Страсть Волка (СИ) - Адьяр Мирослава. Страница 6

— Это зашарские светляки, — говорит мужчина, будто спиной чувствует мой интерес. — Люди пустыни используют их, чтобы греться и готовить пищу, когда пламя костра может выдать их присутствие.

Устроившись на табурете, я провожу ладонями по столешнице — гладкой, как шелк, отполированной, натертой до зеркального блеска сотнями прикосновений.

Передо мной выстраиваютя всевозможные пузатые склянки из синего стекла, и Имран открывает их по очереди, позволяя понюхать содержимое. Названия сливаются в голове в один сплошной гул, от которого ломит виски, а через мгновение мужчина останавливается и смотрит на одну из дальних банок.

— Вот этот подойдет, — говорит он тихо и, подхватив мерную ложку, отправляет в котел выбранный чай.

Повернувшись, он бросает на меня какой-то странный, тоскливый взгляд. Вся веселость испаряется в один момент, тонет в горькой зелени сверкающих глаз, и мне кажется, что они светятся изнутри так же, как горячие пустынные камни.

— По правде говоря, — начинает мужчина медленно, — у меня к вам есть серьезный разговор, Нанна.

Он ждет какой-то реакции, вопросов, возможно, возмущения. Все-таки называть будущую хозяйку по имени — дерзость для слуги; но, не получив в ответ ничего, кроме искреннего удивления, Имран неумолимо меняется, в его глазах будто угли разгораются и вспыхивают падающие звезды.

Я невольно ерзаю на табуретке и охаю от резкой боли в груди, что прошивает меня до самых лопаток и рассыпается ворохом раскаленных иголок.

Кожей ощущаю пристальный взгляд мужчины, но смотрит он не в глаза, а скользит ниже, там, где я видела во сне странный рисунок.

— На вас метка, Нанна, — тихо говорит Имран и складывает руки на широкой груди. Вся его фигура как-то странно искажается, спина уже не такая прямая, как всего секунду назад, — будто мужчина согнулся под непосильной ношей и никак не может разогнуться, чтобы сбросить груз с плеч.

Я застываю, склонившись над отполированным столом. Не ослышалась ли я? Не показалась ли мне эта странная фраза? Словно громом пораженная, невольно сжимаю платье на груди и чувствую, как в ладонь толкается что-то теплое, будто под кожей перекатывается плотный, нагретый солнцем клубочек шерсти.

Имран медленно достает из ближайшего шкафа две чашки и наливает в них чай массивным половником. Мужчина двигается уверенно и плавно, а меня колотит, как в лихорадке, и из горла вырываются рваные вздохи и хрипы.

Я задыхаюсь. Не могу протолкнуть в легкие загустевший воздух.

— Хранительница магов и магических сил. Знаете, как ее зовут?

Что?..

О чем он говорит?..

— Королевство Эронгары, объединявшее семь из двенадцати великих островов и бесславно павшее два столетия назад, почитало ее как великую богиню, ведь чародейство в нашем мире — главенствует над всем.

— Инлада, — прохрипела я, не понимая к чему ведут эти вопросы. — Мать всех магов.

— Правильно, — Инмар широко улыбается, будто я отвечаю на экзамене и от этих ответов зависит моя жизнь. — И самым редким даром были "глаза Инлады", позволявшие видеть суть вещей.

— Зачем вы все это рассказываете? — я нервно отхлебываю из протянутой чашки, обхватываю ее дрожащими ладонями и никак не могу справиться с накатывающей паникой. — Вы собирались прочитать мне серьезную лекцию по истории?

— Нет, я лишь готовлю вас к тому, что "вижу". Я был награжден “глазами Инлады”. Или проклят ими — тут смотря с какой стороны посмотреть, — Инмар невесело усмехнулся. — Я увидел метку, как только вы переступили порог Волчьего Клыка. Вам нельзя оставаться здесь, Нанна. Альгир давно вас искал и не пощадит ни вас, ни вашу семью.

Это все дурной сон. Еще один!

— Это какая-то шутка?! Мы с капитаном Альгиром помолвлены!

— Вы — далеко не первая невеста.

Я так и замираю с разинутым ртом, силясь выдавить хоть слово. Имран смотрит с жалостью, отчего становится только хуже.

— Я не понимаю…

— Что вы знаете о капитане, Нанна? Помимо того, что он может помочь вашей матери.

— Вы и об этом в курсе?

Мужчина не отрицает — просто едва заметно пожимает плечами, будто говорит, что здесь нет таких секретов, о которых он бы не знал. И, возможно, у самого Альгира нет тайн от своего преданного слуги.

Что, если это какая-нибудь проверка? Могу ли я этому мужчине доверять? Одно неверное суждение или вывод — и у добросовестного Имрана есть повод донести до хозяина, что невеста у него ненадежная.

— Альгира назначил капитаном-регентом Таселау правитель Кидонии. Бывшего королевства Эронгары, — добавляю шепотом. — Альгир всегда славился своими целительскими талантами. У него множество знакомых лекарей, способных, по их словам, даже мертвого из могилы поднять. О том, что у капитана раньше были невесты, — я не знала. Матушка не посвящала меня в такие… тонкости.

Давлю смешок и несмело смотрю на Имрана, но он остается таким же серьезным.

— Вы не были удивлены тем, что капитан выбрал именно вас?

— Я…

— Внезапный акт доброй воли, от такого влиятельного человека, да еще так вовремя.

Я что-то лепечу, будто оправдываюсь, но на самом деле не знаю, что ответить вразумительного.

Матушка поставила меня перед фактом, который даже не обсуждался, и я приняла это, потому что болезнь развивалась, а брак с самым известным лекарем на всех двенадцати великих островах — путь к исцелению.

Я видела Альгира редко, когда он осчастливливал наше поместье своими визитами, и капитан — предельно обходительный, но при этом закрытый и отстраненный — не походил на человека, который женится на первой попавшейся девушке, но меня это совершенно не волновало.

Как не волновало и то, что он сделал предложение после первой же встречи, на приеме в честь дня рождения правителя Кидонии.

Вопрос Имрана ставит меня в тупик, и я почти слышу, как в голове начинают скрежетать шестеренки, разболтанные кошмаром.

— Альгир выбрал вас не случайно, вы — особенная женщина, Нанна. Волк отметил вас, — говорит мужчина, медленно отпивая из своей чашки. — И именно это подтолкнуло капитана действовать. Забрать вас, спрятать от проклятого принца и… лишить его возможности снять проклятье. Навсегда. Вы же понимаете, что я имею в виду?

Я невольно усмехаюсь и бросаю взгляд на дверь. Прикидываю, успею ли сорваться с места и сбежать. Вот только куда? В комнату? Рано или поздно придется из нее выйти и встретиться с реальностью, какой бы она ни была.

— Зачем вы мне все это рассказываете? Вы же, вроде как, Альгира вырастили. Разве не вы — его преданный слуга? И в огонь, и в воду — вот эта вот вся история?

— Я устал, — вдруг говорит Имран, и я понимаю: и правда устал. Невыносимо, тяжело, отчаянно вымотался, и все в нем — взгляд, движения, даже то, как он держит проклятую чашку с чаем, — кричит о бесконечной борьбе. Не с Альгиром, нет. С самим собой. — И увидев вас в коридоре, такую беззащитную, я не мог молчать. Я и так делал это слишком долго. Хотя, возможно… нет, я не смел говорить!

— Имран… Вы же осознаете, что ставите меня в двусмысленное положение и ваши слова остаются лишь словами? Если вы в самом деле наделены даром видеть суть вещей, то сможете с легкостью меня понять.

Цепляюсь за здравый смысл. Пытаюсь вести себя так, как и повел бы себя любой разумный человек: требую доказательств, которых не может быть, если Имрана просто подослали для проверки.

Но мужчина не отнекивается, не возражает и ничего не говорит, только смотрит так пронзительно, что хочется сорваться с места и бежать прочь, спрятаться в спальне и никогда не выходить.

— Разумеется, — Имран отставляет чашку в сторону. — И мне есть что вам показать.

Мне уже и не интересен замок, не интересны коридоры и переходы, лестницы и обитые деревом стены, безразличны портреты. Иду за Имраном, как привязанная, и смотрю только на его широкую спину. Вдруг обманет? Вдруг все это очередной мучительный сон? Может, стоило просто отмахнуться и вернуться в комнату, скрутиться клубочком под одеялом и думать-думать-думать, что происходящее мне лишь показалось и все совсем не так? Дождаться утра, первых рассветных лучей, которые всегда несут с собой облегчение, смывая ночные кошмары и даруя ясность ума.