Поход (СИ) - Валериев Игорь. Страница 62

Выстрелить из Гочкиса я не дал. Едва наводчик потянулся к ручке, я длинной очередью смёл на позиции всю прислугу, а потом перенёс огонь на китайского полковника и его свиту. Меня тут же поддержали поручики, открывшие огонь по позициям двух орудий, заставив разбежаться прислугу, а кто-то из неё остался лежать на земле изломанными куклами.

Бутягин подтвердил свои слова. Сделав несколько пристрелочных выстрелов, отсекая по два-три патрона, он перенёс огонь вслед за мной на свиту старшего китайского военноначальника. Я, меняя магазин, отметил меткость его стрельбы. Трех или четырех человек на его счёт можно было записать. Сменив магазин, опять ударил по пушке Гочкиса, пытаясь повредить её. Из китайцев никто за неё встать не пытался, но это можно сделать и позже. А бьёт орудие на километр.

Отдалившись от китайского берега, насколько это позволял фарватер Амура, пароходы пошли вверх по течению. Вперёд вышел «Селенга», с которого казаки вели активный огонь по окопам на китайском берегу. За ним шёл «Михаил», тянувший пять барж, но только одна из них сидела глубоко в воде. Наш пароход замыкал колонну. Почти целый час, за который прошли пять верст до поста номер один, мы были под постоянным огнём со стороны китайцев. Хорошо, что пушек больше не попалось. Лишь пройдя пост Колушань, пароходы вышли из-под обстрела, так как на вражеском берегу закончились окопы.

«Селенга» причалила к пристани поста, «Михаил» прошёл чуть выше и бросил якорь. Нашему пароходу удалось приткнуться к самому концу причала. Пришло время подсчитать потери и решить, что делать дальше.

Новости оказались с одной стороны неутешительными, с другой, всё могло быть намного хуже. Спасла нас, видимо, косорукость китайских солдат и немного удачи на нашей стороне. Под постоянным, частым, ружейным обстрелом мы двигались вверх по течению почти час. За это время у нас на пароходе было ранено двое матросов и трое пассажиров. Тяжело один матрос, которому пулей раздробило кость предплечья. На «Михаиле» ранен был только лоцман Митягин, управлявший судном стоя на коленях. Самые большие потери понёс экипаж парохода «Селенга»: два матроса, трое казаков, и раненый в грудь подполковник Кольшмидт.

Я к нему сразу направил Марию Петровну, так как казаки смогли только наспех перевязать Виктора Бруновича. Сам же, став самым старшим по званию на пароходах и на посту, взял командование на себя. Капитану «Михаила» отдал распоряжение оставить четыре пустые баржи на посту. Тот повозмущался, говоря, что ему хозяин парохода и барж Глеб Петрович Ларин голову оторвёт, но, в конце концов, распоряжение выполнил.

Начальник казачьего поста номер один хорунжий Вертопрахов по моему приказу разослал вдоль берега разъезды, а в Благовещенск отправил нарочных с сообщением о случившемся инциденте. Мало ли, что может случиться с пароходами до прихода в Благовещенск. Нам ещё мимо Сахаляня идти. А там и пять лет назад батареи с орудиями и отнюдь не дульнозарядными стояли.

С Романом Андреевичем я несколько раз пересекался в девяносто пятом году, когда он пришёл молодым подхоронжим из Иркутского юнкерского училища в третью сотню Амурского казачьего полка. Поэтому с ним у меня никаких проблем не возникло. Жалко, на выяснение новостей в полку времени не было, так как надо было быстро написать сообщение, а новых для меня сведений было много.

Как выяснил у капитана «Михаила», они тащили из Хабаровска баржу с военным имуществом для гарнизона Благовещенска. Из-за военного груза по приказу штабс-капитана Кривцева, его сопровождавшего, не смотря на сигналы китайцев в Айгуне остановиться для досмотра, пароход с баржами прошёл мимо. Выстрелы из орудий возле Сыньдагу заставили пароход «Михаил» встать на якорь и принять на борт китайских таможенных чиновников. Последние сообщили, что Айгунскому амбаню пришло распоряжение от Цицикарского цзянь-цзюня не пропускать по Амуру ни одного парохода, тем более с военным грузом. Узнав такие новости, штабс-капитан Кривцев вместе со своим денщиком по суше, можно сказать под конвоем китайских таможенников отправились в Айгунь на встречу с амбанем.

Дальнейшему развитию событий я был свидетелем. Подполковник Кольшмидт с помощью прикладов отправил китайцев с их требованиями восвояси и приказал следовать всем судам в Благовещенск. Будем надеяться, что местные китайские власти вернут Кривцева и его денщика в целости и сохранности. Хотя, вспоминая события под Тяньцзинем, я в счастливый исход не особенно верил. Тем более, хорунжий Вертопрахов добавил информации к размышлению, сообщив, что в провинциях, пограничных с Благовещенском, как в Цицикаре — центре провинции Хэйлунцзян, так и в Айгуне, у власти стояли чиновники, настроенные сильно китайско-патриотически и сильно антирусски. Это военный губернатор провинции Хэйлунцзян Шоу Шань, и местный начальник округа Фэн Сян.

Эти сведения пересекались с той информацией, которой со мной поделился Виктора Бруновича на втором росту сегодня утром. По его словам, впечатлённые «победами» ихэтуаней в Харбине и Тяньцзине, восставшие двинулись на север к не признанным ими русским границам. По сведениям пограничной стражи, казачьей разведки, в приграничных китайских провинциях сосредоточено до ста тысяч активных «штыков» из боксёров и солдат регулярной армии, готовых начать войну. Посланцы ихэтуаней уже начали переправляться через Амур. Они встречаются с жителями китайского квартала Благовещенска и Маньчжурского клина. Видели воззвания боксеров и их представителей на приисках. Об этом военному губернатору Амурской области генералу Грибскому шли постоянные доклады, но два дня назад мы встретили войска отправленные из Благовещенска в Хабаровск.

Как принял такое решение Константин Николаевич, я не знал, но понять его не мог. Также не понимал этого и подполковник Кольшмидт, и хорунжий Вертопрахов. Война стучалась в дверь, чего стоили укрепления в Айгуне, в Сахаляне, наверняка, ещё мощнее, а мы остались без войск.

Эти мысли мелькали у меня в голове, пока писал донесение. Закончив его и отдав хорунжему, увидел появившихся на палубе «Селенги» двух Марий. Младшая Беневская напросилась ассистировать знахарке. Через минуту стоял рядом с ними.

— Как дела у Виктора Бруновича? — спросил я Марфу.

— Повезло господину полковнику, — вытирая руки от крови какой-то тряпкой, ответила моя старая знакомая. — Пуля вошла в грудь чуть ниже ключицы, прошла через тело, не задев легкое, и застряла между третьим и четвертым рёбрами. Пулю я вытащила, перевязку сделала. Но надо всех раненых быстрее доставить в Благовещенск.

С этими словами Мария передала полотенце Беневской.

— Молодец, Мария Аркадьевна. Ассистировали при операции просто отлично. Из вас получится хороший врач.

Девушка никак не отреагировала на слова Бутягиной. Она держала в руках тряпку и, опустив голову, смотрела в палубу. На её пальцах бурой коркой начала засыхать кровь. Внезапно, она резко подняла голову и прижала руки с тряпкой к груди. В её голубых глазах стояли слёзы.

— Это какой-то ужас! Почему они открыли по нам стрельбу?! Что мы им сделали?! А этот мальчик-матрос! У него рука чуть ли не оторвана, а он меня успокаивает! Как так можно, Тимофей Васильевич? — девушка смотрела мне в глаза, а по её щекам текли слёзы.

— Это война, Мария Аркадьевна. Сегодня Вы увидели то, о чём, как правило, не пишут в романах. Это страх, боль, страдание, грязь и вонь. Нам ещё повезло, что никого не убило, кроме лошади.