Город (СИ) - Белянин Глеб. Страница 20

Павел начал прислушиваться. Фёдор продолжал:

— Как огромное паровое облако, выплыло оно из кучи других облаков, прорывая небесное полотно. Несколько минут они стояли и видели, как дирижабль пролетал по небу, будто бы скользя по льду, а после растворился в небытии.

— К чему ты это, дядя Федя? — Паша поднял взгляд на писателя, утирая сопли рукавом.

— Всем нам куда-нибудь отсюда хочется. Из этого проклятого Города. Нет, не останавливай меня, я не боюсь. К тому же, даже если сейчас из неоткуда появятся патрульные, то тебя они не заберут. Не за что тебя забирать. А я вот молчать не буду и хотя бы тебе скажу, хотя бы тебе открою душу, что я тоже кое-куда хочу, хочу на этот самый дирижабль, что как паровое облако летит по небу. Хочу к этим инженерам, хочу жить вместе с ними, хочу стать одним из них. Возможно, именно они смогут спасти нашу планету от тотального вымирания.

— А может их и нету? Может…

— Нет, они есть. Они точно есть, Паша, я это точно знаю. Даже не пытайся меня в этом переубедить. Это не легенда и не байка, я уверен, что дирижабль существует. Знаешь, в молодости я прочитал много книг, и каждая из них была как отдельная вселенная. И вот, что я тебе скажу, сынок: если ты веришь во что-то, значит это существует. И никак иначе.

— Что-то я не понимаю, дядь Федь, — Павел смотрел на старика.

— Ну вот послушай, ведь как ты можешь определить, что мы с тобой существуем?

— Ну как же как? Я вижу вас, вижу свои руки, вижу эту тарелку супа, — он взял в руки и приподнял в воздух уже остывшую чашку супа, положил на место.

— Вот именно. Всё это чувства. Так почему, скажи, ты думаешь, что это всё существует? Я прочитал очень много книг, а особенно художественных, и в каждой книге есть свои персонажи. Их может быть много, может быть мало, они могут быть скучными или интересными, а их приключения могут быть захватывающими или наоборот безнадежными, но все они не понимают, что находятся в книгах. И всегда описано то, что они чувствуют, что думают, как поступают. Так с чего ты взял, сынок, что ты сам не находишься, словно заточенный в темницу, внутри какой-нибудь книги? Как ты можешь это доказать?

— Ну, я точно знаю, что я не внутри книги. А если это и правда так, то какая-то это не очень хорошая книга. Зачем мы страдаем? Для чего? Если бы я писал книги, я бы написал миллион вселенных, где все были бы счастливы и подарил бы людям столько еды, сколько они заслуживают. Я бы не стал убивать маленьких ни в чем неповинных девочек в самом начале своего рассказа.

— Не знаю прав ты или нет, но точно знаю, что у всего есть свои цели. Я ведь тоже не собираюсь писать веселую книгу, понимаешь? А делаю я это для того, чтобы показать людям что-то, чтобы что-то дать. В конце концов, не всем же радоваться. Нужно кому-то и грустить. Так что, — старик хлопнул по столу. — Я верю, что существуют инженеры, парящие на облаке, как-бы смешно это не звучало. И они спасут нас.

— Но как?

— Разморозят землю. Может быть не разморозят, может быть придумают что-то другое, какой-то другой выход из сложившейся ситуации. Но я точно знаю, что пока я в них верю, они есть, также как и герои одного моего любимого рассказа. Пока я в них верю, они есть и способны на всё.

— На всё, на всё?

— На всё и даже больше. Главное, верить.

— Дядь Федь.

— А?

— А вы можете поверить в меня?

— Я и раньше верил и сейчас верю, Паш. А что тебе нужно сделать такого, что тебе так понадобилась моя вера?

— Спасти своих родителей, — отважился Павел Скрипач, на днях потерявший работу, и замер в ожидании реакции Фёдора Абросимова, старого писателя, которому не доверяют в узких кругах и которого принимают за дурачка в широких.

* * *

— Ты не знаешь, что такое Оазис? Как ты живёшь? — Воспрянул Щека.

— Не знаю, честно. Это вроде как место в пустыне такое, но что оно означает?

— Да, оазис это место в пустыне, но тут у нас тоже своего рода пустыня, только из снега и льдов, и у нас тут есть свой Оазис.

Эмиель обернулся на них, посмотрел на Щеку недобро и пошёл дальше. Пётр и Щека продолжали диалог:

— Ходит легенда, что есть такое место, которое зовётся Оазисом. Это клочок земли, который выжил и не подвергся всеобщему замерзанию. Как? Неизвестно. Но оно есть.

— Почему ты так уверен?

— Ну потому что на наших картах очень много слепых пятен, не говоря уже о том, что и сами карты не особо то большие. И этот новый мир ну просто до жути заполнен аномальными бурями, снежными впадинами как та же самая котловина, и другим. А на каждые действия есть противодействие, мне кажется. Где-то там, может быть совсем рядом с нами, есть чудом выживший клочок земли. Если не веришь, то когда придём в Город, я найду нужных людей и познакомлю тебя с ними. Это исследователи, которые так же как и ты отбились от основной группы, затерялись в снегах и уже давно были бы мертвы, но абсолютно необъяснимым образом они выживали. Да, да, попадали в эти самые слепые пятна, специально шли туда, ибо знали, что до Города им уже не добраться, а так хоть шанс есть. Доходили и всё своими глазами видели. Что видели? Ну, этого я тебе не объясню, Петь, пусть уж лучше эти люди сами тебе объяснят, что они там видели. По крайней мере одного человека, который побывал в Оаизисе я точно знаю.

— Знал, — бросил Эмиль, не поворачивая головы. — Мы с тобой знали.

Щека проигнорировал его замечание, взглянул на лицо Петра, которое выражало недоумение и поспешил его развеять:

— Он говорит о Годрике. Бывший член нашего отряда. Хороший был мужик, я только из-за его слов и верю в Оаизс, он не мог врать. Эх, вот может и Рыжий сейчас где-то там, забрёл случайным образом в слепое пятнышко на карте, вывела его судьба Фортуна на тропку, и попал он в Оаизис.

— Слушай, Щёк, не сули журавля, дай синицу в руки.

— Твоё задание, — крикнул самый тучный член отряда, на плечах которого взгромоздился баул с брезентом и вещами. — И есть синица в руках. Ты не мечтаешь, Эм, а не мечтать вредно. Ты просто выполняешь данное тебе задание, а когда приходит время сделать решение, ты прикрываешься этим заданием, так тебе легче всего. Но самый лёгкий путь — не всегда самый верный.

— Спасибо, что открыл мне глаза, — хмыкнул Эмиль, снова не поворачивая головы.

Он шёл в паре метрах впереди, ветра почти не было, что было удивительно, и они свободно обменивались словами.

В пути они были уже довольно длительное время, поэтому собачий холод пробирал их до костей. Мороз словно армия совершал нападения на крепости одежды. Слой за слоем рушились крепости к ногам этой армии, и ничего не мог поделать с этим человек. А в самом центре, в самом ядрышке, находилась крепость Человечность. Разрушить её порой было легче лёгкого, легче крепости Куртка или крепости Шуба, а временами это сооружение могло выдержать и несколько атак армии Мороза, выдержать и длительную осаду, и любые другие нападки. Но кое-что объединяло все эти крепости Человечности. Рано или поздно на вершине одной из их башен начинал вихриться белый флаг.

Эмиль чувствовал, что сейчас убьёт кого-нибудь, если не согреется. Совершать вылазку ради поиска Рыжего — он считал не только не благоразумным, но и очень опасным решением. Его пальцы на ногах и руках немели, губы не слушались, ноги деревенели всё сильнее и сильнее. Он не был мечтателем по натуре и был крайне далёк от всей этой темы с Оазисами и слепыми пятнами. Всё, чего он хотел сейчас, чего скорее всего хотели все члены экспедиции, так это укрытия. Даже если легкого, но устроить привал хотя бы на десять минут. Они брели уже очень долго, а тот случай с котловинной выбил у них маршрут из под ног, нужно было доставать карту и смотреть путь заново. Они были далеко от охотничьих угодий и далеко от дуги, опоясывающей ту дыру, но троица сейчас больше боялась не диких зверей, а вездесущего холода.

Они выкатились из-за холма, солнышко, опускающееся к горизонту, игриво бегало по снегу.