозяин, своими губами щекоча кожу моей шеи.
— Вам не понравился сегодняшний вечер? — сглотнув, спрашиваю я, не в силах ни оттолкнуть его, ни отойти самой.
— Да. Мне не понравился этот вечер, — подтверждает мое предположение Холодильник. — Он был прекрасен, но…
— Но? — дрожу я от напряжения и от осознания тяжести его рук под моей грудью. Что будет, если он переместит руки выше?
И все страдания и муки
Благословлю я в свой последний час,
И я умру, умру, раскинув руки
На темном дне твоих зелёных глаз…