Страсть Волка (СИ) - Адьяр Мирослава. Страница 4

Прямо впереди, среди острых пик и изломов серых скал, расположился замок: белоснежный, будто выточенный из одной колоссальной глыбы снега и льда. Острые шпили царапают хмурое, тяжелое небо, налитое синевой и закатным багрянцем, а где-то за ним, вдалеке, я отчетливо слышу шум воды.

На новый дом одновременно страшно и неловко смотреть.

Замок напоминает мне дракона, что затаился среди камней в ожидании добычи, и вокруг, насколько хватает глаз, расстилаются заснеженные земли. Только справа, вдалеке, курится тонкий дымок.

— Добро пожаловать в Волчий Клык, дорогая, — Альгир прикрывает меня от порывов ветра и даже не морщится от холода. Рядом с ним я кажусь себе изнеженной и неприспособленной к подобной жизни, как хрупкий цветок выброшенный на мороз из сада матушки. — Все это теперь и твое тоже.

Капитан улыбается, а я не могу оторвать взгляд от замка.

Волчий Клык, значит.

Очень уж подходящее название.

Глава 2

Мчусь через заснеженный лес, взметаю вокруг себя белоснежные жгуче-холодные хлопья и пытаюсь закрыться рукавом рубашки от летящей в лицо крупы. Давно уже не чувствую ступней, проваливающихся в кипящую белизну, израненных острыми ледышками и промерзшей черной землей. Сердце колотится в груди, бьется о ребра, пытаясь выломать их, раздробить, вырваться на волю и броситься прочь от проклятого места, оставшегося за спиной. Над головой разносится пронзительное “кар” и свист морозного ветра, а впереди — густые тени, от которых нет спасения.

Ветки деревьев, как живые, хватаются за одежду, рвут в клочья тончайший шелк и дергают из стороны в сторону, нарочно пытаясь свалить меня в снег.

Рвусь вперед, до хруста костей, до треска, до растянутых жил, и отбрасываю прочь цепкие черные ветки-пальцы, чтобы уже через секунду вывалиться на гладкий камень моста.

“Мы сегодня его уже проезжали, — громыхнуло в голове. — Это дорога к Волчьему Клыку”.

И правда, противоположная сторона была чуть выше леса, из-за чего в первый раз мне показалось, что замок окружен только белизной снегов и скалами, но стоило подъехать к краю колоссальной расщелины, где на дне плясали темные волны, как взору открылось невероятное зрелище.

Бесконечность мохнатых елей, тянущихся от самого края до замка, растекающихся полотном серебристо-зеленого моря.

Сейчас же белокаменный мост кажется мне непреодолимой, покрытой льдом преградой. Опора уходит из-под ног — и я падаю навзничь, крепко приложившись головой о холодные плиты. Мир рвется, как прогнившая ткань, разлетается обугленными клочками в стороны и искажается, когда я приподнимаюсь на локте и смотрю в направлении леса.

Среди массивных стволов воздух гораздо темнее и ходит ходуном, закручивается тугими спиралями.

Темнота корежит деревья, сдирает кору, оставляя на белой мякоти густые маслянистые потеки, скользит по оставшимся в снегу следам черными влажными языками. Что-то там движется, в этой непроглядной мгле.

Сверкает алыми глазами, усмехается криво, демонстрирует острые зубы-иглы.

Враг приближается медленно, облизывается, скалит жуткую пасть, а я не могу даже закричать, потому что не хватает воздуха и в горле сухо — не сглотнуть.

Шаг назад — робкий и неуверенный. Камни скользят под израненными ступнями, жадно впитывают кровь, сочащуюся из порезов и царапин. Мрак неумолимо надвигается, но не нападает — он играет с загнанной в угол жертвой и оттягивает последний удар, который, я не сомневаюсь, разорвет меня на части.

— Куда же ты бежишь, маленький жаворонок? — рокочет темнота, а вокруг медленно открываются сотни глаз, и мгла живет, тянется ко мне, пытается ухватить за подол рубашки и заставляет вскрикнуть и отступить еще на шаг.

“Я смогу перебраться на другую сторону!” — колотится в голове горячечная мысль.

Резко развернувшись, я бросаюсь вверх по мосту, отчаянно цепляясь за оледеневшие перила.

— Ты что, не видишь? Дальше бежать некуда, — смеется тьма, а я застываю прямо посреди пустоты, и под ногами клубится бесконечное ничто. Даже воды не видно и не слышен тихий шелест волн.

Мрак повсюду: сдавливает раскаленными тисками, рвет рубашку, наматывает волосы на блестящую плеть и поворачивает так, что я смотрю прямо в алые глаза чудовища, пришедшего сожрать меня. Длинный раздвоенный язык проходится по шее, вызывая внутри волну холодного, колкого отвращения. Тварь принюхивается, глаза полыхают удивлением и обжигающей ненавистью.

Ворот рубашки трещит и рвется в клочья, обнажая плечи и грудь. Острый черный коготь скользит по коже, очерчивая узор под ключицей, которого там никогда не было! Опустив голову, я вижу тонкий круг с зажатым в нем изображением волка: простеньким, но узнаваемым.

Тварь с ревом бьет меня по лицу, сбивает с ног и обматывает черные щупальца вокруг горла. Я дергаюсь в сторону, захлебываюсь криком и впиваюсь пальцами в темноту: мечу в алые глаза, но не причиняю странному существу никакого вреда. Оно будто лишено тела, но может спокойно ломать кости и сдирать кожу.

Мимо проносится зыбкая, размытая тень — и темнота ревет от боли, отшвыривает меня прочь, к перилам. Затылок врезается в лед — и мир растекается перед глазами тусклой тошнотворной зеленью. Из последних сил я цепляюсь за ускользающие обрывки сознания, дрожу от ужаса и плачу навзрыд, наблюдая, как огромный черный волк кружится вокруг неизвестного врага.

Зверь рычит и клацает внушительными клыками, но мрак только хохочет и с легкостью уворачивается от любого, даже самого изощренного, удара.

Мост трясется, подо мной в стороны расходится сетка тонких трещин.

— Встань, — шиплю я самой себе и медленно поднимаюсь на ноги, едва удерживая равновесие и борясь с накатывающей тошнотой. — Беги!

Прочь! Прочь отсюда…

Не успеваю сделать и десяти шагов, как мост издает протяжное “врум” и камень уходит из-под стоп, позволяя мне рухнуть в пустоту.

Горло сдавливает удушающий спазм, запечатывая рвущийся наружу вскрик; несусь вниз с такой скоростью, что нет сомнений — расшибусь о воду и костей не соберут потом.

— Нанна! — врывается в уши протяжный, полный боли крик.

— Не найти тебе ее, проклятый принц, — шипит тьма в ответ. — Никогда!

Никогда…

Вода встречает меня холодом и болью, агонией и сломанными костями.

Я еще слышу, как над головой кто-то кричит мое имя, но разве это имеет значение?

Все, что остается, — отдаться стуже и позволить ей ворваться в легкие, поселиться в груди и утащить на самое дно, где нет ничего, кроме застывшей тишины.

Резко открываю глаза и бессмысленно таращусь в изрисованный тенями потолок. Пальцы стискивают краешек покрывала с такой силой, что дрожат руки, и стоит опустить тяжелые веки, как под ними вспыхивают самые настоящие радуги и мечутся красные мошки. Где-то под горлом глухо и болезненно колотится сердце, а волоски на руках стоят дыбом от пронзительного чувства падения, пришедшего из кошмарного сна.

Рядом, у кровати, подрагивает огонек свечи, а в комнате стоит такая густая тишина, что хоть ножом ее режь. Незнакомый запах щекочет ноздри, но я не могу повернуть голову, чтобы найти его источник. Все тело онемело, превратившись в неподвижное каменное изваяние.

Несколько раз глубоко вздохнув и прикрыв глаза, я напрягаюсь и приподнимаюсь на постели, упираясь локтями в белоснежные простыни.

Что это было? Сон казался таким реальным, таким осязаемым, что я все еще чувствую жжение на коже там, где видела странный рисунок.

Я даже оттягиваю горловину рубашки вниз, чтобы убедиться.

Ничего! Чисто.

Но во сне там точно был рисунок!

Запустив пальцы в растрепанные волосы, я с удивлением ойкаю, когда что-то острое впивается в ладонь. Выпутываю из густых прядей длинную черную щепку, которая никак не могла оказаться в комнате, потому что окна наглухо закрыты и я совершенно определенно не хожу во сне.

Вздрогнув всем телом, я вскакиваю с кровати и в два шага преодолеваю расстояние до камина, где мне слабо подмигивает охряное пламя.