В танце жизни (СИ) - "Алин Крас". Страница 56

Вино и еда сделали свое дело, все расслабились, начали обмениваться шутками, интересоваться новостями и планами друг друга. Я старалась принимать участие в общем веселье, и хоть мне вино сейчас пить нельзя, но как-то постепенно прониклась праздничной аурой и тоже расслабилась. А потом, поймала себя на том, что мое волнение и неуверенность от встречи с Кирсатэлем совершенно прошли. Я искренне рада, что вижу рядом и Михаса, и Ювизэля, и Кирсатэля. Что все они мне одинаково дороги, и я бы очень хотела видеть их рядом чаще, за такими вот, дружескими, встречами, и хотела бы, чтобы мы принимали участие в жизни друг друга. Очень-очень жаль, что жизнь разводит нас все дальше.

Похлебка сменилась жаренным на углях мясом с тушеными овощами, а потом и десертом, в виде огромного пирога, запеченного с фруктами.

Заиграла ритмичная музыка, в которой преобладал бой барабанов. Многие посетители ресторана и вся наша компания, кроме меня, Кирсатэля и Ювизэля, пустилась в пляс, встав в круг. У орков нет индивидуальных или парных танцев, они всегда и во всем стремятся объединиться в группу.

Я с любопытством наблюдала за этим зрелищем, восхищаясь чувством ритма, пластикой больших, мускулистых, сильных, орочьих тел и завораживающей гибкостью девушек.

Очнулась я от этого представления, когда Кирсатэль осторожно взял меня за руку. Повернулась к нему лицом, посмотрела в глаза, и сердце от сочувствия жалостливо дрогнуло, так этот взгляд был тосклив, несчастен и полон любви.

— Ты простишь меня, хоть когда-нибудь, Любимая? — хриплым от волнения голосом, прошептал он.

— Я уже простила, — искренне ответила я, в этот момент и сама поняв, что это правда. Что никто не идеален. Что все мы делаем ошибки и на них учимся жизни. Что надо уметь понять и простить другого, тогда и тебе будут прощены твои промахи и заблуждения. Я уже не так категорична, как прежде. Рождение ребенка и жизнь с Сергонэлем заставили меня повзрослеть и понять, что жизнь отличается от юношеских максималистских представлений о ней. — И ты меня прости, — тихо добавила я, опустив глаза, не в силах выдержать то, что я видела в ответном взгляде. — Не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Судьбе не угодно, чтобы мы были вместе. Я смирилась с этим и приняла. Смирись и ты. Давай, несмотря ни на что, постараемся быть счастливы и друг без друга. Согласен?

Он ничего не успел мне ответить, только поднес мою ладонь к своей щеке и прижал ее, закрыв глаза, когда над нашими головами раздался сухой, безэмоциональный голос Сергонэля, из чего я сразу поняла, что он зол. До бешенства:

— Что здесь происходит?

Осторожно отобрав свою руку у Кирсатэля, я подняла голову к стоящему рядом Сергонэлю и ужаснулась, увидев, как его глаза теряют свой фиолетовый цвет, приобретая красный оттенок ярости, а губы сжимаются так, что становятся совсем не видны.

Я не чувствовала за собой никакой вины, но поняла, что сейчас не время демонстрировать Сергонэлю свое недовольство его неадекватной реакцией. Иначе, как я уже знаю, дело закончится дракой, и праздник Михаса будет испорчен, а ресторан разгромлен. Хоть бы и Кирсатэлю с Ювизэлем хватило выдержки сейчас помолчать.

— Мы разговариваем, — ответила я на его вопрос, всеми силами стараясь, чтобы в моем голосе звучала только доброжелательность, а не раздражение и ответная злость. — Нам есть, что обсудить, ведь мы очень давно не виделись, — и, взяв Сергонэля за руку, чуть успокаивающе сжав его пальцы, я потянула его вниз и к себе ближе. — Садись рядом. Ты, наверное, голоден? Сейчас позову разносчика, что будешь похлебку или мясо?

— Мясо, — ответил он, садясь рядом со мной на лавку, не отпуская мою руку и не спуская с меня испытывающего взгляда, и я увидела, как постепенно уходит красный всполох из его глаз.

Пока Сергонэль ел, к нам, выйдя из танцевального круга, подошел Михас. Мы оказались за столом впятером, я и четверо мужчин — Сергонэль, Кирсатэль, Ювизэль и Михас. Какая-то традиционно эльфийская, невеселая пропорция получилась.

— Итак, — произнес Сергонэль, выглядящий теперь совершенно спокойным, отодвигая от себя тарелку, аккуратно сложив на ней нож с вилкой и обведя всех нас взглядом, остановил его на Михасе, — ты тот, кто учил мою Ненаглядную девочку целоваться?

Михас удивленно посмотрел на Сергонэля и растерянно ответил, как будто оправдываясь:

— Мы тогда были детьми.

— А ты тот, с кем я дрался за нее около Академии, верно? — перевел взгляд Сергонэль на Ювизэля.

— Да, — согласно кивнул Ювизэль, с вызовом улыбнувшись. — И я тогда не понял, что это на тебя нашло. Подумал, что бешеный ящер укусил.

— Ты же, — повернул голову Сергонэль к Кирсатэлю, — как я понимаю, тот, кто сделал ее женщиной в общественной гигиенической комнате?

Я нервно заерзала от этих неприятных, шокирующих вопросов, понимая, что Сергонэль нарочно демонстрирует и степень моей доверительной откровенности с ним, и стремится посильнее задеть их. Понимает ли он, что и меня обижает таким своим поведением? Но, раз уж считаю себя взрослой, то не буду кидаться в него фаерболами и в спешке левитировать отсюда, где сейчас стало так психологически омерзительно.

С тревогой отметив, что теперь в глазах Кирсатэля блеснул красный всполох, я сдвинулась на лавке так, что бы перекрыть собой злобные, с вызовом устремленные друг на друга, взгляды Сергонэля и Кирсатэля.

Перехватив взгляд Сергонэля, спросила, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды, возмущения и нестерпимого желания треснуть Сергонэля по башке, рядом стоящей тарелкой:

— К чему эти вопросы, ставящие всех нас в неудобное положение? Разве в твоей жизни все было идеально? И ты не испытываешь неловкости, вспоминая о тех или иных своих поступках? Чего ты добиваешься? Зачем пытаешься испортить такой чудесный праздничный день?

— Я хочу, чтобы они поняли, что свой шанс упустили. Теперь, ты моя. Моя! — с жаром повысил он голос, приближая ко мне лицо и пристально глядя в глаза. — Поэтому пусть держаться от тебя подальше!

— Что же, я теперь и общаться с друзьями не могу? — с вызовом спросила я, чувствуя как в груди, зашевелился горячий, обжигающий комок. Опять мой Дар Огня стремится выйти из-под контроля, пользуясь моим гневом.

Видимо, Сергонэль что-то увидел в глубине моих глаз, потому что, взяв меня за руки, вдруг мягко сказал:

— Дружи, общайся, но соблюдай дистанцию.

— Вот как?! Выходит, ты мне не доверяешь?

— Тебе, доверяю. А их я плохо знаю, потому и доверия к ним никакого не испытываю, — возразил он.

Я закрыла глаза, всеми силами стремясь унять Огонь в груди, понимания, что для этого надо прекратить эту нашу первую, за все время, ссору. Спорить бесполезно, мне сейчас ничего не добиться. Сергонэль в таком же гневе, как и я, и не услышит моих аргументов. Да и если быть объективной и честной, такая его реакция, наверно, имеет под собой основания. Мы с ним относимся друг к другу по-разному. Он любит, полыхая жарким костром всепоглощающей страсти, а мое сердце совсем недавно горело для другого мужчины. Мое чувство к Сергонэлю напоминает тлеющие угли, дающие тепло благодарности за его заботу, внимание, любовь. Я тоже люблю его, но эта любовь похожа на привязанность к тому, с кем надежно и спокойно. Наверное, это моя вина, что Сергонэль чувствует эту разницу в наших отношениях. Поэтому не доверяет мне, безосновательно ревнует и боится потерять.

— Ладно, — открыла я глаза, и устало опустила плечи, наконец, справившись со своим непокорным Даром. — Поехали домой. Сегодня был очень насыщенный день, а надо еще Янисорэля от родителей забрать.

— Пойдем, — охотно согласился Сергонэль, помогая мне подняться, и демонстративно обняв за плечи, притянул к себе вплотную. — Поздравляю, — обратился он к Михасу. — Желаю долгих лет совместной счастливой жизни и рождения детей, — и, не дожидаясь ответа, потянул меня к выходу.

Я, молча, кивнула всем на прощанье, вымученно улыбнувшись, пряча глаза от неловкости за все здесь произошедшее.