Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 37

– Очень интересно. И где же случилось это самое происшествие?

– Некоторым образом, в Мангазее.

– Что вы говорите! И как давно?

– Прошедшим летом, государь.

– И вы уже получили известия об этом деле? Может быть, оно не такое уж и незначительное, как вы говорите!

– Ну что Вы, Ваше Величество! Называя этот инцидент маленьким, я, прежде всего, имел в виду Вас. Понятно, что для такого великого монарха, славящегося на всю Европу своими свершениями, все это сущие пустяки. Но для нас – бедных негоциантов, это практически катастрофа!

– Переходите к делу, сэр Джордж, а то я, чего доброго, заплачу, – усмехнулся я на эти словесные эскапады, и англичанин, сообразив что перегнул палку, принялся излагать суть дела. – Дело в том, государь, что Ваш мангазейский воевода – князь Буйносов незаконно арестовал и ограбил честного негоцианта Роберта Барлоу. Список украденного у меня с собой.

– Какой ужас!

– Именно так, Ваше Величество, но я смею надеяться, что вы примете необходимые меры и примерно накажете наглеца, поставившего под угрозу добрососедские отношения между нашими странами!

– Это всё?

– Также, – безапелляционным тоном добавил Кингсли, – мы смеем надеяться на возмещение ущерба.

– Даже так?

– Разумеется! В просвещённой Европе это обычная практика…

– Господин посол, – прервала его излияния Катарина.

– Да, Ваше Величество.

– Ваш красочный рассказ так взволновал Нас, что Мы намерены учинить самое строгое дознание по этому делу, дабы выяснить виновных и отнюдь не допускать подобного впредь.

– О, Ваше Царственное благоволение просто бальзам для моего израненного сердца!

– Кроме того, – продолжила царица, не обращая внимания на славословия коммерсанта, – мы желали бы лично выслушать беднягу Барлоу и выразить ему Наше сочувствие.

– Вы, Ваше Величество, не представляете как мне приятно слышать эти милостивые слова. Однако должен заметить, что господин Бароу не может сейчас прибыть к Вашему двору, поскольку находится в море…

– Вы же сказали, что он арестован?

– Э… да, он был арестован, но его уже отпустили…

– Кто отпустил?

– Воевода Дмитрий Погожин.

– Этого не может быть, – усмехнулся я. – Стольник Погожин уличен в государственной измене и издан указ о его поимке.

– Я не знал об этом, – смешался посол.

– А как вы вообще узнали о злоключениях вашего соотечественника? Мангазея далеко, а ваш друг, как вы говорите, в море. Кстати, не родственник ли этот самый Барлоу бывшему главе местного отделения компании?

– Племянник, Ваше Величество. А позволено ли мне будет спросить, в чем вина воеводы Погожина?

– Ну какие между нами секреты, дорогой сэр, – подарил я англичанину самую любезную из своих улыбок. – Сей изменник, уличен в продаже огнестрельного оружия немирным самоедам, за что у нас полагается смертная казнь. Кстати, есть сведения, что ему в этом помогали некие иноземцы. Если эти сведения подтвердятся, то сиих воров ожидает пытка, а затем кол.

– Я совершенно уверен, – с каменным лицом отозвался Кингсли, – что никто из подданных короля Иакова не замешан в столь беззаконном деле!

– Мы тоже в этом уверены, – царственно наклонила голову царица. Я тоже кивнул, давая понять, что аудиенция закончена, после чего англичанин с поклоном положил челобитную с перечислением потерь господина Барлоу, и, изящно помахав шляпой, попятился к выходу. Как только за ним закрылась дверь, Катарина нахмурилась и вопросительно посмотрела на меня.

– Что в этом списке?

– Известно что, – пожал я плечами. – Всё что нажито непосильным трудом, три замшевых куртки, три…

– Какие куртки?

– Да так, не обращайте внимания, – чертыхнулся я про себя и, чтобы скрыть оплошность, взялся за документ.

Список и впрямь поражал размерами и скрупулезностью. В нем наличествовали даже нижние рубахи с голландскими кружевами, и, конечно же, «индийские самоцветы», привезенные из жарких стран!

– Индийские? – округлила глаза царица.

– Ну не писать же им, что камни нелегально добыты в наших землях?

– Кстати, о камнях, Ваше Величество, – пытливо взглянула на меня Катарина. – Могу я рассчитывать на Вашу откровенность?

– Конечно, моя госпожа! Смею уверить, что даже со своим духовником я не столь откровенен как с Вами.

– Приятно слышать.

– Спрашивайте.

– Возможно мне показалось, но вы совсем не удивились тому, что Буйносов принес вам драгоценные камни. То есть, вы конечно удивились, но не самому факту, а скорее количеству оных, не так ли?

– Э… – смешался я, – боюсь, вы ошибаетесь. До сей поры я не имел никаких сведений о подобных находках. То есть, я нисколько не сомневаюсь, в том что недра нашего царства чрезвычайно богаты. В частности, на том же Урале определенно есть медь, железо и много чего ещё, но вот самоцветов я никак не ожидал увидеть. А равно золота, серебра или чего-либо эдакого.

– Жаль, – пожала плечами царица. – Золото или серебро нам бы не помешало. Впрочем, медь и железо так же подойдут. Что вы намерены делать?

– Пока ничего. Как только наступит лето, отправлю в Мангазею большой отряд с опытными воеводами и дьяками. Пусть разберутся на месте, а до той поры буду сочувственно внимать жалобам англичан.

– Вы не склонны преувеличивать значение Барлоу?

– Дело не в этом. Просто стабильный путь по Волге в Персию сейчас для Московской компании куда важнее, чем рискованная навигация в Обской губе.

– Вы уверены?

– Вполне.

– Что же, Вам виднее, – не стала спорить Катарина. – Если никаких дел больше нет, то я с Вашего позволения удалюсь.

Тати нагрянули в Щербатовку рано утром. Уже несколько недель молодожены тихо и спокойно жили вдали от всех в родовой вотчине жениха. Быт их постепенно наладился. Князь Дмитрий был ласков и даже немного робок со своей женой, да и Алёна постепенно привыкала к своему новому положению. Поплакала, конечно, в подушку, не без этого, но такое уж у невест дело, плакать, провожая свое девичество.

Терем их был стар, но ещё крепок, вот только тын вокруг него покосился. Через него-то и проникли во двор несколько злодеев с замотанными тряпьем лицами. Вооружены разбойники были дубьем, да топорами и лишь у одного из них была сабля и пара пистолей за поясом. Первой жертвой их нападения стал старый привратник дед Ероха, пошедший глянуть на кого брешет собака и тут же сраженный ударом дубины.

Почуяв запах крови, тати кинулись вперед и принялись крушить все на своем пути. Сразу же раздался шум ударов, яростная ругань, жалобные стоны раненых, заголосили бабы. Часть нападавших, впрочем, не стали связываться с дворней, а полезли сразу на господскую половину. К счастью двери оказались закрыты, и пока налетчики выбили их, князь Дмитрий и его ближние слуги успели взяться за оружие.

Едва тяжелая дверь слетела с петель, холоп Митрошка, прошедший с хозяином не одну сечу, подскочил к образовавшемуся проему и ловко ткнул, здорового мужика с топором кончиком сабли. Тот, заревев в ответ, медведем попер вперед и, получив еще несколько ранений, грохнулся-таки на тесаный пол, обильно оросив его своей кровью. Однако с шедшим за ним главарем так просто сладить не получилось. Ловко увернувшись от клинка Митрофана, он с размаху полоснул его по горлу своей саблей и тут же вьюном отскочил в сторону и рубанул замешкавшегося старика, когда-то служившего дядькой юному княжичу.

– Бей! – весело заорал он, подбадривая своих спутников.

Приободрившись, те бросились вперед, и наткнулись на самого Щербатова. Первого татя, князь застрелил из пистолета, а вздумавшему махать своей дубиной второму, без затей отсек руку, и пока тот катался по полу, крича от боли, схватился с главарем. Некоторое время они дрались почти на равных, обмениваясь яростными ударами, но скоро выяснилось, что у разбойника под крестьянским армяком надета кольчуга, помогавшая своему хозяину защищаться от порезов, а вот Дмитрию в одной рубашке пришлось тяжко. Сабля противника уже несколько раз чиркнула по сильному телу Щербатова, всякий раз оставляя кровавые следы. Чувствуя что теряет силы, он бросился в отчаянную атаку и почти было достал своего врага, но тот в последний момент выхватил из-за пояса пистолет и разрядил его в Дмитрия. Тяжелая свинцовая пуля разворотила князю грудь и отбросила на середину горницы, ставшей ареной схватки не на жизнь, а на смерть. Увидев, что его соперник умирает, Грицко стащил со своего лица маску и злобно прошипел, наклонившись к князю: