Триумф поражения (СИ) - Володина Жанна. Страница 41

Холодильник злится и молчит.

— Уйдите из нашего агентства, пожалуйста, — начинаю уговаривать его я. — Туда, где были до этого всего. И всё будет хорошо, честно-честно…

На мое "честно-честно" Холодильник вдруг улыбается своей фирменной улыбкой, и я непроизвольно поправляю его челку, чтобы придать его лицу еще более мальчишеский вид. Он замирает и почти не дышит.

— Уйдете? — с надеждой переспрашиваю я.

— Нет! — выдыхает Холодильник и со стоном захватывает мои губы.

Глава 20. Платье Чикаго

Влюбиться — не значит любить:

влюбиться можно и ненавидя.

Федор Достоевский

— Старуха! Ты где? — громкий окрик Димки спасает меня от поражения.

Я вырываюсь из рук одурманенного, иначе не скажешь, Холодильника. Темно-карие глаза Александра Юрьевича не выражают ничего, кроме непонятной мне одержимости мною же. Он с таким разозленным видом смотрит на дверной проем, что я начинаю беспокоиться за Димкино здоровье.

Ничего не подозревающий Димка заглядывает внутрь, но не заходит: боится пыли.

— Здравствуйте, Александр Юрьевич! Нина, ты в порядке?

— Дима! — несказанно радуюсь я появлению личного помощника. — Помоги, пожалуйста, перетащить коробки!

— Помните о том, что я вам сказал, — наставительно и покровительственно говорит мне Холодильник.

— А что вы мне сказали? — глупо хлопаю ресницами, делая вид, что не помню.

— Я сказал, что сегодня был ваш последний бенефис и что вы больше не можете себе позволить того, что всё-таки позволили сегодня, — громко и отчетливо отдает распоряжение Холодильник.

— Почему? — капризно удивляюсь я. — Мне почему-то кажется, что могу.

— Через полчаса в моем кабинете! — рычит Холодильник и идет к выходу.

— Не могу. Я еще на больничном. Если только завтра, — сочувственно вздыхаю я вслед.

Осторожно вытираю пыль с перенесенных в мой кабинет коробок с куклами, заново рассматриваю каждую.

— Красотки! Вы приглашены на день рождения маленькой славной девочки Маши.

Куклы снисходительно, даже высокомерно смотрят на меня, сказывается их благородное происхождение, датированное началом прошлого века.

— Нина! Отец Маши третий раз отказал мне! — сообщает запыхавшийся Димка.

— Отказал в чем? — не понимаю я.

— Ты просила организовать встречу с родителями Маши, — терпеливо напоминает Димка.

— И? — недоумеваю я. — Ты не можешь ее организовать?

— Не могу! — подтверждает Димка. — Отец Маши, телефон которого дала Светлана, каждый раз ссылается на неотложные дела и отсутствие времени.

— А мать? — удивляюсь я. — Начни с матери.

— У Маши нет матери, — вздыхает огорченный Димка.

— Как это нет матери? — у меня почти отвисает челюсть и начинает отчетливо болеть сердце. — Умерла? Как бабушка?

— Насколько я понял Светлану, она ушла из семьи и оставила ребенка. Теперь Машей занимаются отец, дед и тетя Светлана, — сообщил Димка.

— Какой ужас! И в таких семьях всё, как у всех, — мне не верится, что мать вот так просто оставила своего ребенка. — Может, ее выгнали?

— Кто его знает? — пожимает плечами Дима. — Неудобно было спросить у Светланы. Да и не наше это дело…

— Неожиданно просто, — бормочу я. — Никогда бы не подумала… А я еще голову ломала, почему с Машиным праздником так носится Светлана…

— Да! Ситуация! — тянет задумчиво Димка. — Я сегодня еду к ним домой. Буду по твоему опроснику еще раз со Светланой и Кириллом Ивановичем разговаривать. Может, неуловимого отца увижу.

Противостояние обостряется с наступлением первых мартовских дней. Атмосфера в агентстве кажется мне грозовой и гнетущей. Удивительно, но такие ощущения испытываю только я.

В ожидании женского праздника по дому буквально порхают озабоченные сотрудницы и из уст в уста передают разведданные о том, как наши мужчины собираются нас поздравлять. От версии о спектакле в стихах до версии об общем мужском танце в балетных пачках.

Холодильник не вызывает меня больше на разговоры в свой кабинет. Приезжает во второй половине дня. Но я кожей чувствую его присутствие ежеминутно: под дверью моего кабинета всегда кто-то из подопечных Прохора Васильевича или он сам.

— Слушай, мать! — интересуется насмешливый Димка. — Ты у Хозяина что-то спёрла?

— Почему? — хмурюсь я.

— Разве это не тебя караулят? — ухмыляется мой нахальный помощник. — На выходе не обыскивают?

— Я не выхожу, почти не выхожу, — объясняю я.

Выйти мне теперь вообще сложно: только с Прохором Васильевичем или с Евгением, самым неразговорчивым нашим охранником. Когда мы с Ленкой ездили за сувенирами по магазинам, было очень трудно привыкнуть к тому, что он с нами.

— Надо писать заявление в полицию! — уверенно убеждает меня подруга, с опаской оглядываясь на Евгения, стоящего у выхода из бакалейной лавки.

— О чем? — смеюсь я. — О том, что меня охраняют? Кто ж такое заявление примет?

— О том, что тебя преследуют! — негодует Ленка. — Это нарушение прав и свобод! Конституционных!

— Не говори глупости! — сержусь я. — Я уже привыкла. Бесит, конечно, но я использую ситуацию по максимуму.

— Это как? — Ленка озадачена.

— Я заставляю их нервничать! — шепотом делюсь я секретом. — Димка, Павла Борисовна и Римма Викторовна перебрасывают на меня всех клиентов мужчин.

— И в чём прикол? — недоумевает Ленка. — Не думает же твой Холодильник, что ты будешь с каждым из них целоваться?

— Я вообще не уверена, что он понимает, что ему надо! — с досадой говорю я. — Но то, что он бесится от этого, бальзамом на душу. Только бы не догадался, что они мне помогают…

— Это какое-то Средневековье! — не сдается Ленка. — Он расстаётся со Светланой и собирается ухаживать за тобой?

— Нет, конечно! — фыркаю я. — Хотя его странные слова, что он готов не целоваться с собственной невестой, лишь бы я никого к себе не подпускала… кроме него… Разве это не странно?

— А как ты проверишь, что он не целуется с невестой? — удивляется Ленка.

— Ты ту-ту? — ругаюсь я. — Я и не собираюсь проверять! Пусть целуется, с кем хочет и сколько хочет! Зачем мне ему верить? Меня не задевают и не касаются его отношения с женщинами.

Мы с Ленкой заходим в кафе, чтобы выпить чашечку натурального кофе, но больше для того, чтобы позлить Евгения, которому Ленка всучила все наши пакеты.

— Да… Ситуация… — задумчиво тянет моя подруга, глядя то на меня, то на охранника. — Нашла коса на камень. Но что-то тут не так…

— Почему? — пожимаю я плечами. — Всё так. Я уже привыкла. Четвертый месяц пошел…

— И всё-таки… Ты, конечно, девушка красивая, Нинок, почти молодая, из хорошей семьи… Но… — Ленка с сомнением рассматривает меня.

— Даже обидно! — надуваю я губы. — Что не так?

— Ты сама говорила про птицу и про ягоду, — напоминает подруга. — Про ваше несоответствие. Несмотря на квартирку в несколько миллионов, ты не тянешь на его женщину.

— Согласна! — активно киваю. — Вот не претендую. Это он меня… преследует.

— Удивительно не то, что преследует, а то, что не сдается, — уверяет меня задумчивая Ленка. — Пристал — отказали — отвали! Известная формула. А он… Очень уж странные отношения у него с невестой. Прямо под носом собирается с тобой куролесить.

— Я не собираюсь с ним куролесить! — фыркаю я, наслаждаясь горячим крепким кофе.

— В том-то и дело, что пока у тебя это плохо получается! — хихикает Ленка, облизывая кофейную ложечку. — Он же как запрограммированный. Слушай, а если Светлане как-то намекнуть? Или ее отцу?

— С ума сошла? — пугаюсь я. — Стыд какой! А потом, кому они поверят, мне или ему? А я опозорюсь. И увольняться придется, и переезжать.

— Вот! Поневоле революционером станешь! — шутит Ленка и всерьез переходит к лозунгам. — Надо же как-то свергать этих олигархов! Чтобы не думали, что им всё позволено!

— Но меня же он не получил! — успокаиваю я ее и ласково говорю хмурому Евгению, подмигивая. — И не получит!