Семь сыновей (ЛП) - Сен-Жермен Лили. Страница 15

— Дорнан, тебе нужно успокоиться, — говорю я, по-прежнему находясь в шоке и не готовая к тому, что он и в меня выстрелит. — Ты что-то принял.

— Слишком чистый, — произносит, — слишком чистый. Нужно было срубить дозу, срубить…

— Эй! — проговариваю громко, пытаясь оборвать его бессвязный монолог.

Он разворачивается и прижимает дуло пистолета к моему лбу. Я хватаю ртом воздух.

— Зачем ты заявилась сюда? — спрашивает меня. Его вдохи короткие и резкие. Он зол. Зол и вспыльчив.

Придерживайся истории. 

— Мне больше некуда было идти, — честно отвечаю, и это правда. Мне больше некуда было пойти.

— Ты знаешь, что я сделал ради тебя? Риск, на который пошел?

Киваю.

— Знаю. Спасибо, что защищаешь меня. — Слова льются из моего рта прежде, чем могу даже подумать. Я готова на все, лишь бы он убрал пистолет от моей головы и успокоился.

— Я, мать твою, рисковал ВСЕМ ради тебя, а тебя это вообще не волнует?

О Боже. О Божеобожеобоже.

— Мне не все равно, — произношу и делаю единственное приходящее в голову, чтобы успокоить Дорнана. Беру его член в руки и начинаю поглаживать вверх-вниз, сжимая крепче кулак. Похоже, он сразу же расслабляется, но не отводит пистолет. Я смотрю на мужчину сквозь ресницы и вижу, как его лицо все еще невероятно напряжено. Тело дергается от огромной накопившейся энергии и высококачественного метамфитамина.

Мне нужно что-то предпринять. Обхватываю его член и аккуратно направляю в свой рот, поддразнивая нижнюю часть кончиком языка. Все тело Дорнана до сих пор трясет, но он стонет и убирает пистолет в сторону, второй рукой проводя по моим волосам. Я продолжаю. Спасибо, мне, по крайней мере, не приходится на него смотреть. Я притворяюсь, что мы другие люди, в другом месте. И это упрощает задачу. Вздыхаю с облегчением, когда пистолет падает на пол, и Дорнан обеими руками хватает меня за голову.

— Детка, — стонет он, ритмично раскачивая бедрами. Его член как всегда твердый.

Я беру его настолько глубоко, насколько позволяет мой рот, и Дорнан внезапно напрягается.

— Ох-х-х, — слышу, как выпаливает, пока горячая сперма покрывает заднюю стенку моего горла. Каждая мышца в моем теле жестко напрягается, чтобы я не задохнулась. Неожиданно охватывает клаустрофобия. Ощущение ловушки, которое исходит из моего рта во время всего своего путешествия вниз к желудку.

Дорнан отшатывается назад. На красивом лице мужчины застыла улыбка. Я тяжело сглатываю, оглядывая комнату на предмет чего-то, чего угодно, чтобы избавиться от его вкуса в моем рту. Я замечаю свой полувыпитый утренний кофе, мирно покоящийся на тумбочке. Понятие не имею, как он сюда попал. Тянусь к нему и делаю глоток холодной жидкости, вздыхая, когда она наполняет мой рот сахаром и горечью. Я замечаю что-то на чашке и приглядываюсь.

Вздрагиваю.

Мелкие брызги крови покрывают пластик, и я бросаю чашку на пол, словно она обожгла меня.

Переворачиваю руку, чтобы увидеть пятна крови, оставшиеся на моей ладони. Какая мерзость. Вытираю руку о темные простыни. Я поднимаю глаза и вижу, что Дорнан уже вырубился лицом вниз на кровати. Это не заняло у него больше десяти секунд.

Заканчиваю оттирать ладонь, выуживаю пару узких джинсов и огромную черную футболку с черепом и скрещенными костями из моего чемодана у края кровати. Быстро одеваюсь и на цыпочках, так тихо, как могу, выхожу из комнаты. Направляюсь к крыше и поднимаюсь, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Мне нужен свежий воздух в легких, иначе я закричу.

Толкая дверь пожарной лестницы, громко ахаю. Я делаю два шага наружу, когда осознаю свою ошибку, решив посетить место казни Майкла. Пытаюсь отступить назад, только обнаруживаю, что забыла подпереть дверь. Дерьмо. Я застряла здесь, с полуденным солнцем, какое нещадно жарит мой череп, и кровью под ногами.

По крайней мере, они унесли тело.

Не могу смотреть на пол, потому что меня вырвет, а в желудке уже ничего не осталось. Бетон еще влажный после чьих-то попыток смыть кровь, и я съеживаюсь, думая о крови бедного парня, которая теперь покрывает всю поверхность крыши микроскопическими деталями. Сосредотачиваюсь на морском бризе передо мной, ярком свете полуденного солнца над головой, океане, лениво омывающем берега в нескольких кварталах отсюда. Я так поглощена мыслями о виде, прислонившись к бортику крыши высотой с мою талию, а ладони впиваются в острые кирпичные края, что почти падаю за борт здания, когда слышу грохот позади себя.

Вздрагиваю, поворачиваюсь, чтобы посмотреть, откуда исходит шум. Это Джейс. Он выглядит обеспокоенным. Как только я вижу его, почти плачу. Но сдерживаюсь. Я проглатываю горькие слезы и возвращаюсь к виду на Венецианский пляж, не способная или просто не желающая смотреть на него — не совсем уверена, что именно. Чувствую, он занимает место рядом со мной, и отклоняюсь, когда проводит чем-то перед моим лицом.

— Эй, — говорит, придерживая меня легким прикосновением ладони к моему плечу. — Я почистил твои очки. Не упади с крыши, хорошо?

Забираю свои солнцезащитные очки и надеваю их с облегчением: пульсирующее солнце теперь немного менее интенсивно.

— Где ты была? — спрашивает.

Я вжимаю пальцы в острые кирпичи, чтобы не сломаться.

— С твоим отцом, — огрызаюсь.

Теперь я та, кто дрожит. Кожа скользкая от пота, и тепло исходит от меня, но мне так холодно, что зуб на зуб не попадает.

— Эй, — произносит Джейс, и я слышу беспокойство в его голосе. — Иди сюда, — прижимает руку к моей пояснице, как бы уводя от края. Вздрагиваю, уклоняясь от его прикосновений. Он поднимает ладони в жесте «я сдаюсь» и пожимает плечами.

— Я просто хотел предложить тебе присесть, вот и все, — объясняет он. — Ты голодна? Могу принести тебе чего-нибудь из еды.

Еда. Мой желудок решает за меня. Я слепо следую за Джейсом к оранжерее, спотыкаясь босыми ногами о слишком длинные джинсы, на цыпочках вокруг самой влажной части бетона — части, где Майкл Тревин истек кровью.

— Сюда, — указывает на изношенное коричневое кожаное кресло, которого вчера еще не было. — Присядь здесь. Я принесу тебе поесть. Даже отсюда я слышу, как твой чертов желудок урчит.

Опускаюсь в кресло, благодарная за снятую нагрузку с моих ног. Я сжимаю кожаные подлокотники, и время проходит. Сколько, я не уверена. Единственная точка отсчета, имеющаяся у меня, — солнце, которое сдвинулось с верхнего уровня и теперь прямо перед моим лицом. По моим подсчетам, около пяти часов дня, когда внезапно мысль врезается в мозг, как грузовой поезд.

Эллиот.

Дерьмо. Мне нужно позвонить ему. Необходимо навестить его. Прямо, мать твою, сейчас. Желание сбежать из этого места вызывает зуд по всему телу. Я хочу выбраться отсюда. Я хочу выбраться отсюда. Яхочувыбратьсяотсюда.

Джейс возвращается через некоторое время, удерживая тарелку с тем, что по виду напоминает мясную запеканку и картофельное пюре. Пахнет моим детством.

Черт. Я не смогу это сделать.

— Кэрол как раз подает обед парням, — говорит он, вручая мне тарелку с вилкой. Я беру тарелку. Мой голод побеждает эмоции, которые возникают от перспективы, что моя мать готовит это блюдо для братьев Росс в нескольких комнатах отсюда, пока я отсасываю у убийцы моего отца. Опустошаю тарелку в рекордно короткие сроки и на миг задумываюсь, не вылизать ли ее дочиста. Если бы я была одна, точно так и сделала. Ставлю миску на ноги и тупо гляжу перед собой.

— Ты в порядке? — спрашивает меня Джейс. В его голосе слышится страх.

— Нет, — отвечаю.

— Я говорил тебе, иногда мой отец бывает чертовски одержимым. Просто… будь осторожна с тем, что говоришь ему, ладно?

Безучастно киваю, кусая губу.

— Сожалею о том, что случилось. Правда. Мои братья — они такие же, как он. Порой словно животные.

Я знаю.